Домик в деревне - Кай Вэрди

в погреб спустился, по просторному амбару походил, в баню заглянул. Покачал головой одобрительно, заулыбался.

Отдал Кузьма за него Агафью. И приданное за девкой неплохое дал — видел, что зять то по ветру не пустит.

Стали они жить да детей рожать. Первых-то двух Агафья ему сынов родила. Опосля дочь. А потом помер у них младенчик. А после еще троих девок народила. Да в тот год, аккурат за месяц, как беде случиться, и седьмого, сына долгожданного, родила. Нюрка-то пятой у них была. Потому и досмотр за ней послабже был — и поменьше дите имеется, и мала еще, чтоб спрашивать-то с нее.

Потому и на дружбу ее с Аринкой сквозь пальцы смотрели — бегает, и пускай бегает. Когда Аринка-то Гришку подпалила, Захар сперва забеспокоился, дочь позвал, говорить с ей начал:

— Скажи-ка, Нюрка, лжа ли, что Аринка Гришку огнем жгла? Была ты там, видала? — оглаживая бороду, отец впился в девочку цепким взглядом.

— А и поделом ему! Пошто так сильно пихнул Аринку? Нос разбил, колени до мяса, и руки все ободраны! С ей аж дух весь вышиб! — смело задрав голову, затараторила Нюрка.

— Так энто он виноват? Авось просто спотыкнулася, ась? Мож, за траву цапанулась как да упала? — внимательно смотря на дочь, спросил отец.

— Ага, как же! Откудова такая трава-то на дороге? Он нарочно пиханул ее, Аринка аж отлетела! Я сама видала, как пиханул, — ответила Нюрка. — Да и не подпалила она его, попугала тока. Огонь вокруг горел, а Гришка внутри был. Он даже не обжегся ни разу. Жалко, я так не умею, я бы его и вовсе спалила. Это Аринка добрая, пожалела его, — колупая большим пальцем ноги домотканный половик, высказалась девочка.

— А что другие ребята? Спужались?

— Ага, спужались. Они Аринку гоняют, играть с ей боле не хотят, колдовкой обзываются, — пожаловалась отцу Нюрка.

— Ну а ты что-жа? — с интересом спросил отец.

— А я с ей играть стану. И гулять стану. Не надоть обижать ее, и бояться неча будет, — с вызовом вздернула подбородок девочка.

Захар поглядел на дочь, стоявшую перед ним, задумался.

Запретить дочери играть с малой колдовкой — а то, что колдовка тоже, уже понятно — а будет ли польза? Она ж вырастет. И запомнит. А жить-то рядом… Да и с Левонихой ругаться не хочется — та обиду уж точно не спустит. А ежели разрешить? Тут другая картина получается. И с Левонихой дружба — авось и подсобит чем, за внучкой-то она души не чает. Да и Аринка подрастет — тож с будущей колдовкой ругаться не след. И гулять Аринка поздно выходит — тоже польза — с утра-то девка дома, с делами поможет, да и на закате — тоже уже дома, а значит, и огород полить, и со скотиной тоже подмогнет. В общем, со всех сторон хорошо. Потому, поглядев на упрямо глядящую исподлобья девочку, Захар довольно огладил бороду, кивнул.

— Ну, водись с Аринкой, коль так. Неплохо то. Сдачи давать надо. А коль забижать кто станет, так не молчи, сказывай. Тока не спалите никого.

Так и стали они обои дружить. Аринка-то все реже гулять выходила, потому и Нюрка дома больше сидела, делами занималась, что мать прикажет. Но, ежели Арина заходила, Нюрка бросала все и мчалась прочь из дома вслед за подружкой. Бедокурили, конечно, тоже.

Нюрке уж больно нравилось, как Аринка с огнем управляется. Та ей еще разное показала, с огнем-то играясь. И вот подбила ее как-то Нюрка мячиками огненными кидаться. А чтоб не подпалить чего, кидать их в бочку с водой. Чтобы сразу гасли. Ну и побились они, что Аринка промахнется в соседскую бочку. Аринка тока посмотрела на нее и серьезно сказала:

— Я же их туда направляю. Я не промахнусь.

— Промахнешься! Бочка-то сильно далече! Али не долетит, али что. Кидай!

Аринка формировала огненные мячики в ладошках, будто снежки лепила, и кидала их в бочку. Раз попала, другой, а на третий Нюрка ей под руку подлезла, девочка на секунду отвела взгляд от бочки, и мячик полетел чуть в сторону и вверх, да упал на соседский сенник. А тот возьми, да вспыхни. Аринка растерялась, а Нюрка ей:

— Бочка! Бочка с водой! Туши скорее, нето сесть не сможем обои!

Аринка ладошки-то выставила, бочка и взлетела над сенником. И в тот же миг из дома выскочила заголосившая соседка.

— Переворачивай! Переворачивай ее скорее! — зашептала Нюрка.

Аринка бочку-то и перевернула. Вся вода из бочки вылилась на сено. Огонь погас.

— Бросай бочку там! Скорее! — дернула ее Нюрка. — Кидай, да тикаем!

Аринка бочку-то и отпустила. Упала та наверх сенника, да там и осталась.

Попало тогда обоим сильно, но больше Нюрке, конечно — трогать Аринку Захар не посмел, даже головой в ее сторону не покачал. А Нюрку выпорол, как сидорову козу. Ну да Аринка быстро дело поправила.

В другой раз Аринка пришла, а Нюрку отец не пускает — картошку копают.

— Нет, Арина, не серчай, но покуда картопля не выкопана, никого не пущу, — прогудел Захар, утирая пот.

— Дядька Захар, а когда картошку из земли достанут, пустишь? — наклонив головку, серьезно поинтересовалась Аринка.

— Тады пущу, ежели силы бегать останутся, — усмехнулся тот в бороду.

— Гляди, дядька Захар, ты свое слово сказал, — произнесла Аринка, и, присев, прижала ладошки к земле.

Сперва ничего не происходило, и Игнатовы вернулись к работе, уже не обращая на девочку внимания. Спустя немного времени Аришка привстала, постепенно все выше поднимая над землей руки ладошками вниз. Губа у нее была прикушена, а на лбу выступили маленькие капельки пота.

Вдруг из ямки, выкопанной Захаром, вверх взлетела картошина. За ней другая. И еще, и еще. Земля зашевелилась, и, пробиваясь сквозь нее, в воздух одна за другой взмывали картофелины и замирали на уровне пояса. Захар в ужасе обернулся. Аринка стояла на краю поля, вытянув перед собой руки ладошками вперед, в глазах метался огонь, со лба стекали капли пота, а из прокушенной губы сочилась кровь.

Будто почуяв, что на нее смотрят, Аринка подняла глаза на Захара и спросила спокойным, ровным голосом, чуть насмешливо:

— Ну что, дядька Захар, можа, и пожарить сразу, ась?

— Ну что ты, Аринушка, мы сами… — растерянно глядя то на девочку, то на висящую вокруг него в воздухе картошку, пробормотал Захар.

— Тады говори, куда складывать, — усмехнулась Аринка.

— А вот сюды и клади… — едва шевеля губами, произнес Захар. Сдвинуться с места он боялся.

Картофелины поплыли мимо него к его ногам, и там опускались,