Немой. Книга 2. Охота на нежить - Рудин Алекс

– И вам доброе утро! – ответил я и плюхнулся на свободный стул.

Ко мне тотчас же подлетела тарелка с горячими золотистыми блинами, политыми клубничным вареньем.

– Кушай, внучек! – сказала тарелка голосом бабы Дуни.

Не успел я запихать в рот первый блин, как с улицы кто-то громко постучал в ворота.

– Кого там принесло с утра пораньше? – недовольно проворчал прадед.

– Сиди, дед Миша, – сказал я, поднимаясь из-за стола. – Я схожу, посмотрю. Мыш, пригляди, чтобы они мои блины не сожрали, ладно?

– Хорошо, Немой! – кивнул Мыш. – Но учти, что жевать на ходу – вредно для здоровья.

– Ничего, – улыбнулся я, – моему здоровью хер навредишь! А ты почему один? Где супруга?

– С детьми, – ответил Мыш. – Она стесняется пока – не привыкла ещё.

– А чего нас стесняться? – удивился я и вышел за дверь.

На улице я с удовольствием втянул в себя свежий воздух. Он ещё не успел нагреться и сохранил остатки ночной прохлады.

Хорошо-то как, бля!

В ворота снова постучали.

Я спустился с крыльца и заметил, что земля вдоль забора еле заметно вспучилась. Или показалось? Я пригляделся – нет, не показалось! Земля, действительно, слегка шевелилась. Питомцы деда Миши исправно несли сторожевую службу.

Я подошёл к воротам и отодвинул тяжёлый засов.

За воротами стояли трое. Они выстроились друг за другом, словно занимали очередь.

Первым стоял крохотный мужичок с растрёпанными волосами и бородой соломенного цвета. Ростом он едва доходил мне до пояса.

Мужичок был замотан в холщовый мешок, из которого торчали голые волосатые ноги и тощие руки.

За лохматым карликом стоял, судя по виду, его двоюродный брат. Ростом не выше первого, но борода и волосы русые. К бороде прилипли высохшие берёзовые листья. Одеждой ему служил измочаленный банный веник.

Замыкал очередь коренастый детина, чем-то похожий на Василу. На его грубом, словно топором вырубленном лице простодушно моргали светло-голубые глаза.

Услышав скрип ворот, вся троица с надеждой уставилась на меня.

– Вам чего? – спросил я, на всякий случай загораживая телом проход.

– Мы к князю! – уверенным басом ответил первый мужичок. – На приём пришли, с жалобами. По обычаю.

Охереть!

– К какому князю? – офигевая, спросил я.

– К Немому! – вразнобой загалдели гости.

– Вы вместе, что ли? – не понял я.

– Нет, – снова пробасил первый мужичок. – Где это видано, чтобы домовой с банником вместе ходил?

– Домовой – это ты? – уточнил я.

– Да, – важно кивнул мужичок.

– А ты – банник? – спросил я одетого в веник.

– Банник. С Кузнечного конца.

– А ты?

Я посмотрел на голубоглазого детину.

– Я болотник. Из Лопухинки. Там за деревней клюквенное болотце, так я в нём живу. Клюква ещё не поспела, извини. Я вот грибочков принёс.

Детина вытащил из-за спины корзинку, полную грибов.

– Тут, понимаешь, какое дело… – начал он.

Но банник с домовым не дали ему договорить.

– Куда ты без очереди?!

– Так я с темноты стою, – начал оправдываться болотник, – всю ночь шёл.

– Мало ли, кто откуда шёл! – зашипел домовой. – Что там у тебя важного, в твоей Лопухинке? Вот у меня беда самая настоящая!

– А у меня?! – подхватил банник. – Совсем стыд потеряли!

– Но я же первый у ворот стоял, – упрямился болотник.

Бля!

Я отпихнул пяткой любопытного шейлуньского червяка, который решил посмотреть на гостей. Приоткрыл ворота пошире.

– Заходите, все трое! И за мной – в дом. Только с тропинки не сворачивать – сожрут!

Сытин, увидев гостей, удивлённо поднял брови.

– Это ещё кто?

– Жалобщики мы, – важно ответил домовой. – К князю с жалобами пришли.

– К Немому?

Сытин весело заржал.

– Всё, Немой! Началась твоя служба!

Домовой уставился на меня.

– Это ты князь?

– Ну, я.

– А почему сам ворота отпираешь? У тебя что, слуг нет?

Бля! Твоё-то какое дело?

Банник тоже глядел на меня с удивлением, но помалкивал.

– Князь должен государственные вопросы решать! – поучал меня домовой. – А ворота открывают слуги. Они для того и нужны!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Охереть!

– Так, дядя! – невежливо перебил я домового. – Давай я без тебя разберусь, как мне жить. Что там у тебя за жалоба? Говори и проваливай! В смысле – иди заниматься важными делами. И другим не мешай.

– Вот видишь! – с торжеством сказал домовой болотнику. – Князь сразу разобрался, чьё дело важнее! Он хоть и молодой, но соображает! Подучиться ему, конечно, не мешает, но это дело наживное!

Болотник уныло втянул голову в широкие плечи.

– Ты посиди пока, – сказал я ему. – Блинов поешь. Сам же говорил – всю ночь шёл из Лопухинки. Проголодался?

Болотник кивнул и бочком примостился на свободный стул. Баба Дуня поставила перед ним тарелку с блинами, а Мыш пододвинул миску со сметаной.

Домовой с негодованием уставился на меня.

– А мы как же? Мы тоже гости! Это что же получается? Болотника-деревенщину князь за стол посадил, а порядочные городские жители так обойдутся?

Бля!

– Баба Дуня! – в отчаянии взвыл я.

– Я помогу! – сказала Глашка и убежала в кухню.

Умница моя!

– Так! – сказал я. – Сейчас все молча пожрём. А потом выскажете свои жалобы.

Потирая руки, я плюхнулся за стол. Моя тарелка была пуста. Мыш смущённо смотрел на меня.

– Не смог отбиться от проглотов? – ухмыльнулся я. – Надо было их копьём херачить. Хотя, они все такие крутые колдуны, что и копьё хрен поможет.

Сытин с Михеем заржали.

– И я колдунья? – спросила Глашка, внося сразу две тарелки с блинами.

Она явно набивалась на комплимент.

– Ты – самая крутая! – я приобнял её за плечи. – Просто шифруешься.

Глашка довольно улыбнулась, но блины поставила перед домовым и банником.

Домовой важно кивнул.

– Спасибо за уважение, князь!

И принялся с аппетитом чавкать.

– Прости, Немой! – виновато сказал Мыш. – Я всю ночь осваивал духовную практику Ипато Покуяки. А после неё такой аппетит, что…

От нашего хохота чуть потолок в столовой не рухнул.

– Мыш, – сказал я. – я очень рад за твою счастливую семейную жизнь. Для такого никаких блинов не жалко. Тем более что баба Дуня ещё напечёт. Правда, баб Дуня?

– Сейчас, внучек! – откликнулась с кухни баба Дуня. – Уже несу!

Вслед за этими словами в дверь влетели ещё две тарелки. Одна из них приземлилась перед болотником, вторая – передо мной. Я на лету ухватил с неё блин и запихал его в рот.

– Фкуфнятина!

Болотник робко посматривал на меня, не решаясь взять блин.

– Ты ешь, ешь! Не стесняйся! – подбодрил я его. – Мыш, так чем ты всю ночь занимался?

– Ипато Покуяки – это древняя мышиная практика принятия Лисы, – задумчиво объяснил Мыш.

Видно было, что он полностью сосредоточен на своих мыслях.

– Чего? – удивился Сытин. – Принятия кого?

– Лисы, – повторил Мыш. – Для мышей Лиса – это символ мучительной и беспощадной смерти.

Домовой продолжал жадно чавкать, ни на кого не обращая внимания. Банник ел аккуратно, насаживая кусочки блина на вилку. Болотник, глядя на банника, старался ему подражать.

– Вот оно как! – хмыкнул я, откусывая второй блин. – А для человека лиса – символ тёплой и пушистой шапки.

– Не перебивай, Немой! – нахмурился Сытин. – Дай Мышу договорить. Терпеть не могу, когда чего-то не знаю!

Домовой с возмущением уставился на Сытина, а потом на меня.

– Князь не должен позволять себя одёргивать какому-то боярину! Что это за порядки? В приличных домах такого просто не может быть!

Банник дёрнул домового за мешок и что-то зашептал ему на ухо.

Я запихал в рот третий блин и заткнулся. Пусть песдят на здоровье – мне больше еды достанется!

– Попытки спастись от Лисы делают мышиную жизнь бессмысленной, – продолжал Мыш. – Зачем искать нору, делать припасы или заводить детей, если всё равно придёт Лиса и всё сожрёт?