Изобретение прав человека: история - Линн Хант

Кант, – это такое, причина которого заключается не в недостатке рассудка, а в недостатке решимости и мужества пользоваться им без руководства со стороны кого-то другого». Таким образом, для Канта Просвещение означало интеллектуальную автономию, способность думать за себя[53].

Свойственный эпохе Просвещения особый акцент на личной автономии вырос из переворота в политическом мышлении, начатого в XVII веке Гуго Гроцием и Джоном Локком. Они утверждали, что автономный человек, вступающий в общественный договор с другими такими же людьми, является единственным возможным основанием законной политической власти. Но если власть, подкрепленная божественным правом, Священным Писанием и историей, должна быть заменена на договор между автономными людьми, то мальчиков необходимо учить думать самостоятельно. Теория воспитания, в значительной мере сформировавшаяся под влиянием Локка и Руссо, таким образом, сместила акцент с послушания, к которому принуждали через наказание, на всестороннее развитие разума – главного инструмента независимости. Локк объяснил значение новых практик в работе «Мысли о воспитании» (1693): «Когда дети подрастут, мы со своей стороны должны видеть в них людей, равных нам… Мы желаем, чтобы к нам относились как к разумным созданиям, мы стремимся к свободе, мы не любим, если нам надоедают постоянными выговорами и окриками». По мнению Локка, политическая и интеллектуальная автономия зависит от воспитания детей (как мальчиков, так и девочек) в новых условиях; автономия требует нового отношения к миру, а не просто новых идей[54].

Чтобы думать и решать за себя, одного философского переосмысления было мало – для этого требовались психологические и политические изменения. В трактате «Эмиль, или О воспитании» Руссо советовал матерям возвести психологическую стену между детьми и любым социальным и политическим давлением, приходящим извне. «Строй с ранних пор, – призывал он, – ограду вокруг души твоего дитяти». Английский проповедник и политический памфлетист Ричард Прайс, выступая в 1776 году в поддержку американских колонистов, утверждал, что одним из четырех видов свободы является свобода физическая: «такой принцип спонтанности, или самодетерминации, который конституирует нас как личность». Для него свобода была синонимом саморегуляции или самоуправления. В данном случае политическая метафора предполагала психологическую, но они обе были тесно связаны между собой[55].

Вдохновленные идеями Просвещения реформаторы не хотели больше замыкаться на защите тела и ограждении души, как советовал Руссо. Они ратовали за расширение границ, в которых отдельный человек мог принимать решения. Из принятых французскими революционерами законов о семье видно, насколько глубоко волновали общество традиционные ограничения независимости. В марте 1790 года вновь сформированное Национальное собрание отменило право первородства, согласно которому имущество наследовалось старшим сыном, а также печально известные lettres de cachet[56], которые позволяли семьям отправлять детей в тюрьму без суда и следствия. В августе того же года депутаты решили не предоставлять отцам исключительную власть над их отпрысками, а учредили семейные советы для слушания споров между родителями и детьми в возрасте до двадцати лет. В апреле 1791 года Собрание постановило, что все дети, как мальчики, так и девочки, имеют равные права на наследство. Затем, в августе и сентябре 1792 года депутаты снизили возраст совершеннолетия с двадцати пяти до двадцати одного года, заявив, что достигшие его дети больше не подчиняются родительской власти, а также впервые в истории Франции разрешили развод, предоставив одинаковые права мужчинам и женщинам. Короче говоря, революционеры сделали все возможное, чтобы раздвинуть границы личной автономии[57].

В Великобритании и ее североамериканских колониях желание обрести бо́льшую автономию прослеживается скорее по автобиографиям и романам, а не в законодательстве. По крайней мере, так обстояли дела до Американской революции. В действительности закон о браке 1753 года запрещал жениться лицам, не достигшим двадцати одного года, без согласия отца или опекуна. Несмотря на укрепление родительской власти, прежнее патриархальное господство мужей над женами и отцов над детьми в XVIII веке потеряло былую силу и жесткость. Начиная с Даниеля Дефо с «Робинзоном Крузо» (1719) и заканчивая Бенджамином Франклином с «Автобиографией» (1771–1788) английские и американские писатели восхваляли независимость как главную добродетель. Роман Дефо о потерпевшем кораблекрушение матросе стал азбукой самостоятельного выживания. Не случайно Руссо рекомендовал юному Эмилю обязательно прочесть эту книгу, а ее первое издание появилось в американских колониях в 1774 году, в самый разгар набиравшей обороты борьбы за независимость. В 1775 году «Робинзон Крузо» стал одним из американских бестселлеров, за успех у читателей с ним соперничали только «Письма к сыну» лорда Честерфилда и «Наследство, оставленное отцом дочерям» Джона Грегори – популярно изложенные взгляды Локка на воспитание для мальчиков и девочек[58].

Реальная жизнь людей, пусть медленно, но развивалась в том же направлении. Молодые люди все чаще полагались на собственные решения в выборе пары, хотя семьи продолжали оказывать на них большое давление, в чем легко убедиться на примере любого романа, посвященного этой теме (той же «Клариссы»). Едва заметные перемены в общественном умонастроении отразились и на воспитании детей. Англичане раньше французов перестали пеленать младенцев (что касается французов, то большая заслуга в этом принадлежит Руссо), но дольше применяли телесные наказания к мальчикам-школьникам. К 1750-м годам английские аристократические семьи уже не использовали во время прогулок детские поводки, стали раньше отнимать малышей от груди, и поскольку детей больше не пеленали, их начали быстрее приучать к горшку. Все эти факты указывают на усиление независимости[59].

Однако не во всем дела обстояли столь же радужно. В Англии, в отличие от других протестантских стран, в XVIII веке развестись было практически невозможно; с 1700 по 1857 год, когда в результате принятия Закона о бракоразводных процессах появились специальные суды для слушания дел о разводах, были расторгнуты всего триста двадцать пять браков на основании закона в отношении конкретных лиц, принятого парламентом Англии, Уэльса и Ирландии. Хотя число разводов значительно выросло – с 14 в первой половине XVIII века до 117 во второй половине, – фактически обрести свободу могли себе позволить лишь немногие аристократы-мужчины, тогда как шансы женщин, с учетом причин для расторжения брака, практически сводились к нулю. Таким образом, согласно вышеприведенным данным, во второй половине XVIII века в течение года положительно разрешалось только 2,34 дела о разводе. Во Франции ситуация развивалась совершено иначе. После того как революционные власти разрешили развод, здесь с 1792 по 1803 год прекратили существование 20 000 семей, то есть по 1800 в год. Североамериканские колонии Британии в целом придерживались английских традиций: разводы не разрешались, но было узаконено раздельное проживание супругов. После обретения независимости новые суды в большинстве штатов стали принимать прошения о разводе. Особенно большой поток заявлений от женщин хлынул в