Остров Разочарования (Рисунки И. Малюкова) - Лазарь Лагин

Так спутники мистера Фламмери узнали, что у него хранилась в заднем кармане брюк объемистая плоская фляжка коньяку и что он, утаив ее от своих товарищей по несчастью, вылакал до дна, не оставив им ни капли.

Освободившись от поглощенного спиртного, мистер Фламмери снова плюхнулся в углубление между сиденьями и моментально заснул.

Вскоре ночь почти без промежуточных этапов сменилась пасмурным днем. Небо по-прежнему было покрыто низкими тучами. Стало еще труднее держать плот против волны. У Мообса вышибло весло из рук, и оно мгновенно исчезло в неразберихе воды и пены. Пришлось выдать ему запасное. Можно было бы, конечно, изготовить из трех весел водяной якорь, который при менее бурной погоде прекрасно держал бы плот против волны. Но Егорычев не решился рисковать. Водяной якорь почти наверное оторвало бы, и тогда они остались бы без весел.

Пока Цератод и Фламмери еще не были в состояния заменить гребущих, Егорычев решил обходиться без рулевого. Он предложил Смиту отдохнуть.

Ни Смит, ни Мообс не усмотрели ничего удивительного в том, что Егорычев отдает распоряжения. Как-то само собою получилось, что уже ночью все признали авторитет Егорычева, как единственного среди них знакомого с искусством кораблевождения, и вручили свою судьбу в его руки.

Есть никому не хотелось, но жажда людей, вдоволь наглотавшихся солено-горькой воды, с каждым часом становилась все нестерпимей.

Смит поднял храпевшего мистера Фламмери с его мокрого ложа, прислонил к осунувшемуся и пожелтевшему Цератоду, снял со своей ноги ботинок, который ему там, на транспорте, так и не удалось расшнуровать, вычерпал им воду, закрывавшую доступ к неприкосновенному запасу, распахнул заветную дверцу и извлек из каморы анкерок с пресной водой и несколько пакетов с сухим молоком и пеммиканом. Воды в бочонке было литров тридцать. Таким образом запас на каждого составлял шесть литров. Егорычев предложил пока выдавать по пол-литра в день на человека.

— Пока? — спросил, поморщившись, Мообс. — А после этого «пока», дорогой Егорычев?

— Если через трое суток нас никто не подберет, придется уменьшить рацион.

— Вы напрасно огорчаетесь, сэр, — попытался кочегар утешить Мообса: — пол-литра — это больше двух стаканов. Не всякое кораблекрушение обеспечивает такую норму воды.

— А представьте себе, Мообс, — добавил Егорычев, — что нас спаслось бы не пятеро, а десять — пятнадцать человек… Итак, эти пол-литра мы будем получать по два раза в день, утром и вечером равными порциями.

Не так-то легко было убедить измученных жаждой людей, чтобы они раньше поели пеммикана. Пить до пеммикана было бессмысленной тратой драгоценной влаги. После полубанки этого сытного, но приторно сладкого месива из протертых орехов пить захотелось бы еще больше. Через силу поев пеммикана и проглотив по нескольку таблеток сухого молока, каждый насладился своей порцией воды. Разбудили Фламмери, но тот, промычав что-то нечленораздельное, тут же снова захрапел. Его окатили забортной водой и, когда он кое-как очухался, заставили проглотить его порцию пеммикана и влили в него стакан питьевой воды. От воды он окончательно при- шел в себя и сообщил, что ему хочется еще пить. Узнав, что вторая порция будет выдана только вечером, он собрался было снова спать, но Смит, по приказанию Егорычева, не без некоторого трепета, но с истинным удовольствием растормошил мистера Фламмери: нужно было на первое время сменить у весел хотя бы Мообса.

Фламмери обиженно заявил, что он чувствует себя усталым, укоризненно взглянул на смутившегося Мообса, и тот вдруг сообщил, что с удовольствием погребет за больного мистера Фламмери.

— Можете, Джонни, считать, что пятьсот долларов уже у вас в кармане, — благосклонно кивнул ему мистер Фламмери, улегся на прежнем месте и тут же уснул.

Мообс бросил быстрый взгляд на Егорычева и испытал живейшую потребность оправдаться перед ним.

— Вы понимаете, Егорычев, — сказал он, — этому человеку раз плюнуть обеспечить мне в Штатах головокружительную карьеру…

Егорычев промолчал.

Что же касается Цератода, то он, состроив язвительную улыбочку, протянул:

— Трогательно видеть такую самоотверженную помощь почти незнакомому человеку!

Цератод знал, что за него никто не сядет за весла. Поэтому он был искренне раздражен.

— Но-но, сэр! — сердито огрызнулся Мообс. — Я свободный американский гражданин: хочу — помогаю мистеру Фламмери, не хочу — не помогаю… Это мое частное дело… Человек не совсем здоров, и мой долг христианина…

— За головокружительную карьеру? — очень обидно осклабился Цератод. — За пятьсот долларов и головокружительную карьеру? Почему бы вам не погрести за Смита? Бедняга все время за веслом.

Мообс в сердцах плюнул.

— Спасибо вам, мистер Цератод, — растроганно промолвил Смит. — Я еще не так устал! Вы настоящий парень, мистер Цератод…

— Отдыхайте! — сказал ему Егорычев. — Я погребу за вас.

— Я еще не так устал! — повторил Смит.

— Ладно, ладно! Отдавайте весло — и спать!

— Раз вам приказывают спать, дружище Смит, — начал Цератод с благодушной строгостью, — надо подчиняться. Дисциплина в данных условиях…

Но что представляет собой дисциплина в данных условиях, наш кочегар уже не слышал. Отдав весло Егорычеву, он растянулся рядом с Фламмери и тотчас же уснул. Его густые черные усы каждый раз, когда на его широкое лицо падали брызги, подергивались, точно его кусали мухи…

Вечером Мообс захотел поделиться с мистером Фламмери своей порцией воды, но тут Егорычев вмешался самым решительным образом.

— Ваше запрещение обойдется мне ровно в тысячу долларов, — пробурчал Мообс. — Учтите, Егорычев, я совсем не миллионер. И я еще пока очень слабенький, начинающий журналист, без имени и покровителей…

— Мне кажется, Мообс, что вы выбрали самое неудачное место для торговли водой, — спокойно возразил ему Егорычев. — Вода, которую мне доверили распределять, в продажу ни в коем случае не поступает. И потом, — добавил он вполголоса, сделав небольшую паузу, — напрасно вы, дружок, так уверены, что вам обязательно придется получать деньги с мистера Фламмери… И вообще с кого бы то ни было…

— Вы думаете?.. — начал упавшим голосом Мообс.

— Я еще пока не имею оснований делать окончательные выводы. Эта проклятая сплошная облачность, черт бы ее побрал!..

— Значит, вы полагаете…

— Я пытаюсь вспомнить карту Атлантики, и мне почему-то кажется, что мы сейчас где-то посередине между Африкой и Южной Америкой, далеко в стороне от торговых путей…