Умереть без свидетелей. Третий апостол - Станислав Гагарин

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал майор, откладывая ручку.

— Здравствуйте, Юрий Алексеевич. Вы не очень заняты? — спросил вошедший сотрудник газеты.

— Здравствуйте, здравствуйте. Пока не очень. Садитесь. Ну как, наши товарищи все вам рассказали?

— Большое спасибо. Ясность по этому делу полная. Только хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Что ж, давайте ваши вопросы. Извините, — Леденев потянулся к настойчиво загудевшему телефону внутренней связи.

— Товарищ майор, — послышался голос в трубке. — В Даниловском районе совершено ограбление магазина.

— Охрану выставили?

— Конечно, место оцеплено. Ждем ваших…

— Приеду сам. Вышлите машину к подъезду, — сказал майор.

Он положил трубку на рычаг, звонком вызвал секретаря: «Бессонова пригласите», повернулся к корреспонденту.

— Придется отложить ваши вопросы. Как-нибудь в другой раз.

______________

Станислав ГАГАРИН — писатель с весьма широким кругом творческих интересов. Он известен читателям как мастер разнообразных жанров: это и остросюжетные произведения о людях героических и романтических профессий, фантастические сочинения с необыкновенными приключениями и исторические романы о простых людях и легендарных личностях.

В первом и третьем томах «Современного русского детектива» представлены его произведения «Три лица Януса», «Контрразведчик».

Повесть «Умереть без свидетелей» написана давно, нигде не публиковалась прежде, но не потеряла актуальности.

ТРЕТИЙ АПОСТОЛ

«Тот, кто убил, должен умереть».

И. Кант

Труп оказался неожиданно тяжелым. Тащить его сквозь густые и колючие кусты пристанционного скверика было несподручно, и Локис, который держал мертвого человека за широкие плечи, пятился, раздвигая кусты спиной, сквозь зубы чертыхался, глухо ворчал.

— Заткнись, — негромко, но достаточно внушительно предложил ему сообщник в офицерской форме. Обутые в брезентовые сапоги ноги трупа он сунул себе под мышки, цепко обхватив начавшие стынуть ноги мертвеца руками. Идти ему было куда легче. — Проглоти язык, падла…

— Как нужен для «мокрухи» — так Локис, а как что, так сразу «падла», — огрызнулся первый, порывисто дыша, все-таки ему действительно трудно было идти. Но тут же и смолк и дальше не раскрывал рта, пока убийцы не пересекли поляну и не вошли в начинавшийся за станцией лес.

— Достаточно, — сказал тот, кто шел позади. — Остановись, Локис. Здесь и зароем. Так будет надежнее. Лопату не потерял?

— Тут она, на месте лопата, — отозвался Локис.

Он отпустил мертвеца, и тот глухо, почти неслышно, смягчили удар опавшие листья, лег на сырую после недавнего дождя землю. Затем Локис снял с плеча штыковую лопату, она висела за спиной на ремне, как винтовка, поверх того ремня, который удерживал на шее Локиса автомат ППШ.

— Копай, Локис. И поглубже, чтоб собаки не разрыли.

— Хорошо, Апостол, — покорно согласился Локис. — Вырою как надо… Дело мне знакомое.

До войны он был могильщиком в городе Луцисе.

…Часа за два до этих событий к станции, у которой сейчас Апостол и Локис укрывали труп, приближался пассажирский поезд, он шел из Таллина в Луцис. В одном из вагонов ехал молодой парень, судя по одежде недавно демобилизованный из армии. На нем были защитного цвета штаны галифе и такая же хлопчатобумажная гимнастерка, на ногах — брезентовые сапоги. Вещевой мешок пассажир положил в изголовье, накрыл мешок ватником, а поношенную кепку повесил на крючок в стене вагона.

По обличию он ничем не выделялся среди тысяч и тысяч парней, которые передвигались по стране в старых армейских гимнастерках и несношенных солдатских сапогах. В том трудном сорок седьмом году бывшие герои войны в массе своей не успели обзавестись штатскими костюмами, они щеголяли в серых шинелях и ездили в вагонах, где молоденькие проводницы не подавали комплекты свежего постельного белья всего лишь за рублевку.

Время было позднее, но пассажир не спал. Он лежал, устроив голову на рюкзаке, глядел на нижнюю полку под собой и улыбался своим мыслям.

Полки в вагоне были заняты, в том числе и третьи, предназначенные для багажа. Но считалось, что в этом рейсе вагоны идут свободными, ведь никто не лежал, не сидел и не стоял между полками и в проходах.

Места, по которым шел сейчас поезд, были тогда неспокойными, и потому команду от входа «Приготовить документы! Проверка!» пассажиры восприняли как должное.

Их было только двое, проверяющих. Среднего роста старший лейтенант в форменной фуражке внутренних войск и плечистый, высокий старшина с пилоткой на голове. Пилотка была явно мала для большеголового парня, и старшина морщился, когда она сползала с макушки на то или другое ухо, только никто этого не замечал. Люди суетились, лезли за пазуху и доставали бумаги, удостоверявшие их личность.

Когда эти двое подошли к парню в брезентовых сапогах, он уже сидел на полке и держал паспорт в руке. Старший лейтенант едва глянул на первую страницу, довольно хмыкнул и через плечо передал документ сопевшему за его спиной старшине.

Парень недоуменно смотрел на них, и, предваряя его вопросы, старший лейтенант сказал:

— Сейчас сойдете с нами… Мы должны доставить вас коменданту.

Потом нагнулся к его уху и шепнул:

— Вас хочет срочно видеть наш командир. Идемте с нами, товарищ.

Громко старший лейтенант сказал:

— Собирайтесь с вещами! Сейчас остановка…

И заговорщицки подмигнул пассажиру.

На перроне было пустынно. Здесь никто не сошел и никто не садился, да и поезд стоял одну минуту. Дежурный по станции выглянул, вышел ненадолго, встретил и проводил поезд и убрался к себе, даже не взглянув на тех троих, оказавшихся в этом глухом месте ночью.

— Сюда, — сказал старший лейтенант, — мы находимся неподалеку, за станцией. Там вас ждут.

Он пошел впереди в ту сторону, от которой прибыл поезд. Следом двинулся бывший пассажир. Замыкал шествие до сих пор не произнесший ни слова старшина в пилотке.

Когда миновали пристанционные строения, багажный пакгауз, справа осталась водокачка, старший лейтенант резко свернул влево. Они поравнялись с едва угадывавшимися во тьме сараями, идущий впереди сказал по-литовски:

— Скоро будем дома, Локис.

Это был условный сигнал. Услышав его, старшина сунул руку за голенище и вытащил длинное шило, насаженное на деревянную ручку. Изогнувшись, он улучил момент и с силой вонзил шило под левую лопатку тому, кого они со старшим лейтенантом только что сняли с поезда.

— Сначала убери аккуратно дерн, — приказал «старший лейтенант», которого Локис называл теперь Апостолом. — Сумеешь сделать все незаметно?

Локис обиженно хмыкнул:

— Я столько бункеров в лесу соорудил… Мне ли не уметь?

— Хорошо-хорошо, — успокоил его Апостол. — Ты давай рой, а я постерегу… Не нравится мне здесь. Уж очень тихо вокруг. Да и чересчур гладко у нас получается. Ты так не считаешь?

Апостол закончил фразу и, не дожидаясь ответа, исчез в темноте.

Локис проворчал неразборчиво и принялся за работу. Прошло около часа, прежде чем яма была готова. Локис выпрямился в яме, края доходили ему до плеч, выбросил лопату и, держась за руку подоспевшего Апостола, выбрался на поверхность.

— Все готово, — сказал бывший могильщик. — Тут его ни собаки, ни энкавэдисты днем с огнем не отыщут. Кладем, что ли?

— Кладем, — согласился Апостол. — Только поаккуратнее… А то как бы нам его стоймя не зарыть.

— Локис — мастер в похоронном деле, — отозвался убийца. — Успокоим миленького по высшему разряду. Встретим его на том свете — нам же еще и спасибо скажет.

— Да ты циник, Локис, — усмехнулся во тьме Апостол. — И к тому же провидец…

— Чего-чего? — подозрительно спросил Локис. — Какой-такой циник?

— Ладно, это я так, — примирительным тоном проговорил Апостол. — Философ ты, я хотел сказать, мудрый, значит, человек.

— Ага, — согласился Локис. — Это годится… беремся?

Вдвоем, теперь за ноги держал мертвеца Локис, они опустили труп в яму. Апостол включил на мгновение фонарик, вместе с лучом электрического света заглянул в могилу и удовлетворенно кашлянул. Локис поплевал на ладони, взял в руки лопату и вонзил ее в кучу свежевырытой земли.

Он успел сбросить вниз всего три лопаты грунта. Медленно двигаясь, Апостол зашел Локису за спину и, когда тот нагнулся в четвертый раз, выхватил из-за пазухи пистолет и трижды выстрелил, приставив удлиненный ствол к широкой спине уже теперь бывшего сообщника.

— Тот, кто убил, должен умереть, — пробормотал Апостол фразу из «Метафизики нравственности» Иммануила Канта и во второй раз осветил фонариком двойную могилу. Затем принялся быстро зарывать ее.