Вверх по течению (СИ) - Дмитрий Старицкий

Кузнец забрался под кепи всей пятерней.

– Мда… Не рассматривал я этот вопрос с такой стороны.

И мы впряглись в починку. Раскалить, выпрямить, конец расплющить, сформовать и закалить. И так двадцать три раза до сигнала горниста, который созывал на обед. Нормальная работа никакого показного усердия. Глянули на кучу покореженного инструмента, которая и не подумала уменьшаться, махнули рукой, сняли кожаные фартуки, умылись и пошли трапезничать. Святое дело для солдата срочной службы.

Питались мы в батальонной столовой вместе со штабными унтерами. Юнкера с офицерами вкушали отдельно для них приготовленную пищу в палатке комбата. Остальные в ротах, каждая отдельно. Впрочем, кормили неплохо, хотя гороховый суп был не со свежей убоиной, а с отмоченной солониной. Повар батальонный призывался из пафосного ресторана во Втуце где, несмотря на молодость, трудился уже помощником шефа на кухне. Видать, ушедшие боги отпустили мне и здесь толику везения. Но только на год, потому как гражданство этому талантливому работнику общепита было до одной дверцы, а почти год он уже отслужил.

Ну, вот… Сглазил.

На третий день приперся в кузню унтер – офицер Прёмзель с претензией. Конкретно ко мне.

– Это ты что ль у меня во взводе подснежником числишься?

– Может и я, – пожал плечами. – Откуда мне знать штабные заморочки, когда работы навал. Только в столовую и в сортир сходить есть свободное время.

– Бросай работу и иди за мной, – сказал унтер. – Тебя командир роты требует поставить пред его ясные очи. И это… В порядок свой внешний вид приведи, а то ротный неаккуратных солдат не любит.

– А он чё, большой начальник? – запустил я русский армейской прикол. С него обычно хохлы офигевали. Наши, российские. С украинскими хохлами послужить мне как-то не довелось.

Но Прёмзель оказался стрессоустойчивым унтером.

– Щас он тебе сам разъяснит, кто тут большой начальник, а кто маленький, – усмехнулся он. – Дам только один совет. Называй его не «господин капитан», а «ваша милость». Он это любит, потому как барон.

– Это, с какого – такого бодуна? Я ему не крепостной, а такой же слуга императора, как и он, – набычился я.

И очень удивился. Встреченные мною в стройбате инженеры и инженерные юнкера из аристократов снобизмом не отличались.

– Ну, мое дело предупредить, а там как сам захочешь, – осклабился унтер. – Умылся, пошли… Хотя нет. Сапоги еще раз почисть. Особенно задники. Чтоб блестели как у кота яйца.

Командир первой роты капитан барон Тортфорт, низкорослый рано лысеющий толстяк лет тридцати пяти, начал наше знакомство с того, что обозвал меня дезертиром. И минут пять разорялся на недисциплинированность так называемых добровольцев с гор, которые сбегают при первом удобном случае куда полегче, а на линии работать некому.

– Прёмзель, это твой солдат, – заключил капитан, – Тебе его и воспитывать. Поставь его на самый трудный участок, и дай кайло в руки. Нечего ему при штабе «придурком» околачиваться, раз он у нас в списочном составе.

Так я оказался в стройбате на общих работах поработав батальонным «придурком» всего-то три дня.

– Тебе ясно все? – ткнул ротный мне в грудь волосатым пальцем, напоминающим сардельку.

– Так точно, господин капитан, – рявкнул я, приняв четкую уставную стойку, как в лагерях учили.

– Ко мне обращаются не «господин капитан», а «ваша милость», – нажал на меня ротный, но ласково так, как на ребенка.

– Никак нет, – изобразил я собой солдата Швейка. – Осмелюсь доложить, что согласно Уставу внутренней службы имперской армии младший военнослужащий обращается к старшему военнослужащему исключительно по воинскому званию или чину с прибавлением эпитета «господин».

Капитан обошел меня со всех сторон, как бы разглядывая, потом повернулся к унтеру и заявил.

– Устрой ему жизнь по уставу, Прёмзель. Раз так ему этого хочется.

И лениво так махнул нам рукой на выход.

– Будет исполнено, ваша милость, – гаркнул унтер.

И уже мне.

– За мной. Шагом марш.

Каблуки Прёмзель стаптывал внутрь. Отец как-то давно мне сказал, что это признак вредного человека.

Указал мне унтер место в палатке, дал полчаса на перетаскивание вещей и время на обустройство до обеда и ушел.

Гоц встретил меня в кузне с разведенными в стороны руками и весьма удрученной мордой. Он уже успел сбегать с жалобой к батальонному инженеру, но тот сказал ему, что это распоряжение комбата по жалобе командира первой роты и что он тут поделать ничего уже не может.

– Одна беда с этой интеллигенцией, Савва. Дал инженер распоряжение о тебе и забыл, что надо его через штаб проводить, – сокрушался кузнец. – Вот тебя и раскидали со всем пополнением по списку… в первую роту. Не глядя.

Когда я собрал свой ранец, Гоц участливо посоветовал самому отобрать себе инвентарь получше и обязательно его пометить.

– А то что, спрут? – вот ни на столечко не удивился я такому совету.

– Нет. Спереть не сопрут, но поменяют на плохой или ломаный легко.

Пользуясь дружеским советом, отобрал я себе из отремонтированного шанцевого инвентаря нормальную кирку – мотыгу, штыковую и совковую лопаты. И на каждой ручке нарисовал красивую такую кнопку – отличительный знак. Не думаю, что у других такой же может быть.

На обеде унтер заставил весь взвод три раза заходить в столовую палатку и снова выходить из нее строиться, пока не добился правильного поведения подчиненных согласно Уставу.

Солдаты глухо бухтели, но Прёмзель перевел все стрелки на меня.

– Этот крендель, по фамилии Кобчик, сегодня отказался нашего ротного величать «его милостью» да еще капитану уставом в нос ткнул, что так не положено. Вот теперь мы все вместе с ним и живем по уставу. Приказ его милости. А ты, Кобчик, вон туда садись, за третий стол в отделение старшего сапера по фамилии Ноль.

– Унтер он теперь с нами работает? – спросил старший сапер Ноль.

– Нет, – усмехнулся унтер – офицер. – У военного строителя Кобчика, пока он не дорос еще до высокого звания имперского сапера, особое задание будет на правом фланге. Индивидуальный так сказать подряд. Особо важный объект от господина инженер – капитана.

Взвод дружно заржал. А я в непонятках только и понял, что взводный мне все же подложил какую-то подлянку.

– Ну и напоследок хорошая новость для вас, – продолжил унтер. – Савва Кобчик – кузнец. И с этого дня он еще и ответственный за рабочее состояние шанцевого инвентаря во всем взводе.

Одобрительный гул был ему ответом.

– А теперь сесть и приступить к приему пищи. Кстати, Кобчик, а зачем ты на своих черенках дырку нарисовал, уже соскучился по домашней лохматке?

Все опять гаденько заухмылялись.

– Нет, господин унтер – офицер, – ответил я, – это обозначение малой механизации.

Народ безмолвствовал. С одной стороны, какая такая механизация может быть в насквозь знакомой лопате, а с другой… кузнец же… колдун по определению…

– Это как? – не выдержал первым мой новый отделенный.

– Каком кверху… Очень просто господа – товарищи, кнопку нажал – вся спина мокрая, – заявил я с полной серьезностью моды.

– А кнопка где?

– Да на черенке нарисованная, чтобы не промахнуться по месту, – ответил я и заржал.

Вот так вот. Мы-то дураки, а вы-то нет?

Ночью я ждал «темной». Все же весь взвод из-за меня наказали «жизнью по уставам». Некоторые дембеля в сельхозакадемии на полном серьезе утверждали что «уставщина» хуже «дедовщины». Но пронесло… Как оказалось, если бы я работал с ними рядом и их постоянно из-за меня дрючили, то неверное несдобровать было бы моим бокам. А так… Только на прием пищи ходили строем перед ротным. И все…

Особое задание для особо борзых военных состояло в обустройстве позиции для пулемета. Охудеть, не встать. Магазинных винтовок тут нет, а пулеметы уже есть. Ну и времечко мне досталось в этом мире. Сплошняком сюрпризы попёрли, стоило только в армию загреметь.

Техник – фельдюнкер нашей роты по фамилии Або, худой и мосластый студиозус откуда-то с севера, чуть ли не с островов холодного моря на которых живут только рыбаки, в маленьких кругленьких очёчках – велосипедах и жиденьким рыжим пухом над верхней губой привел меня на правый фланг строящихся укреплений и показал вбитые в землю колышки.

– А почему позиция круглая? – искренне удивился я.

– Это чтобы лафет было удобнее поворачивать, – пояснил мне юнкер

– Лафет у пулемета? – воскликнул я и подумал, что Штирлиц никогда не был так близко к провалу. – Сколько же он весит?

– Чуть меньше тонны. Это со бронещитом. Расчет восемь человек, – не заметил студент моих оговорок. – Только одна загвоздка для такой позиции… площадка должна быть выровнена если не идеально, то приближенно к тому.