Девушки, согласные на все - Маша Царева

– Да уж, – усмехнулся Филипп, – такой классный, что мурашки по коже…

Ее глаза опасно сузились.

– Не говори того, о чем не знаешь наверняка. Он супер. Личность. Этот шрам… Он подрался из-за меня. Я была такой дурой. – Она задумчиво уставилась в окно и надолго замолчала, а когда Филипп хотел уже деликатно напомнить о своем присутствии, вдруг заговорила опять: – Я сама его спровоцировала. Я хотела проверить, любит ли он меня настолько, чтобы драться. Это было на вечеринке. Я уселась на колени к его приятелю, я целовала его в губы. Барон закипел, оттолкнул меня и разбил ему лицо. А тот достал нож и… – она вздохнула. – А ты когда-нибудь дрался за женщину? Кстати, как тебя зовут?

Он проигнорировал ее вопрос.

– Подожди, я чего-то не понял… А я-то тут при чем? Зачем твоему ненормальному Барону понадобился я?

Она возвела глаза к грязноватому потолку и раздраженно вздохнула:

– Нет, ты невыносим! Ну какая, спрашивается, тебе разница. Остался жив, не искалечен, и слава богу.

– Нет, я все-таки…

– Ну ладно! – перебила она. – Ты меня достал. Слушай. Я любила Барона. Правда. Но он меня подавлял, понимаешь? Ему нужна другая женщина. Та, что полюбит его настолько, что откажется от себя. То есть только такая смогла бы быть рядом с ним счастливой. А ему нравятся сильные бабы. Как я. – Она расправила плечи. – Но в один прекрасный момент я поняла, что мне не сделать карьеру, пока он рядом. Знаешь, я творческая личность. Пою. У меня красивые песни, правда – скоро сам убедишься…

«Мне наплевать на твои песни», – хотел сказать Филипп, но благоразумно промолчал.

– И вот я сказала ему, что ухожу… Сегодня. Он усмехнулся и ответил, мол, да кому ты, кроме меня, нужна? А я не люблю, когда со мной так говорят. Я сказала Барону, что могу получить любого мужчину, какого только захочу. А он говорит: вперед.

– А ты? – спросил Филипп, заранее зная ответ.

– Ну, не сердись. Да, я подошла к тебе. Я огляделась по сторонам, и ты мне больше всех понравился. Ты стоял и так задумчиво пялился вверх. Барон даже рассмеялся и сказал, что ты молишься.

– Я фотографировал крышу, – буркнул Филипп. – Прикидывал, с какой стороны она будет красивее смотреться.

– Я же не знала, – девушка хрипло рассмеялась. – Я сказала ему, что выбираю тебя. Подошла. А дальше ты и сам все знаешь.

Волна черной злобы захлестнула Филиппа с головой. Эта тощая девка в грязной куртке, эта уродина, эта стерва подставила его! Она ведь ему даже не понравилась, он сфотографировал ее только для того, чтобы эта ненормальная побыстрее от него отвязалась! А она натравила на него своего монстрообразного приятеля со шрамом! Кто знает, как мог закончиться этот день для Филиппа Меднова, если бы ему не удалось убежать? Может быть, он лежал бы сейчас в Склифе, обмотанный бинтами, словно мумия?

Видимо, все эти чувства были написаны на его лице, потому что девушка испуганно отшатнулась и захлопала длинными ресницами.

– Ну что ты разозлился? Ничего же не случилось. Все обошлось.

– Ага, обошлось! Из-за тебя меня едва не прикончили!

– Скажешь тоже, – примирительно улыбнулась она, – не стал бы он тебя убивать. В конце концов, ты не виноват.

– Конечно, не виноват! Ты мне даже не нравишься!

– Да ну? – ухмыльнулась она. – Ты мне, кстати, тоже. У тебя ресницы белесые, как у лабораторного кролика.

– С меня хватит! – Филипп вскочил и решительно направился к входной двери. Рванул с вешалки куртку, небрежно обмотал вокруг шеи клетчатый шарф, едва при этом не придушив самого себя. Она спокойно подождала, пока он оденется. А потом, лениво зевнув, объявила:

– Не советую тебе это делать. Барон у подъезда. С ним еще трое. Тебя ждут.

Он замер на пороге.

– Раздевайся, будем пить чай. Не сердись. Я пошутила, ты на самом деле очень симпатичный, просто не в моем вкусе. Не волнуйся, сюда он не поднимется. Ну что же ты, давай. Я нашла в холодильнике варенье…

А через несколько минут они уже пили безвкусный жидкий чай с коньяком, болтая, словно старые друзья. У нее был удивительный талант мгновенно «разрядить» обстановку. Еще пару минут назад Филипп был готов уйти от этой хамки не оглядываясь. Но ее взгляд, ее улыбка сделали так, что он уже сам сетовал на свою обидчивость.

Они познакомились. Она назвала свое имя – Азия, и он снова ей не поверил.

Он рассказал ей, что учится во ВГИКе. Она индифферентно пожала плечами, но он-то видел, что эта информация произвела на нее должное впечатление. Позже она призналась, что три раза проваливалась во ВГИК. Хотела стать актрисой, но ей сказали, что на пленке она «теряется». Это было правдой – потом Филипп имел возможность в этом убедиться. В итоге Азия так никуда и не поступила. «А зачем время тратить? Такой уж я человек – или все, или ничего!»

– Хочешь, покажу тебе свои фотографии? – предложила она и, не дожидаясь его ответа, приволокла из комнаты распухшую коробку из-под обуви, полную разнокалиберных снимков.

– Много у тебя фотографий.

– Обожаю свое лицо, – задумчиво призналась она. – Иногда я часами смотрю на себя в зеркало. Мои глаза, мои губы, мои волосы на висках. Все это кажется мне совершенным. Я обожаю себя всю – от пальцев на ногах до мочек ушей. Наверное, тебе смешно это слышать?

– Почему же, – соврал он, хотя ему действительно стало смешно. – Все девушки обожают вертеться перед зеркалом.

– По-моему, на фотографиях я феноменальна. Я могла бы стать первоклассной фотомоделью.

Это было одно из ее заблуждений насчет собственной персоны (еще Азии казалось, что она гениальная певица и талантливая актриса). Филипп понял это уже потом, когда они вместе рассматривали готовые снимки. Азия хлопала в ладоши и восхищалась собственным замершим лицом, Филипп с ней не спорил, но про себя думал, что на фотографиях она выглядит заморышем. Пленка не передавала и сотой доли ее сексапильности, на снимках она смотрелась страшненьким подростком.

Неожиданно ему стало ее жалко. Они сидели на полу, вокруг были разбросаны ее фотографии. Азия улыбается, Азия серьезная, Азия в дурацкой белой панаме на морском берегу… Она сидела совсем близко, обняв грязными ручонками тощие коленки, она была такой некрасивой и так самой себе нравилась.

– У тебя… красивая шея, – выпалил вдруг Филипп, желая сделать ей приятное.

Она изумленно на него уставилась.

– Шея? Такого мне не говорили никогда. Говорили, что руки музыкальные. Говорили, что пронизывающий взгляд. Что красивая грудь…

Он постарался скрыть усмешку. Ему казалось, что у Азии вообще не было груди.

– Хочешь посмотреть? – Она взглянула на него с такой будничной улыбкой, словно предлагала ему еще одну чашечку чаю.

– На что? – оторопел он.

– Как на что? На мою грудь, конечно.

Вообще-то, он не хотел. Она была не в его вкусе. Он сомневался, что созерцание ее отсутствующей груди и то, что, по логике, должно за этим созерцанием последовать, доставит ему хоть какое-нибудь удовольствие. Но… У нее в квартире было зябко, а под окнами ждал чрезмерно ревнивый Барон, с которым встречаться Филиппу отчего-то не хотелось. От теплого чая клонило в сон, от коньяка приятно кружилась голова. И потом – делать-то все равно было нечего. И девчонка, похоже, крепко на него запала. Во всяком случае, так ему подумалось в тот момент. Поэтому Филипп украсил лицо самодовольной улыбкой соблазнителя – именно так улыбался он хорошеньким вгиковским блондиночкам – и, слегка понизив голос, произнес:

– Ты еще сомневаешься? Конечно хочу.

– Ладно, – она спокойно улыбнулась и совершенно беззастенчиво стянула через голову свитерок. Потом посмотрела на него и улыбнулась, причем в улыбке этой не было ни смущения, ни кокетства. Просто улыбнулась – и все. Словно она была профессиональной стриптизеркой и каждый день оголялась перед незнакомыми мужчинами. – Ну как?

Грудь у нее была, как у инопланетянки из комикса, – Филипп никогда такого не видел. Собственно, самой груди, как ему и показалось изначально, не было. Не было приятных округлостей, такому бюсту был бы великоват даже бюстгальтер нулевого размера. Зато соски ее выглядели так, словно она успела вскормить тройню. Они были огромными, круглыми и сильно выдающимися вперед – словно спелые темные вишни. Эти вишни казались приклеенными к ее плоскому, как у десятилетнего пацана, торсу.

Уродство, как и красота, притягивает взгляд. Филипп смотрел на эту грудь как завороженный – и не мог понять, нравятся ему приклеенные вишенки или кажутся возмутительно неэстетичными. Азия же самодовольно расправила плечи. Ей явно было прекрасно известно, какое впечатление производит ее «инопланетянская» грудь на мужчин.

– Я знаю, что это выглядит… хм, нестандартно.

Ему показалось, что она немного смутилась. Но впечатление это было обманчивым. Потом он неоднократно убедится в том, что Азия просто не умеет краснеть и чувство неловкости ей не знакомо.