Ночь Патриарха - Эрика Косачевская

Но, когда ему принесли на утверждение списки, он вычеркнул оттуда Пастернака, назвав его «безвредным небожителем», а также Шолохова, книгу которого «Тихий Дон» ценил очень высоко. Хотя и знал от Горького и Серафимовича, что написана она не самим Шолоховым, а каким-то казачьим офицером.

Вождь не дал арестовать Булгакова, поскольку ему очень нравился поставленный во МХАТе по роману этого писателя «Белая гвардия» — спектакль «Дни Турбиных», который он смотрел много раз. Этот Булгаков, очевидно для налаживания отношений с властями, написал пьесу «Баку» о подпольной боевой юности вождя и собирался поехать в Азербайджан и Грузию для поисков в местных архивах дополнительных материалов. Только этого ни хватало! Пришлось чудака вернуть с дороги, а пьесу вообще запретить.

Эти «инженеры человеческих душ», как их стали называть с подачи самого Патриарха, не понимают реальной ситуации, не знают своего места. Стоит только кого-нибудь из них прикормить, как они сразу начинают воображать, что им всё дозволено. И Есенин, и особенно Маяковский, казалось бы, не могли жаловаться на власть: в тяжёлое для страны время имели заграничные поездки со своими бабами, публичные выступления, большие тиражи книг. Маяковскому даже разрешили привезти из Франции по просьбе своей любовницы Лили Брик «маленький красный автомобильчик». И эта наглая баба на виду у всей нищей Москвы, вызывая зависть жителей, нахально разъезжала в своём, заработанном в постели, «красном автомобильчике».

Казалось бы, сиди тихо и не забывай только благодарно похваливать власть, которая тебе столько дала. Но нет… Есенин взял за правило, как только «надерётся», так тут же начинать дебоширить и обхаивать существующие порядки, жаловаться на отсутствие свобод.

А Маяковский вообще, после того, как Патриарх благосклонно оценил его поэму «Хорошо», назвав его при этом «лучшим поэтом эпохи», через несколько лет накропал поэму «Плохо», в которой по-чёрному ругал и власть, и существующую действительность.

Пришлось решение судьбы этих «пиитов» поручить начальнику Московской ЧК верному исполнительному Агранову, который при содействии своего агента Блюмкина удачно убрал Есенина, инсценировав его «самоповешение».

Спустя два года подошла очередь Маяковского. Не без помощи общих ближайших друзей и поэта, и самого Агранова — агентов НКВД супругов Осипа и Лили Брик, в квартире которых когда-то несколько лет жил Маяковский (это был модный тогда в среде русской интеллигенции «брак втроём», совершенно не понятное кавказцу-Патриарху явление), начальник Московской ЧК инсценировал самоубийство «лучшего поэта эпохи», застрелив его из своего пистолета. При этом Агранов едва ни был застигнут на месте преступления: пока он искал в бумагах Маяковского поэму «Плохо», в квартиру стучали вызванные на звук выстрела милиционеры. Убийца едва успел в последний момент ретироваться через кухню и чёрный ход, оставив в комнате свой «вальтер».

Составленный милиционерами протокол явно свидетельствовал о том, что это было не самоубийство, а Маяковский был кем-то убит из пистолета «вальтер», хотя у него самого была «баретта». А главным свидетельством убийства стал характер полученного поэтом ранения: пуля вошла в область правой ключицы, прошла наискосок тело и вышла слева, пробив селезёнку. Это указывало на то, что такое ранение человек не мог нанести себе сам и что он был убит в сидячем положении с высоты человеческого роста.

Все протоколы, так же как и патолого-анатомическое заключение, пришлось заменить. Поэта похоронили с почестями, а его именем была названа одна из главных площадей Москвы — Садово-Триумфальная. Впоследствии на этой площади был поставлен памятник поэту и она стала одним из самых модных мест свиданий москвичей.

Агранов великолепно выполнял все «скользкие» поручения Патриарха в области усмирения московской интеллигенции и стал довольно весомой политической фигурой. Слишком большой авторитет этого соратника вождя с ещё Царицынских времён стал раздражать его, и Патриарх на волне репрессий 1937-1938 годов включил его в один из списков на арест. Ему очень хотелось в этот же список вписать слишком много знающих супругов Брик, но эта умная поблядушка Лилька была неприкасаемой: её родная сестра — известная писательница Эльза Триоле стала женой влиятельного французского поэта-коммуниста Луи Арагона, с которым ни в коем случае нельзя было поссориться. И это, к досаде Патриарха, давало индульгенцию всему семейству Бриков.

После уничтожения «шайки военных-предателей» борьба с «крамолой» в 1937-1938 годах набирала обороты. В рамках НКВД ещё в 1934 году было создано специальное ведомство ГУЛАГ — Государственное управление исправительно-трудовых лагерей, число которых неукоснительно росло. Заключённые лагерей использовались на самых тяжёлых работах — в шахтах, при прокладке железных дорог и рытье каналов, в угледобывающей и лесообрабатывающей промышленности, при строительстве в условиях севера объектов различного назначения, в шахтах, где добывался уран. Результаты широкой трудовой деятельности заключенных ГУЛАГ’а стали планировать и включать в сводки отчётности Госплана. Поэтому нужно было следить, чтобы численность заключённых в лагерях обеспечивала государственное планирование. В следствие этого, работники спецслужб на местах регулярно получали разнарядки, сколько они должны были выявить и арестовать «вредителей-врагов народа».

В общей сложности к концу 1938 года были репрессированы ориентировочно двенадцать миллионов человек, из которых около миллиона были расстреляны; в тюрьмах и лагерях умерли примерно два миллиона человек. Такого размаха репрессивных мер не было за всю историю страны.

Использовав до конца потенциал Ежова, Патриарх убрал его, как в своё время Ягоду, обвинив в шпионаже в пользу Германии и свалив на него все «перегибы» в репрессиях. Появился даже термин «ежовщина». Вина вождя состояла только в том, что он «не доглядел», слишком доверился этому предателю национальных интересов. По делу Ежова не было показательного процесса — его, в соответствии с им же широко применяемой практикой, после вынесенного заочно решения Особого Совещания тихо расстреляли. Вождю, как всегда не нужны были ни свидетели, ни сообщники.

Берия, пришедший на смену Ежову, в свою очередь, сменил три четверти состава ежовского НКВД.

И всё равно, до конца Патриарх не был спокоен, потому что оставался сам Берия, который, как очень близкий соратник, был, конечно, в курсе дела. Несколько успокаивало то, что этот мингрел находился у вождя на крючке и был достаточно умён, чтобы нигде не показывать свою осведомленность. Но Патриарх уже тогда твёрдо решил, что, как только представится случай, он избавится от своего «подельника», и сам Берия — не дурак, отлично зная вождя, это понимает.

С окончательным уходом с политической арены «Ленинской гвардии» было покончено со старыми мифами и созданы новые — о великой роли Патриарха, ближайшего соратника Ленина, в свержении царского режима, в Гражданской войне, в деле становления социалистического государства, в создании самой гуманной в мире конституции.

Мертвый Ленин был ему не только безопасен, но даже полезен. Поэтому, когда Патриарх получил власть, по его указанию была несоизмеримо возвеличена роль Ильича, как великого вождя революции. На самом деле, когда Ленин в 1917 году после почти 20 лет отсутствия, в составе других эмигрантов, приехавших с ним в одном поезде, прибыл в Петроград, никакие толпы восторженных рабочих его не встречали. Он был знаком только очень узкому кругу политиков и на родине намертво забыт. Никаких «Апрельских тезисов» он с броневика не читал. Ленина вместе с Крупской без всякой помпы посадили в автомобиль и отвезли в захваченный большевиками особняк, принадлежавший балерине Ксешинской — бывшей любовницы Николая Второго.

А миф о толпах рабочих, восторженно встречающих вождя мирового пролетариата, и о чтении Лениным с крыши броневика «Апрельских тезисов» был придуман специально для истории уже после смерти «великого вождя всемирной революции». Позже на площади у Финского вокзала даже поставили памятник — Ленин с крыши броневика читает свои «Апрельские тезисы», призывая пролетарские массы к свержению Временного правительства и совершению социалистической революции.

Общепризнанными мифами, вошедшими во все учебники, стали бескорыстность и скромность Ленина, его отзывчивость, доброта и порядочность. Несколько позже была выпущена специальная книга-учебник «История ВКПб», отредактированная лично Патриархом.

Такой подход к ставшим известными политиками личностям стал для Патриарха нормой. Как только талантливый человек приобретал популярность и по понятиям вождя, мог стать потенциальным претендентом на власть, Патриарх, предварительно использовав его потенциал и выжав до конца, убирал такого претендента из жизни. При этом было только два варианта: или, как Ленина или Кирова, возвеличить, представив себя их другом и последователем; или, как было чаще всего, сделав из соперника «врага народа», уничтожить его, как Троцкого, Бухарина или Тухачевского. Поиск претендентов на его власть, со временем стал навязчивой болезненной манией вождя.