Фронт до самого неба (Записки морского летчика) - Василий Минаков

Утром на построении командир эскадрильи сообщил то, что уже всем было известно:

— Вчера с боевого задания не вернулся экипаж в составе командира звена лейтенанта Черемисова, штурмана старшего лейтенанта Туляшина, воздушного стрелка младшего сержанта Таранова и стрелка-радиста старшего краснофлотца Амельчакова. Поклянемся отомстить фашистским гадам за наших друзей!

…В ночь на 1 июля экипаж Осипова и мой подняли по тревоге. В штабе нас ждал командир полка. Он был [44] чем-то удручен, между бровей пролегла глубокая складка. С минуту помолчав, дрогнувшим голосом сказал:

— Ставка Верховного Главнокомандования отдала приказ об эвакуации войск из Севастополя…

Стало не по себе, сердце сжала тревога.

— Командующий военно-воздушными силами Черноморского флота, — продолжал между тем Ефремов, — поставил перед нами задачу: прикрыть от воздушных атак противника четыре тральщика, уходящих сегодня из порта. Поручаю это вам. На кораблях — дети, женщины, раненые. От вас зависит их спасение.

Начальник штаба полка Григорий Степанович Пересада ввел нас в обстановку в районе Севастополя и по курсу движения кораблей, указал их последнее местонахождение.

Выйдя из штаба, мы едва нашли в кромешной тьме нашу полуторку, на которой приехали сюда с аэродрома. Ошеломленные вестью о сдаче Севастополя, лишь по дороге задумались над вопросом, который должен был бы прийти на ум в штабе.

— Степан Михайлович, я не понимаю, как можно бомбардировщиками прикрыть корабли?

— Огнем из пулеметов… — нерешительно предположил Осипов. — А то и самим самолетом…

— Но мы же не истребители. Какая у нас маневренность, скорость?

— Не от хорошей же жизни нас посылают. Значит, другого выхода нет.

Помолчали.

— Вот что, Василий. Ходи на средних высотах и жди противника со стороны берега. Если первый увидишь, я приду на помощь. Меня прижмет — ты поможешь. Пусть радист постоянно работает на прием. Договорились?

На стоянке Варварычев едва не шепотом доложил о готовности самолета.

— Ты что, Иван?

— Ночь уж больно темнющая…

Да, ночка… Первый боевой вылет и в такой обстановке! Приходилось думать не о задании, а как взлететь. Примеры потери ориентиров в ночных условиях в полку уже были. Даже раньше, когда взлетная полоса освещалась…[45]

Никитин и Панов попросили разрешения опробовать пулеметы.

— Вы что? Грохот такой устроите, что и мертвых поднимете!

— Командир, иначе нельзя. Летим на прикрытие.

Никитин был прав. Снопы пулеметных трасс прорезали чернильную темноту, грохот потряс все вокруг. Спустя минуту из станицы донеслось пение всполошенных петухов.

Я прошел по рулежной полосе, присматриваясь к препятствиям, запоминая каждую ямку, выбоинку. Заняли места в кабинах, запустили моторы, вырулили на старт. Перед глазами огоньки приборной доски, главное внимание на них. Форсирую моторы, беру направление на едва заметный сигнальный огонек на железнодорожной насыпи. Пошли, оторвались от земли. И то слава богу! Набираю высоту, ложусь на заданный курс.

В машине все молчат, нервы напряжены. Строгим голосом передаю по переговорному устройству:

— Только не спать! Не на посту находимся.

Рассмеялись. Слишком громко, правда. Шутка явно того не стоила. В районе Варениковской повернули к морю, над Анапой пересекли береговую черту.

Голос Панова:

— С земли нам уточняют координаты кораблей. Сейчас расшифрую.

Через минуту доложил координаты, курс, скорость.

— Димыч, — так в эскадрилье именовали Диму Никитина, — ну-ка прикинь, что у нас получается?

— Совпадает точка в точку!

— Молодчина, штурман!

На востоке прорезалась светлая полоска, она быстро расширялась. Вспыхнул первый луч солнца, море заиграло всеми красками радуги. Красота потрясающая! А еще полчаса назад летели, как над черной пропастью.

Вот они, тральщики! Заметили нас, открыли огонь. Покачиваю крыльями, штурман выстреливает ракету: свои! Но снаряды продолжают рваться прямо по курсу, пулеметные трассы окружают машину со всех сторон.

— Что они очумели, что ли?

— Психанули морячки, — поясняет Никитин. — Видно, чаще их сопровождают фашисты…

Решаю снизиться до пятидесяти метров, два раза прохожу вдоль бортов тральщиков, покачиваю крыльями. Наконец-то узнали! Набираю высоту две тысячи и занимаю позицию со стороны солнца.

Удлиненной «восьмеркой» летаю на дистанции трех километров от кораблей.

— Усилить наблюдение за воздухом!

Вскоре Панов доложил: ниже на двести метров курсом на тральщики летит Ю-88. Фашисты нас еще не видят. Разворачиваюсь и, снижаясь, иду наперерез.

— Приготовиться к открытию огня!

"Юнкерс" в перекрестиях прицелов. Секунды, и Никитин с Пановым нажмут на гашетки. Но враг заметил нас, с резким разворотом ушел мористей.

Атака фашиста сорвана, это хорошо. Но он только разведчик. Сейчас сообщит, прилетят другие. Правда, есть надежда, что он не успел распознать, что это за корабли. Тогда попытается повторить заход. Набираю высоту три тысячи, отхожу от кораблей до пяти километров.

Предположение подтвердилось, фашист вернулся. Его обнаружил Панов в пятистах метрах ниже нас. Опять снижаюсь, иду навстречу. Немцы видят нас, поворачивают стволы пулеметов в нашу сторону. Но с курса не сходят. К нашей машине тянутся пунктиры трассирующих очередей. Мы летим чуть ниже «юнкерса».

— Фашист открыл бомболюки! — докладывает Никитин.

Так можно и опоздать!

Первые трассы нашего ШКАСа прошли выше самолета противника. Фашисты продолжали яростно огрызаться. Следующая очередь Никитина чуть не задела «юнкерс». Ага, не выдержали, бомбы вывалились из люка. Увеличив скорость, враг отвернул и ушел в сторону берега.

Пронесло. Но надолго ли?

Через несколько минут стрелок-радист доложил:

— Командир, на востоке две точки!

— Внимательно наблюдать!

Ну вот. Не заставили себя ждать. Ничего не поделаешь, разворачиваемся им навстречу.

— Приготовиться к ведению огня!

— Командир, наши!

Бывают же в жизни такие минуты. Это ДБ-3ф 5-го гвардейского авиаполка пришли нам на смену. Взглянул на бензомер — горючего только до аэродрома. Тут лишь [47] и почувствовал, как одеревенело все тело. Во рту пересохло, давит в висках. Пять часов напряженного полета…

Передаем патрульную службу гвардейцам и поворачиваем домой.

Вот и берег. Из ослепительной голубизны моря и неба окунаемся в мрак низкой облачности. В открытые форточки кабины пахнуло сыростью, брызнуло мелким дождем. Но это не испортило настроения. Сколько раз потом приходилось возвращаться с самых ответственных заданий, но никогда эти желанные часы и минуты не были такими волнующими и радостными.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});