Князь мертвецов (СИ) - Кирилл Кащеев

было — как на дворовом кобеле блох.

Митя только моргнул — сорочек у него, конечно, было много, он на них половину своего содержания тратил. Но сравнивать сорочки от лучших столичных портных — с блохами?

— Спас я три, и пусть мне хоть сам императорский портной харкнет в очи, если думает, шо справился бы лучше! — и старик принялся выкладывать на столе три и впрямь целые сорочки — одну за другой. И застыл рядом, как в почетном карауле.

Митя шагнул ближе — сердце его гулко билось. Протянул руку — ему потребовалась вся сила воли, чтобы пальцы не дрожали! — и вывернул воротник сорочки, вглядываясь в шов. Посмотрел… не поверил глазам. Принялся лихорадочно перебирать ткань, разглядывая боковые швы, ухватился за манжеты… И поднял на старика полные ужаса глаза.

— Вы что? — умирающим голосом спросил он. — На сорочку от «Калина» поставили ворот и манжеты сорочки от «Генри»?

— Тю! И шо? — удивился старик.

— Но… Это же «Калин»! — Митя потряс полой сорочки. — А это — «Генри»! — он схватился за манжет.

— Теперича это старый Яшка Альшванг! А калины-малины или генри-шменри — то Яшке без разницы! Хотите — берите, шо получилось, не хотите — валите, откуда пришли! — он швырнул сорочку на кучу вещей, сунул руки в карманы и принялся покачиваться с носка на пятку, всем своим видом изображая безразличие.

— Берем, Исакыч, берем… По-моему, очень даже недурно выглядит. Ну что вы, право-слово, Митенька! Будто никогда башку от одного кадавра3 к другому не приставляли!

— Никогда не делал кадавров. — с достоинством объявил тот. Действительно, не делал, только наблюдал как кузены-Моранычи их из разрозненных кусков тел собирали. — И сорочки — не кадавры!

Хотя эти, наверное, все-таки немножко кадавры. Митя уныло оглядел все три.

— Уж не знаю, жилетки показывать, или не надо? Вдруг ясному панычу они тоже не зандравятся?

— Исакыч, не набивай цену — показывай!

— Ну глядите — может, вам нитки не такие или пуговицы не те, а только сделал, что мог! — Исакыч снова запустил руки в сверток. — Вот шо надо было делать с жилеткой, а? Целая же, как есть целая, а вид такой, будто вы, паныч, в ней в Днепре тонули! — он просунул пальцы сквозь проймы и распялил на вытянутых руках последний бабушкин подарок — жилет с вышивкой.

— Не тонул.

— Так только, поныряли немножко! — саркастически прищурился Исакыч.

«Знал бы старик, как прав! И хорошо, что не знает»

— Eжeли думаете, что легко было его отчистить…

— Вы отлично справились! — облегченно выдохнул Митя.

Жилет снова поражал сдержанной красотой строгих линий в сочетании с неброской шелковистостью ниток вышивки. Митя почувствовал, как на губах его появляется улыбка. И даже то, что на втором жилете спинка была явно от одного, перед — от другого, а хлястик, при внимательном рассмотрении, скроен из двух, Митю не слишком огорчило. То ли, потому что привык, то ли сидел жилет и впрямь недурно.

— О, тут, вижу, угодил старый Исакыч модному панычу! — портной оскалил крупные желтые зубы, изображая улыбку. — А вот с сюртуком и впрямь сомнение имеется. Сюртуки-то пуще всего порубали — прям в лапшу. Шо за злыдня такое сделал? Кромсать-то зачем, продал бы мне — я б их фартовым толкнул по червонцу, — бормотал он, копаясь в тюке.

— Там каждый сюртук стоил от пятидесяти рублей. — глухим от ярости голосом выдал Митя.

— Кучеряво питерские портные живут. И шьют разнообразно — как я ни старался рукава от одного к другому приладить, не садятся, хоть ты наперстком убейся! Да и рукавов, чтоб совсем целых, не осталось, говорю ж, постарался, злыдня. Один сюртук я наладил, но тут такое дело… — старик поскреб висок желтым прокуренным ногтем. — Был бы паныч приказчиком каким, сказал бы: носи и не морочь старому портному голову! А паныч — большого человека сын. Сыскарёныш…

Митя твердо решил его убить. Хладнокровно и взвешенно, без всякой болезненной потребности, исключительно по собственному осознанному желанию. Сейчас посмотрит, что там с сюртуками, расплатится за сорочки и жилеты — чтоб не подумали, будто он убил из экономии — и прибьет. Может быть, даже наперстком. Если протолкнуть наперсток достаточно глубоко этой старой наглой твари в глотку…

— Митя! — задушенным шепотом выдохнул Урусов. — Исакыч, ты вовсе ума лишился?

— Молчу-молчу! Шо вы хотите со старого дурнуватого еврея, я ж не мой младший братик, политесам не обученный, на губернаторов не шью, — старик вдруг засуетился, опасливо косясь на Митю, будто и впрямь понял, что перегнул палку, а в глазах его проблескивало спокойное, расчетливое любопытство. Так что медленно поднимающаяся из глубины души черная ярость Митю отпустила.

«Это ты меня специально, что ли, дразнишь? А зачем?» — он склонил голову к плечу, внимательно изучая старого портного. Тот поймал Митин взгляд и юноше показалось, что на миг старик и впрямь занервничал. Круто повернулся спиной и полез в шкаф, вытаскивая оттуда… сюртук! Митин лучший, любимейший сюртук от Ладваль! С хриплым криком Митя метнулся к нему — как к потерянному и вновь обретенному другу! Схватил, прижал к себе…

Что-то было не так! С сюртуком определенно что-то было не так! Митя медленно поднял его на вытянутых руках, и с недоумением уставился на два аккуратных вставных клина под грудью! Кожаных клина!

— Ну дык прямо же поперек полоснули! — развел руками портной, неожиданно демонстрируя смущение. — Знаю, что так не делается, но я уж по-всякому вертел…

«Мокошь знает, что такое!» — возмущенно подумал Митя, натянул сюртук и мрачно уставился на свое отражение в ростовом зеркале.

— А вы знаете, вам идет! — с явным удивлением протянул Урусов. — Есть в этом что-то… эдакое, — он повертел пальцами. — Вы у нас спортсмэн, автоматонщик…

Митя скривился — где тот автоматон! Но Урусов был прав — на автоматоне в таком сюртуке было бы непривычно, но… стильно, да, стильно!

— Мне кажется, я даже что-то такое в Берлине видел, — Митя оглядел себя со спины.

Убивать старика он не будет. Пока. Мало ли что еще понадобится, при Митином неспокойном образе жизни. Но за наглость вредный дед поплатится прямо сейчас.

— Оказывается, столь превозносимые губернскими дамами таланты вашего племянника у него вовсе не от альвийской родни.

Старик помрачнел — будто его родичу не комплимент сделали, а обругали. Причем матерно.

— Ежели годится, так я вам еще один сюртучок-то справить постараюсь, — стараясь не встречаться с Митей глазами, старик принялся торопливо складывать спасенные жилеты и сорочки.

— Но вы же понимаете, любезный Яков Исакович, что ни двумя сюртуками, ни парой жилетов я не обойдусь? Отшивать новый