Детектив Франции 7 - Дидье Дененкс

— А вы думаете, что людей ОАС мучила совесть после того, как они взорвали двенадцать моих друзей тридцатью килограммами взрывчатки? Или когда они бросили гранату в школьный двор? Я видел детей, пострадавших от взрыва. Хорошо, что вам не довелось слышать крики ослепших детишек! В то время я избегал задавать себе подобные вопросы, чтобы не сойти с ума.

— Кто давал вам задания? Теперь вы мне можете сказать, прошло двадцать лет, и это уже история.

— Не уверен в последнем. Так вот, специальной бригадой руководил Андре Вейю, и она входила в официальную полицию, хотя в списках и не значилась. Лучшее тому доказательство то, что это время учтено в моей пенсионной книжке, причем год считался за два.

— Значит, решение об убийстве Роже Тиро принял ваш командир Вейю?

— Во всяком случае, он был в курсе. Руководящая группа бригады полностью соответствовала типу нашей деятельности. Она самостоятельно принимала решения. У Вейю было по меньшей мере три заместителя, но в срочных случаях он все решал сам.

— Чем он занимается сегодня?

— Скоро уйдет на пенсию. После роспуска специальной бригады ему дали место в управлении по уголовным делам в префектуре Парижа. Правительство умеет быть благодарным.

Подошел Ларден. От него пахло как минимум еще двумя анисовыми. Мы попрощались.

Уходя, я как бы невзначай заглянул в гараж, где стоял большой зеленый «мерседес» шестидесятых годов. Не автомобиль, а мечта! Я сказал Лардену:

— Ну и машина! Везет же людям…

— Да нет, инспектор. Пока вы разговаривали в саду, вернулась его жена. Она приняла меня за посланца из больницы. Старику осталось совсем немного. Вы обратили внимание на его лицо? Врачи дают ему три или четыре месяца жизни.

— А ведь не скажешь. Крепкий человек, если знает, что приговорен…

— Он не знает, насколько серьезно болен. Врачи говорят ему о какой-то особой язве.

Мы сели в машину. Бригадир развернул ее и повел к Тулузе. Я оглянулся. У калитки стояла пожилая женщина в сером платье. Мне показалось, что она записывает номер нашей машины.

В тот же день, впервые после отпуска, в участке появился комиссар Матабио. Настроение у него было жуткое. Ворвавшись в комнату и едва поздоровавшись, он присел на край стола и скрестил руки на груди. Должно быть, он очень торопился: я заметил, что один носок его был надет наизнанку.

— Послушайте, Каден, я хотел бы знать, что здесь произошло за время моего отсутствия?

— Ничего исключительного, комиссар, если не считать забастовки могильщиков. — Я хотел выиграть время, чтобы понять, не пожаловался ли Каз на мой визит. — Забастовка длилась неделю, произошло несколько столкновений с семьями, ожидавшими погребения покойников. В остальном — обычная суета. Всяческие жалобы, не хочется рассказывать. Лично я большую часть времени посвятил самому крупному делу месяца — убийству Бернара Тиро. Материалы о моих контактах в Париже и Тулузе готовы…

— Это все? — спросил он с раздражением.

— Да, не вижу ничего более важного.

— Ну а дело об убийстве продвигается?

— Не так хорошо и не так быстро, как хотелось бы. Но кое-что реальное все же добыли. Тиро убит парижанином, примерно шестидесяти лет. Есть заявление свидетеля, заметившего убийцу, когда тот выходил из машины «Рено-30 ТХ» черного цвета с парижским номером. Он следовал за жертвой. Ларден проверил все заправочные станции и гаражи между Тулузой и Парижем, но никто не помнит машину и человека, похожего по описанию на преступника. Причину нападения мы так и не узнали. Юноша ехал в Марокко вместе с невестой…

— Зачем же парижанину ехать в Марокко через Тулузу? Это не самый прямой путь.

— Да, это так. Но Бернар Тиро и его невеста — историки; они заехали в Тулузу для ознакомления с городскими архивами. Два дня я просматривал вместе с Ларденом хранящиеся там документы, но безрезультатно. Зато в Париже обнаружились любопытные вещи. Отец жертвы был убит при весьма загадочных обстоятельствах в октябре шестьдесят первого года, во время демонстрации алжирцев. Могу даже сказать, что он был не убит, а казнен.

— Кем же?

— На первый взгляд его убрали по политическим мотивам, из государственных соображений. Я нашел агента, которому поручили эту работу. В то время этот человек состоял в специальной бригаде, что-то вроде подпольного ударного отряда, созданного министерством для нейтрализации руководителей ОАС и ФЛН. Руководил бригадой крупный чин из префектуры Андре Вейю. Во всех случаях дела прикрыты амнистией.

— Вы думаете, что эти два дела связаны между собой? Не столь уж сложно предположить, что сын Тиро смог найти убийцу отца и приехал сюда, чтобы отомстить за него. Вот для чего он сделал крюк.

— Я не против такой гипотезы, но есть целая куча деталей, которые не укладываются в эту схему. И в первую очередь — агент, Пьер Каз. Помимо возраста, его внешность не соответствует человеку, которого видел свидетель. Да и зачем ему усложнять свою работу, добывая машину с парижским номером и совершая преступление среди бела дня с максимальным риском?

— Но если вы не смогли найти следы «рено», то, может быть, потому, что убийца и не совершал поездки из Парижа в Тулузу?

— И все же машина была. За неделю, предшествовавшую смерти Бернара Тиро, во Франции не было зарегистрировано ни одной кражи машин этого типа. Я сам проверял список похищенных автомобилей.

— А не одолжил ли кто убийце свою машину? Поинтересуйтесь времяпрепровождением Каза и посмотрите, не ездит ли на ней кто-нибудь из его друзей. Вы были еще раз в архиве после того, как узнали об этой алжирской манифестации?

— Нет, а что следует посмотреть?

— На вашем месте я бы побывал там еще раз. Теперь вы знаете, о чем идет речь: связь с Пьером Казом или со специальной бригадой. У вас есть небольшой шанс раскопать причину этого убийства. Не получится лишь в том случае, если жертва вела просто историческое исследование…

— Слишком много совпадений. По правде говоря, я должен найти убийцу Бернара Тиро. Но меня по-прежнему интересует, почему никому не известный учитель из лицея имени Ламартина становится объектом задания агента политической полиции во время алжирской демонстрации. Если бы у меня достало наглости, то я бы отправился к бывшему патрону специальной бригады Андре Вейю. Тем более что теперь он ничем не рискует…

— Не буду учить вас, Каден, следствию, хотя никогда не отказываю в совете. Можете работать, как считаете нужным. Лишь бы это привело к аресту виновного. Но предупреждаю, что, если вы выйдете за рамки закона, на меня не ссылайтесь. Это будет ваша личная инициатива. Не хочу, чтобы мое имя было связано с каким бы то ни было нарушением.

— Всегда брал ответственность на себя, комиссар, и убежден, что эти два преступления связаны между собой…

— Пока связь в том, что по неизвестным причинам убиты отец и сын. Вы только что сказали о двух преступлениях, хотя перед этим заметили, что убийство Роже Тиро покрыто амнистией. Будьте осторожны.

— Постараюсь, комиссар.

— Стараться недостаточно. И не опирайтесь на ваши «убеждения», оставьте их судьям. Мне нужен преступник, которого можно так же убедительно представить, как и труп, подобранный около префектуры. Я предпочел бы, чтобы вы оставались во главе комиссариата, пока не закончите следствие. Таким образом будете чувствовать себя свободнее.

Глава восьмая

В тот день я вернулся домой пораньше и лег в постель в восемь часов, сразу после последних известий. Но уснуть долго не мог. Встал и, подойдя к книжной полке, увидел незаконченную монографию Роже Тиро, отданную мне Клодин. Это была не книга, а скорее макет, предназначенный для типографии. На первой странице красовался герб города Дранси, на второй — название: «Дранси с основания и до наших дней. Роже Тиро, преподаватель лицея им. Ламартина».

Я быстро пролистал монографию. На многих страницах оставались пустые места, обведенные карандашом. Автор, видимо, предполагал поместить туда фотографии, графики, рисунки. Первая глава была посвящена историческому прошлому тех мест. Я бегло проглядел текст, стараясь установить лишь общий смысл. Затем перескочил через несколько столетий и взялся за современность. Я узнал, что в тысяча девятьсот тридцать четвертом году, когда население городка превысило сорок тысяч человек, была принята смелая строительная программа: в Дранси должны были построить первые французские небоскребы. Весь этот комплекс должен был называться «Чайкой».

Говоря о сороковом годе, Тиро упомянул о немецких солдатах, захваченных в плен и содержавшихся в «Чайке». (Дело в том, что первые французские небоскребы не имели успеха у публики, а потому за бесценок были проданы министерству обороны.) Здесь я обратил внимание на то, что французской армии удалось захватить пленных во время «странной войны».