Художники смерти - Андрей Кедрин

— Вам кого? — Когда жесткий оскал у девушки успел смениться ласковым выражением, не заметил даже я.

— Ой, а ты какой большой вырос! Мне мама твоя столько рассказывала, а я все никак не собиралась в гости зайти. Она дома, да? Пусти нас. — Мальчик откинул цепочку с двери и распахнул ее. Мы ввалились внутрь. Ольга повернула все возможные ручки замков, и после этого шумно вздохнула. Я посмотрел на ребенка. Он ничего не делал, просто стоял, глядя перед собой. Спутница, видимо, решила внушить ему, что мы — хорошие знакомые его родителей, но перестаралась в степени воздействия, слегка оглушив его. Она сама заметила это, и кивнув в сторону ребенка — присмотри, мол, пробежалась по квартире.

Я осторожно провел ладонью по лбу мальчика, чувствуя, как на смену его ступору приходит покой и расслабление. Ребенок шевельнулся, потом прошлепал в комнату и упал на кровать. Ольга вернулась, посмотрела на него.

— Молодец, хорошо реабилитировал. Теперь он проспит до обеда, а когда проснется, решит, что все это ему привиделось. Больше в квартире никого нет, что не радует. Но, надеюсь, опричники не будут обследовать весь подъезд.

— Может, объяснишь мне, что происходит? — Мы перешли на кухню. Заботливо осмотрев, хорошо ли задернуты шторы, спутница загремела дверцами шкафов. Потом зажгла газ и поставила на огонь кофейник. Я хмуро следил за ней, чувствуя, как мое возмущение передается ей, и это забавляет девушку. Наконец, она решила сжалиться.

— Тебя предупреждали, что врагов станет больше. Вот одни из супротивников. Монахи… — трудно передать презрение, с которым было сказано последнее слово.

— А поподробнее можно? Почему они преследуют нас? — Ольга некоторое время теребила сережку, потом начала неторопливый рассказ.

— Я знаю немного — наставника надо было лучше слушать в свое время. Но если в общем, то могу сказать так: инквизиция существовала давно и в разных формах. Общий смысл этой организации один — все люди должны быть одинаковыми, винтиками в машине. Большинство религий, в первую, очередь, христианство, запрещает самосовершенствование, стремление стать выше окружающих — вспомни, что случилось с лучшим из ангелов по имени Люцифер. Их можно понять, такая идеология полезна для государств, она объединяет людей, ставя общество в подчинение некоей силе, стоящей над ним. Но в то же время подобная религия угнетает личность, которая стремится быть самодостаточной, хочет достигнуть максимума своих возможностей и развиваться, невзирая на взгляды и отношение окружающих. Такая личность — первый враг религии-монополиста, религии подавления. А поэтому с ней борются проверенными методами, настраивая массу против одиночек. Гордость в трактовке проповедников быстро обретает название греха — гордыни, желание познать себя, использовать свои скрытые возможности карается, как тяжкий проступок. Я думаю, что инквизиция возникла, когда «святые отцы» поняли тщетность простых увещеваний, решили, что по доброй воле лишь немногие из людей согласятся отказаться от власти и силы. Тогда тех, кто желал свободы, начали выслеживать, травить и казнить. В ответ они организовали свое общество — как вампиры, например. Со временем им удалось достигнуть некоторых успехов — в первую очередь, благодаря тому, что некоторые правители хотели таких вещей как здоровье или богатство. При дворах таких некоторое время в безопасности жили колдуны и алхимики. Но церковь, как сила, объединяющая толпу, гораздо важнее, и она, в конце концов, одерживала верх, до тех пор, пока не произошло окончательно разделение властей на светскую и духовную, когда не отняли реальную власть у священников.

Но выход нашелся — монашеские ордена, как боевые отряды Церкви, продолжают войну. С ними не удастся договориться, потому что мы для них — нелюди, нечисть, одержимые, слуги Сатаны, кто угодно, но никак не братья. Какую цель они преследуют теперь, воюют ли снами по привычке или надеются вернуть своей церкви былое влияние — неизвестно. Возможно, что и то, и другое одновременно.

— Как они определяют нас? — Я задумался. Если эти люди — своего рода охотники, то они должны обладать кое-какими способностями.

— Никак. Вся система инквизиции издавна построена на системе наушничества, на слежке и пытках. Они знают меня — Ольга грустно улыбнулась — такая вот нехорошая слава. Ты же, как мой спутник, автоматически стал вторым объектом для охоты. Теперь они знают и тебя — думаю, что портреты наши уже в распоряжении всех опричников. С техническим обеспечением у них в последнее время никаких проблем нет.

— Есть идеи, что нам делать дальше? — Кофе на плите забулькал. Ольга достала две чашки, и наполнила их коричневым напитком. По лицу девушки словно промелькнула тень, на мгновение превратив ее в загнанного зверя, как часом раньше, на улице.

— К нам должна придти подмога. Но она либо нарвется на засаду, либо, выведя нас, обретет очень хороший хвост. Скорее всего, произойдет и то, и другое. Мы не бросаем своих, но каждый раз в таких случаях приходится изобретать все новые и новые способы, чтобы уйти незамеченными. Есть, конечно, несколько типовых схем… — В кармане спутницы зазвенел мобильник. Она прижала трубку к уху, долго слушала собеседника, потом кивнула и дала отбой. — Ну вот, ждать осталось недолго. Если опричники увидят, откуда мы вышли, квартиру, скорее всего, сожгут, чтобы уничтожить скверну… — Она презрительно скривилась.

— Мракобесье… — Рассказ об инквизиции и о том, как опричники поступают с подозреваемыми, показался более диким, чем первая беседа о вампирах… И это происходит спустя три столетия после того, как был погашен последний костер, когда расправы с еретиками стали позором для официальной церкви… Внезапный, резкий звук заставил вздрогнуть. На улице взвыли милицейские сирены.

— Ну что, готов к боевому крещению? Помнишь, что надо делать? Вперед! — Дверь распахнулась сразу же после взрыва шумовой гранаты на площадке. Мы выскочили на лестницу, прямо на двоих опричников, зажимающих уши руками. Когда Ольга успела взмахнуть ножом, я не увидел, заметил лишь темно-краные потеки на предплечьях одного из противников. Девушка прижала его к стене, упираясь растопыренной ладонью в лицо, взмахнула еще раз, и теперь уже впилась в шею. Своего противника я столкнул вниз, на руки двух человек в форме вневедомственной охраны. Те быстро скрутили дюжего опричника и поволокли к выходу. Третий «милиционер» забросил на верхнюю площадку пару гранат со слезоточивым газом, махнул мне рукой. Я с трудом оторвал Ольгу от обмякшего опричника, чувствуя, что словно борюсь с гигантской одержимой кошкой. Девушка рвалась вперед, силясь дотянуться до кровоточащей раны, и пришла в себя полностью только в кабине милицейского «уазика-буханки».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});