Джун и Мервин. Поэма о детях Южных морей - Олесь Бенюх

— Но ведь у Джун редчайшая группа крови! — в страхе воскликнул Седрик.

Мервин обеими руками вцепился в рукав его пиджака.

— Не такая уж редкая… У меня оказалась та же группа, — мадемуазель Дюраль улыбнулась. — Худшее позади, Седрик!..

Она устало закрыла глаза, а когда снова открыла, увидела Седрика, склонившегося над ней.

«Она спасла жизнь Джун, — думал Седрик. — Теперь в жилах моей дочери течет ее кровь».

Мервин тихо плакал, отвернувшись к стене…

6

Над Веллингтоном промчался свирепый «южак». Легкий вздох Антарктиды прокатился волной холодного воздуха от Блафа до мыса Реинга. Температура упала до плюс семи градусов Цельсия. Это было необычно даже для самого разгара зимы. Горожане кутались в пальто и плащи, недобрым словом поминали шестой континент. Старики интересовались: не придрейфовали ли к берегам островов бродячие айсберги? Ведь раньше бывало и такое. Всякое бывало. Не бывало лишь одного — чтобы муниципальные власти столицы на многие часы лишали добросовестных налогоплательщиков тепла и света. Холодели электрокамины и утюги, немели радиоприемники, гасли экраны телевизоров. Чем убедительнее вещали о мировом энергетическом кризисе министры, тем ворчливее и злее становились обыватели. По счастью, на этот раз холода держались всего лишь три дня. Потом отпустило. Установилась умеренно теплая солнечная погода.

Джун полулежала в постели. В окно ей была видна главная аллея сада, и она часами наблюдала за игрой света и тени в кронах могучих каури. Дремотно раскачивались пальмы-папоротники. Интересно, сколько тысяч поколений этих деревьев покоится в земле, под их сегодняшними живыми собратьями? И сколько надо времени, чтобы дерево превратилось в камень, в уголь? И сколько его там, под нами, этого каменного угля?

Джун задремала. Ей снилось, что она — за штурвалом маленького самолета, уютного, красивого. За окном кабины едва слышно свистит ветер. Рвутся вниз, к земле, редкие облака. И сама земля, и все на ней становится меньше, меньше… Навстречу стремительно плывет огромный, косматый, оранжевый шар. И Джун совсем не страшно — ей делается тепло и радостно и дышится так легко. Словно она не в самолете вовсе, а парит сама в воздухе, широко раскинув руки-крылья…

Джун открыла глаза, улыбнулась, поудобнее устроилась на подушках. Сквозь широко распахнутое окно потянул ветерок. Она почувствовала вдруг, как ее всю захлестнул невидимый поток свежести и бодрости — впервые после болезни. И Джун тихонько засмеялась.

К самому окну подлетела неутомимая щебетунья рирориро. Секунду-другую маленькая зеленовато-коричневая птичка словно висела в воздухе. Джун казалось — протяни она руку, и крылатая гостья усядется на ее ладонь. Откуда-то из листвы кустов за окном послышалась призывная мелодичная трель. Проникновенная песня, в которой причудливо чередовались высокие и низкие тона, подействовала на птичку как магнит. Какое-то время Джун наблюдала за тем, как две пичужки перелетали с ветки на ветку. Ни секунды покоя! Вот они закружились над лужайкой. И почти сразу же высоко в небе появился ястреб каху. То ли он был сыт, то ли счел ниже своего достоинства охотиться за этой мелюзгой, но только он лениво сделал круг над садом и так же внезапно растаял в синеве, как и появился. Однако одного вида хищника было достаточно, чтобы осторожные рирориро надолго исчезли.

Джун вздохнула, взяла со стула книжку, наугад раскрыла. И хотя это был ее любимый «Овод» и попался ей эпизод, в котором говорилось о последней встрече Артура с кардиналом Монтанелли, читать ей не захотелось. Она уронила книгу на одеяло, снова посмотрела в окно и стала искать глазами Ширин. Собаки нигде не было видно. Джун тихо свистнула — ей не хотелось привлекать внимания мадемуазель Дюраль, которая сердилась, когда Ширин проникала в комнату больной. На призыв Джун никто не откликнулся. Тогда она свистнула громче, и где-то в глубине аллеи послышался радостный лай, повизгивание. На лужайке перед домом появился Мервин, а рядом с ним — Ширин и Гюйс.

Мервин издалека приветствовал Джун взмахом руки, а подойдя ближе к окну, вполголоса спросил:

— К тебе можно?

Джун кивнула, поднеся указательный палец к губам. Жестом показала: через задний ход. Похоже, и собаки поняли — надо прошмыгнуть незаметно. И вот Мервин уже сидел на краешке постели Джун. Гюйс устроился в кресле, а Ширин, подойдя к кровати, положила свою длинную морду на колени хозяйки.

— Как ты… себя чувствуешь? — робко спросил Мервин, с тревогой всматриваясь в осунувшееся, побледневшее лицо Джун.

— Думаю, что я совсем здорова, — ответила девочка. — Температура уже который день нормальная, И пульс ровный. Вот посмотри. — Она взяла руку Мервина, приложила его ладонь к левой груди. Он тотчас отдернул руку. — Ты что? — удивилась Джун. И, не дожидаясь ответа Мервина, доверительно продолжала: — Знаешь, я вот тут лежала и все думала: что, если у меня теперь изменится характер? И вкусы и привычки?

— Почему?

— Как же ты не понимаешь? — Джун придвинулась к нему вплотную, зашептала: — Во мне же теперь кровь мадемуазель Дюраль! А раз так, то даже образ мыслей «может формулироваться по одному и тому же модулю». Я сама слышала, как врач сказал так папе.

— Ну да? — недоверчиво спросил Мервин, хотя ни на секунду не сомневался в том, что предположение Джун весьма вероятно. Просто оно было таким неожиданным! — Могу представить, — воскликнул он, — что происходит с человеком, которому делают пересадку сердца. Сегодня он — неуч и скряга, а завтра доктор философии и добряк!

— Ты, пожалуй, имеешь в виду скорее пересадку не сердца, а мозга… Ты хотел бы быть хирургом, который делает такие операции? Я — очень!

— А я — нет! — отвечал Мервин. — Моя мечта стать путешественником. Представляешь, как невероятно интересно отправиться на штурм Эвереста? Или на верблюдах пересечь Сахару? Или в лодке одному проплыть от Веллингтона до Ливерпуля? Увидеть разные народы, узнать их обычаи — вот судьба достойная и завидная!

— О, я тоже хотела бы путешествовать вместе с тобой!

— Так бот как вы, мисс, выполняете советы и рекомендации врачей! — Эти слова были произнесены спокойным, тихим голосом и, очевидно, именно поэтому так сильно подействовали на всех присутствовавших в комнате. Джун закрыла глаза, откинулась на подушки. Мервин вскочил на ноги. Возле него, прижавшись друг к другу, стояли Гюйс и Ширин.

— Я вижу, вам нечего мне ответить! — Мадемуазель Дюраль подошла к

Мервину. Она рассматривала мальчика спокойно, сосредоточенно, словно никогда раньше не видела его. Вот что-то в лице француженки дрогнуло. Оно стало мягче, а потом на нем появилась улыбка, которая разогнала морщинки у губ, согрела глаза. Мадемуазель Дюраль поправила на постели одеяло. Когда, взбивая подушки, она наклонилась к Джун, та порывисто обняла ее за шею, поцеловала в щеку.