Гунны. Грозные воины степей - Эдвард Томпсон

Вероятно, эти рабы объявили себя гуннами, поскольку знали, что от одного только слова «гунны» начнется страшный переполох. В то время римляне боялись гуннов больше, чем готы, поскольку им было что терять. Но еще более важно, этот случай ясно показывает нам, что приход гуннов, как и многих других варваров, враждебно относившихся к имперскому правительству, с энтузиазмом приветствовался угнетенными классами: их приход ассоциировался с возможностью сбросить оковы рабства. Знаковым является тот факт, что в 408 году важная в стратегическом отношении пограничная крепость была сдана Ульдину, и, если бы наши источники начала V века были более исчерпывающими, то, вне всякого сомнения, история с Кастра-Мартис оказалась бы далеко не единственной.

По мнению римского правительства, армия находилась в бедственном положении. По общему признанию, Вегеций, как мы помним, поставил в заслугу верховному командованию, что в результате исследования оружия готов, аланов и гуннов было существенно улучшено вооружение конницы; римские кавалеристы получили «скифские» мечи. В «Problemata» («Проблемы») Льва VI{45}, который ссылается на Урбиция, а он, в свою очередь, берет за основу накопленный опыт V–VI столетий, мы находим другой пример, имеющий отношение к высшему римскому командованию.

Лев помещает информацию в виде вопросов и ответов.

— Что должен делать военачальник, если вражеская нация будет скифской или гуннской?

— Должен напасть на врага в феврале или марте, когда после зимы вражеские лошади находятся не в лучшей форме.

5

Такой вкратце была материальная цивилизация и военный потенциал гуннов, когда они впервые вошли в соприкосновение с римлянами. Читатель, наверно, отметил, с одной стороны, невероятную бедность и крайнюю примитивность производительных сил гуннов, а с другой стороны, их огромный военный потенциал. Но гунны никогда не могли всерьез угрожать Римской империи в целом в силу их примитивной экономики. Пока гуннские племена и кланы искали воду и пастбища отдельно друг от друга, они могли представлять угрозу только отдельным частям империи. С самого начала эти кочевники, привыкшие с колыбели переносить голод и жажду, стремились взять у империи то, что представлялось им богатством. «В вашей империи, — спустя много лет объяснил гунн Юстиниану, — всего в изобилии, включая, я думаю, даже невозможное». Стремление забрать все, что можно, а если не удается, предложить себя в качестве наемников имперскому правительству или даже отдельным министрам, явилось основой бесконечных конфликтов. Аммиан, похоже, определил единственную причину контактов гуннов с Римской империей, написав, что гунны «пламенеют дикой страстью к золоту» и их сжигает нечеловеческая страсть отнять чужую собственность.

Пришло время обратить внимание читателя, что еще до опубликования сочинения Аммиана события, описываемые им, закончились. В рассказе гетского историка Иордана о гуннах, покоривших остготов, мы находим короля по имени Баламбер, предводителя гуннов в годы, предшествующие битве при Адрианополе. Можно с уверенностью сказать, что Баламбер никогда не существовал; готы придумали его, чтобы объяснить, кто их покорил. Однако в то время гунны добились огромной победы: они покорили, как мы знаем, «большую часть» остготов. Из этого следует, что эти гунны обладали большей силой, чем любое из их племен. Гуннская армия приблизительно в тысячу человек не могла бы победить подряд Эрманариха, Витимира и Видериха. В данном случае мы, похоже, имеем дело с объединением группы племен. Читая Созомена, может показаться, что первые незначительные нападения на остготов совершали силы гуннского племени и, когда это оказалось прибыльным делом, племена объединились, чтобы перейти в генеральное наступление. Но подобный союз мог существовать только недолгое время, поскольку мы ничего не слышали о совершенных им впоследствии подвигах. Кроме того, Аммиан является великолепным источником, и его недвусмысленное заявление, что у гуннов не было королей, не позволяет нам утверждать, что было несколько «Баламберов», или более одного союза.

То, что нам известно о первых в истории королях, чьи имена дошли до нас, проливает немного света на развитие гуннского общества. Мы знаем, что в 400 году Ульдин победил и убил Гайнаса. В 406 году Ульдин в Италии помогал Стилихону победить Радагайса. В 408 году Ульдин ворвался во Фракию. В последнюю кампанию римский командир после переговоров с «вассалами и вождями» Ульдина настроил их против него. Отрывок из сочинения Олимпиодора дает некоторую информацию о командирах гуннской армии. Во время визита к гуннам Олимпиодор был поражен тем, насколько «гуннские короли» владели искусством стрельбы из лука, и познакомился с Харатоном, «первым королем». Мы знаем, что Олимпиодор был крайне осторожен в использовании подобных терминов, и совершенно очевидно, что среди гуннов, которых он посетил, было несколько «королей», но один был «первым королем». Положение «первого короля» занимал Донат, а после его смерти Харатон. Судя по другому отрывку, Олимпиодор провел различие между военачальником союза племен, вождем племени, или первым королем, и военным вождем племени, или королем. Отсюда напрашивается вывод, что в союзе гуннских племен Ульдина вожди каждого племени, несомненно, «главные мужчины» (правители), о которых говорит Аммиан, сохраняли полномочия и ответственность, даже находясь под командованием «вождя племени». Необходимо отметить, что после поражения в 408 году об Ульдине больше никогда не упоминалось. И в этом нет ничего странного. Военачальник сохранял свое положение, только пока выполнял возложенные на него функции, то есть нахождение продовольствия, грабеж, защита людей и стада. Защита стада тоже входила в функции военачальника. Кстати, в одном из наших источников ясно говорится, что эта фукция возлагалась и на Ульдина. Зосим, следом за Евнапием, пишет, что Ульдин напал на Гайнаса в 400 году, потому что «не хотел, чтобы независимая армия варваров бродила к северу от Дуная». Исчезновение Ульдина после поражения в 408 году — еще один признак демократического характера примитивной монархии, на которую так часто не обращают внимания историки. Во время посещения гуннов Олимпиодор отметил, что немедленно после смерти Доната его место занял Харатон.

Что можно сказать о преемственности союзов, возглавляемых Ульдином, Донатом и другими? Следует ли нам представлять гуннскую империю, основанную Ульдином или его предшественником и существовавшую как политический организм до смерти Аттилы? Кислинг, например, говорит о гуннской империи, простиравшейся от Карпат до Дона в семидесятых годах V века, политическое объединение которой укрепил и поддерживал Ульдин, затем Октар, далее Руа и, наконец, Бледа и Аттила. Такое представление кажется маловероятным. Нет никаких оснований считать, что после завоевания готов гунны продолжали сохранять политический союз. Разные племена, похоже, вернулись к привычному для них состоянию независимости, и каждое племя командовало своей частью готов и аланов. В конце IV и начале V века каждое племя самостоятельно совершало набеги без какого-либо центрального руководства. Нет оснований считать, к примеру, что в 395 году набег через Дунай был рассчитан таким образом, чтобы совпасть с наступлением в том же году на Кавказ. Две не связанные между собой группы гуннов просто воспользовались моментом одновременного отсутствия римских армий на Западе. Такие независимые племена время от времени объединялись в союз, вроде тех, о которых мы уже говорили: под руководством Ульдина, Доната, Харатона, Васиха и Курсиха. Но у нас нет никаких доказательств того, что существовал единственный, постоянно крепнущий союз во главе с Ульдином, Донатом и другими последовавшими за ними военачальниками. С другой стороны, есть информация, согласно которой некоторые готы иногда оказывались в ситуации, когда могли действовать независимо от гуннов, до прихода Руа, то есть до 430 года. Примерно в 418 году гот Торисмуд одержал победу над гепидами, и в наших источниках нет даже намека на то, что он действовал по приказу гуннов. Вряд ли такое могло произойти при централизованном управлении империей.

Весьма скудная информация об Ульдине является причиной серьезной неразберихи. Многие ученые считают, что именно он возглавил большое наступление гуннов на Запад в первые годы V века. Алфельди полагает, что Ульдин первым основал «резиденцию» гуннских королей на берегу Дуная напротив Марга, и она оставалась там до сороковых годов V века. Зеек склонен считать, что Руа и Октар были сыновьями и преемниками Ульдина. По словам Бюри, Ульдин был «то ли королем всех гуннов, то ли их части». На самом деле Ульдин был второстепенной фигурой в гуннском обществе; тот простой факт, что он стремился служить в римской армии, доказывает, что он не был правителем большого государства к северу от Дуная. Кроме того, Зосим сообщает, что в 400 году Ульдин с большими трудностями добился победы над Гайнасом; ему пришлось несколько раз вступать в бой, прежде чем он одолел Гайнаса. И это несмотря на то, что у Гайнаса была слабая армия, уже потерпевшая поражение от римлян. Следовательно, мы можем считать Ульдина вождем части, а отнюдь не всех гуннов. То, что семья потерпевшего фиаско вождя должна была сохранять власть над гуннами на протяжении пятидесяти лет, просто невозможно на той стадии развития гуннского общества. Мы можем уверенно заключить, что союз Ульдина, Доната и остальных если и имел, то незначительную взаимосвязь, и только приблизительно в 420 году появился союз под руководством Руа.