Черная радуга - Евгений Наумов

…Начал он в Хабаровске. Узнав о постигшей его жизненной неудаче, один из случайных собутыльников – начальник отдела кадров крупного завода предложил ему поработать толкателем.

– Перспективно. А нам нужен человек именно с такими качествами, – сказал он, потягивая «Пино-гри» в буфете ресторана «Дальний Восток», – щекотливые дела решаются только в подобных заведениях. – Легкий на подъем, веселый, знающий жизнь и массу похабных анекдотов.

– А кто такой толкатель? Снабженец, что ли? Толкач?

– Ну ты скажешь! – поперхнулся коньяком завкадрами. – Да разве какой-то затюканный, засаленный снабженец-толкач может сравниться с блистательным толкателем? Даже в словах есть разница, улавливаешь? В первом нечто тупое, вроде кувалды, долбящей в одну стену, а во втором чувствуется взрывная сила, ум, современность, в нем бушуют атомы, нейтроны!

Чувствовалось, его «забрало».

– Поясни, поясни, – придвинулся Матвей.

– Помнишь сказку «Поди туда, не знаю куда»? Это о толкателе. Только он один способен на такое. В недрах стылых бюрократических аппаратов вызрела фигура, которая стала пружиной действия, появляясь в местах многочисленных пробуксовок. Толкатель. Как правило, это человек высокообразованный, тертый, умеющий изъясняться. Когда вот эти самые толкачи обломают свои тупые головешки о стену, его посылают по какому-то конкретному заданию, но и тогда он решает сразу целый комплекс вопросов. А чаще всего ему дают стратегическое направление и открытый карт-бланш: осмотрись, действуй по обстановке, выясни, что можно урвать с наибольшей для себя выгодой. И он едет туда, не знаю куда, привозит то, не знаю что.

– А смысл? Зачем такая деятельность?

– Ты ходил когда-нибудь по магазинам? Наш покупатель ведь не идет с определенной целью: купить сто граммов масла, полкило колбасы, пару носков, лосьон. Он идет купить то, что дают, что сегодня выбросила торговля в продажу не для ублажения покупателя, на которого ей всегда было наплевать, а для выполнения собственного плана. Ну вот. Толкатель действует точно так же, но в масштабах своего предприятия. А для этого он до тонкостей должен знать конъюнктуру, рынок, возможности и потребности, видеть перспективы, шевелить извилинами. Толкатель – это мозг завода, его кибернетический центр, заброшенный в далекую галактику, откуда идут материалы, фонды, средства и даже… – завкадрами понизил голос, – планы. А он – катализатор.

– Позволь. А директор?

– Что директор? – махнул рукой тот. – Директор озадачивает коллектив, накручивает хвосты, мылит шеи, покорно выходит на ковер, ссылается на объективные причины и погоду. А у толкателя никаких объективных причин нет. Оружие директора – матюки, угрозы, накачки. Он и с рабочими-то толком поговорить не может, все срывается на визг: «Давай-давай, братцы, поднажми еще немного!» А у толкателя могучий арсенал психологических ключей и отмычек, он должен найти подход, поговорить по душам и с простым люмпеном, и с министром, найти доводы и убедить каждого. Он змей-искуситель, что лезет в душу. Словом… – он вздохнул, – не каждый директор может стать толкателем, более того, директор, как правило, не может им быть, а опытный профессиональный толкатель может работать в любом предприятии, отрасли и даже… министерстве. Да, и в министерстве!

– Ну, попробую, – ответил Матвей. – Что мне терять, кроме цепей. А у меня и цепей-то нет.

Для начала его послали в один леспромхоз, чтобы вынуть застрявший там эшелон леса, который предназначался для завода. Позже он узнал, что это был его испытательный рейд. Кадровик – битый волк! – умолчал о том, что до него посылали туда толкателя, молодого, напористого, косая сажень в плечах, а за плечами не одно успешное дело. Но то были дела, которые решались в приемных главков и трестов, среди милых секретарш и лощеных клерков – той коробку конфет, букет цветов, тому – ужин в ресторане и «сувенир». А еще белозубая улыбка, блестящий пробор на голове, массивный золотой перстень с печаткой, японские часы «Сэйко», добротный костюм, приличные манеры.

По натуре это было самое настоящее свинорыло – прижимистый, скупой, старался урвать даже из тех денег, которые давались ему для представительства – конфет, коньяков и прочего. И все копил на свои заветные «Жигули» да на кооперативную квартиру с обстановкой. Леспромхоз он считал легкой добычей: нажать на затюканное начальство, упомянуть в разговоре несколько влиятельных имен, обложить энергичным матом среднее звено и лично проследить за погрузкой.

Но он не учел одного – самого нижнего звена.

Весь план его сразу же полетел кувырком. Затюканное начальство оказалось в отъезде, среднее звено послало его сначала очень далеко, а потом поближе – к лесоповальщикам. Кипя негодованием и энергией, молодчик-толкатель прибыл в барак рядовых тружеников и стал дожидаться их прихода с работы. Он думал провести тут короткий летучий митинг, кинуть несколько лозунгов, кратко охарактеризовать текущий напряженный момент, подвести итоги, наметить перспективы, мобилизовать на трудовой подъем. И в качестве стимула – несколько туманных обещаний о моральном и материальном поощрении. А пока дожидался, решил подкрепиться. Вытащил колбасу, сало, малосольные огурчики, зеленый лук, соус «Кетчуп», булочки – все в пакетиках, бумажечках, стерильно. И едва только поднес к сочным губам первый кусочек, как в тамбуре загремели сапоги. Лесоповальщики в брезентовых робах, заросшие, угрюмые, на миг застыли на пороге, оглядывая диковинного гостя и его богатую закуску. Завалились в барак и плотным кольцом окружили молодчика.

– Колбасу жрешь? Сало? – заговорил высокий, костистый, с корявым лицом. – Малосольные огурчики?

Говоря это, он брал закуску и бросал в рот – проглатывал, даже, кажется, не жевал.

– А мы крупой давимся!

– Рыбкин суп хлебаем.

Закуска вмиг исчезла со стола.

– Товарищи! Товарищи! – вскочил на ноги молодчик. – Я ведь не проверяющий. Я к вам по делу…

– По делу? А где сивуха? – низенький лесоповальщик без церемоний залез в несессер, вышарил там одеколон «Чары» (запах мужественный, приятный), отвинтил пробку и вмиг высосал из резного горлышка. Сплюнул. – «Тройник» лучше. Ну?

Глаза у молодчика стали квадратными. Он смутно начал понимать, что мобилизующий митинг с общими призывами вперед и выше может не получиться.

Однако он был еще уверен в себе, в тех могущественных силах, что стояли за его спиной.

– Как вы смеете? – он пытался вырвать несессер из жадных рук: там еще импортный бритвенный станок, английские лезвия «Жиллет», несколько авторучек с нарисованными красотками (перевернешь – она голая) для презентов начальству и прочая дребедень, столь милая его крохоборскому сердцу. Я жаловаться буду! Сегодня же позвоню…

Множество луженых глоток загрохотали:

– Гра-гра-гра!

– Жалуйся, мать твою! А это видал, звонарь? – и к его носу приблизился шершавый, весь в трудовых наростах кулак. Кто-то уже щупал его костюм:

– Пузырей пять дадут…

Сдавили со всех сторон умело – едва молодчик рванулся, как задел кого-то, толкнул. «А-а, ты по мордам нас…»

Через полчаса молодчика привели к проходящему товарняку, но в каком виде! Никто из милых секретарш не опознал бы лощеного вздыхателя в этом синемордом, квалифицированно побитом, с заплывшими глазами, растрепанном, одетом в засаленную робу и дырявые сапоги жалком поникшем человечке. Он только шипел – зубы выбили. Ни часов «Сэйко», ни перстня с печаткой, ни диагоналевого костюма…

– На первый раз милуем, сказал костистый, и поднятый могучими лапами за штаны и шиворот толкатель влетел в распахнутую дверь и упал на вонючую солому – в вагоне везли до этого свиней. – И чтоб не смердел тут! Пусть пришлют кого покороче.

И тогда послали Матвея – ничего не сказав о постигшей его предшественника печальной участи. Это было жестоко, но таково правило. В толкателях уцелеет тот, кто сумеет выкрутиться.

У Матвея тоже были свои правила, выработанные еще с суровых времен детского дома. И одно из них: попав в незнакомую обстановку, не высовываться до тех пор, пока все не выяснишь. Выезжая в тайгу, он надевал тогда парусиновую штормовку, тельняшку, берет, спортивные брюки и кеды, в pюкзак укладывал два куска брезента, чтобы спать у костра, немудрящую закуску Что-то в последний момент побудило его захватить пару бутылок – коньяк и водку, правда, тогда синдром еще не сформировался, и алкоголь мог лежать в рюкзаке долго, до удобного момента.

Приехав и потолкавшись на станции (не то что эшелона – вагона нет!), он поплелся в леспромхоз и там разговаривал с разными людьми, выдавая себя за грубую рабсилу, которая ищет денежную работенку. Лесоповальщики отнеслись к нему мирно, дружелюбно, назвали несколько бригад, где нехватка рабочих рук. У одного крановщика выдалась свободная минутка: бревна в запань подходили партиями, – и он сел с Матвеем у штабеля. Закурили. Узнав о поисках новичка, тот сплюнул: