Под личиной - Виталий Гладкий

Он зло ухмыльнулся, но трубку не бросил, хотя такое желание было.

– Почему ты мне хамишь? – наконец сдержанно спросила Алена.

– Извини, я плохо воспитан, – сказал Андрей.

И, не удержавшись, добавил:

– Твой… милый друг, с которым ты ходишь по кабакам, куда любезней, чем я.

Теперь трубка молчала не менее минуты. Андрей терпеливо ждал. Его переполняли противоречивые чувства. Он понимал, что поступает неправильно, но не мог остановиться.

– Это мое личное дело – с кем ходить… по кабакам, как ты выражаешься.

По голосу Алины юноша понял, что она одновременно удивлена и раздражена.

– От тебя ведь не дождешься приглашения… хотя бы в театр.

– Что верно, то верно, – сказал Андрей после небольшой паузы.

Он неожиданно быстро успокоился – будто очнулся от наваждения; но это спокойствие не сулило ничего хорошего.

– Вот и поговорили. – Он вдруг начал говорить хриплым голосом. – Все, пока, спокойной ночи.

И недрогнувшей рукой положил телефонную трубку на рычаги.

Алена зацепила самую больную его струну – у Андрея практически никогда не было карманных денег. Дватри червонца на пирожки и кофе, а также на проезд в городском транспорте – это всего ничего.

Однако даже эти деньги мать всучивала ему едва не насильно. Наверное, она бы дала ему и больше, даже на поход с Алиной в кафе или бар, не говоря уже о театре.

Но юноша видел, с какими трудами ей достаются эти жалкие гроши, и понимал, что просто не имеет права запускать руку в скудный семейный бюджет.

Он пытался устроиться работать на полставки, однако из этой затеи ничего не вышло. И вовсе не потому, что Андрей не мог найти работу. Узнав о намерениях сына, мать его идею приняла в штыки. Это было неожиданно и поначалу необъяснимо.

Что ею двигало, юноша понял лишь спустя какое-то время. Зациклившись на идее, что сын обязательно получит высшее образование, мать даже в мыслях не допускала, что он будет трудиться – пусть и временно – чернорабочим.

Андрей, как всегда, не стал с нею спорить. Со стройки, куда он подрядился убирать мусор, пришлось уволиться. О чем и было заявлено матери громогласно.

Юноша стал подрабатывать тайком: то на рынке торговкам тяжелый груз поднесет куда нужно, то "бегунком" в рекламной компании устроится – буклеты прохожим раздавать, то где-нибудь еще урвет лишнюю копейку, а то и рубль.

Правда, левых денег хватало только на мороженое и недорогие сладости. Он мог зарабатывать и больше, но из-за тренировок времени не хватало.

Алена догадывалась о незавидном материальном положении семье Андрея. Впрямую на эту тему они никогда не говорили, но она была совсем не глупой девушкой, чтобы понять очевидное.

Наверное, Алена спохватилась и поняла, что допустила бестактность, даже оскорбила Андрея. Но было поздно – телефон отключился. А позвонить еще раз и извиниться, ей, скорее всего, не позволила гордость.

К сожалению, девушка нечаянно разбудила в Андрее что-то темное, страшное, таившееся до поры до времени в тайниках подсознания. Куда и девалось его былое спокойствие и уравновешенность. Временами ему казалось, что даже кровь в жилах начала закипать. Увы, причиной тому была не только ревность…

Андрей стоял на паркетном полу спортзала словно на иголках. Как обычно, он держался в стороне, но его обостренные размолвкой чувства ловили малейшие нюансы в поведении одноклассников.

Скажи ему кто-нибудь сейчас, что он ищет повод для ссоры, он бы и сам не поверил. И тем более не поверили бы присутствующие в спортзале. Но это было именно так.

Повод появился неожиданно. Ник-Ник сделал замечание Самсону, который перед занятиями накурился "травки" и теперь развлекался тем, что устроил соревнование по плевкам на точность попадания с сыном заместителя городского мэра Ямпольским.

– Самсонов, Ямпольский, станьте в строй… пожалуйста.

Ник-Ник сказал это спокойно, извиняющимся тоном. Ему было хорошо известно, кем являются родители Самсона и Ямпольского.

Самсон даже ухом не повел. Он лишь нагло ухмыльнулся и сказал, не оборачиваясь к преподавателю:

– Пошел на хрен… старый козел.

Даже для престижной Первой городской такое хамство было явлением из ряда вон выходящим.

Все вдруг притихли, замерли. Ник-Ник, побледневший до синевы, застыл словно изваяние, не зная, как ему поступить и что говорить дальше. Старшеклассники тоже хмуро помалкивали – у Самсона были кулаки как кувалды.

– Извинись… скотина. Немедленно!

Разразись сейчас в спортзале гроза, все удивились бы гораздо меньше: "великий немой" Андрей Синицын покатил бочку! И на кого!?

– Ямполь, что я слышу? – спросил удивленный Самсон. – А может, все это мне снится?

Он с нехорошей ухмылкой начал медленно приближаться к Андрею.

Все быстро расступились, образовав круг. Ник-Ник хотел что-то сказать, но вместо слов раздалось сипение – будто начал закипать чайник. Он так и не сдвинулся с места, словно его намертво приклеили к полу.

Андрей понимал и не осуждал Ник-Ника. Мужику осталось до пенсии всего ничего, и он просто боялся потерять хорошо (и главное, вовремя) оплачиваемую работу. У Ник-Ника за плечами было только среднее специальное образование, и на его место тут же образовалась бы очередь из преподавателей, окончивших институт физкультуры.

– Ты о чем тут базлаешь, маменькин сынок? – Самсон подошел к Андрею вплотную. – Тюха ушастая, захлопни пасть, а не то я сейчас скручу тебя в бараний рог.

– Сначала извинись, – глухо сказал Андрей, все еще стараясь сдержать свои эмоции, с неистовой силой рвущиеся наружу.

И тут впервые он поднял голову и посмотрел прямо в глаза Самсона. Наверное, тот прочитал в них что-то опасное, нехорошее, потому что даже отпрянул назад.

Но тут снова начала действовать "травка", и Самсон загорелся праведным гневом.

– Ну тогда получай, недоделанный!

Самсон ударил с правой, целясь Андрею в челюсть. И попал, что называется, пальцем в небо. Долей секунды раньше Андрей ушел в сторону, и будто на тренировке нанес Самсону четко акцентированный удар ногой в район сердца.

Здоровила как-то странно икнул, подкатил глаза под лоб, и рухнул на пол, словно подкошенный.

Короткое "ах!" вырвалось из уст старшеклассниц и моментально затихло – как испарилось. В спортзале снова воцарилась мертвая тишина. Все смотрели на Андрея, не веря свои глазам. Вот тебе и "великий немой"! – подумал каждый.

Не успокоился только Ямпольский. Он тоже был под кайфом, поэтому смысл происходящего до затуманенных мозгов сына заместителя мэра пока не дошел. Ямполь видел и понимал только одно: его сердешного друга Самсона бьют!

Он бросился на Андрея, особо не задумываясь. Ямполь был поменьше Самсона, но все равно Андрей уступал ему и в росте, и в весе.

Удар Ямпольского пришелся Андрею в скулу. Он не отличался точностью и мощью, но Ямполь носил на руке золотой перстень, который прочертил на лице Андрея глубокую кровоточащую царапину.

Лучше бы Ямпольский скромно постоял в сторонке. Андрей практически впервые за свою жизнь ударил человека, и этот, до сих пор незнакомый, опыт высвободил из потаенных глубин души самый настоящий вулкан.

Оскалившись, как дикий зверь, Андрей встретил Ямполя вихрем профессиональных ударов по самым уязвимым точкам тела. Он бил, не придерживая руку, и вскоре лицо Ямпольского залилось кровью.

Шатаясь и закрывая голову руками, Ямполь уже не помышлял о продолжении драки. Он был напуган, подавлен, и мечтал только об одном – куда-нибудь спрятаться.

Но Андрей все бил и бил, буквально обезумев от вида крови. Он продолжал бить Ямпольского даже тогда, когда тот упал – уже ногами.

Очнулся он от неистовства в крепких руках Ник-Ника. Преподаватель обхватил его сзади и кричал на ухо:

– Синицын, стой! Что ты делаешь, остановись сейчас же! Ну!!! Андрей, мальчик… успокойся, успокойся…

Вот так… Пойдем отсюда.

Он едва не силком потащил Андрея к двери.

– Помогите им! – сказал Ник-Ник уже на пороге, обращаясь к ученикам и указывая на Самсона и Ямпольского. – И кто-нибудь мигом к фельдшеру. Мигом!

По настоянию высокопоставленных родителей, два года назад в школе организовали медпункт, оснащенный по первому классу всем необходимым, в том числе и специальной медицинской техникой – спонсоры, они же папаши некоторых учеников, помогли.

Ник-Ник отвел Андрея в свой кабинет, представляющий собой кладовку для различного спортинвентаря, и закрылся на замок.

– Что ты надел, парень, что ты наделал… – Ник-Ник удрученно схватился за голову. – Как теперь нам эту кашу расхлебывать?

Андрей молчал, будто его заклинило. Злость постепенно угасала, и на смену ей пришла странная отрешенность. И усталость. Нет, не физическая. Какая-то другая, непонятная.

В этот миг Андрей чувствовал себя столетним старцем. Что будет, то и будет, думал он с неизвестно откуда взявшимся стоицизмом.