Любовь моя, самолеты - Анатолий Маркуша

А время суровело невозможно быстро. Наркомом, по-нынешнему — министром обороны, назначили маршала Тимошенко. На свете немного людей, которых бы я ненавидел, и первым в этом списке числю Тимошенко — кавалериста, выползка из гражданской войны. Тупой солдафон, заняв главный армейский пост, он объявил форменное гонение на авиацию. Пилотаж?! Какой еще пилотаж?! Глупость и озорство. Отменить. Как — совсем? Без пилотажа нельзя! Тогда ограничить! И кормежку ограничить… подумаешь, летчики! Разъелись! Строевой им прибавить! В противогазах тренировать! И никаких привилегий! Синюю форму — содрать! И почему все летчики офицеры? Разврат. Выпускать сержантами. Ну и что — обещаны кубари?! Обойдутся. Я наведу порядок! Я научу вас свободу любить!..

Вы, наверное, обратили внимание — прямую речь даю без кавычек. Приведенный текст, понятно, не подлинный, я реконструировал его, основываясь на приказах, пользуясь цитатами, что запестрели в ту пору на плакатах, изображавших «любимого наркома»…

И в это самое мракобесное время, когда усилиями Тимошенко и его подпевал авиация была загнана в угол, лейтенант Молчанов летал с нами, желторотыми, за облака и там, вдали от начальства, показывал, на что способен И-16. Больше того, он учил: делай, как я! В жизни улыбка и слезы — рядом: вспоминаю с теплотой и умилением Артема, а следом накатывает волна горчайшая…

На западе шли настоящие воздушные бои, газеты задыхались от восторга, описывая молодецкие русские тараны, будто не понимали — всю авиацию противника одной удалью не переколотить, а мы, вчерашние ученики Артема Молчанова, играли в войну.

Один У-2 условно изображал звено бомбардировщиков. А один И-16 — соответственно — условную пару прикрытия стратегического объекта. Сменив в воздухе Толю Волкова, барражирую над сопкой, высящейся над левым берегом Онона, реки суровой — холодной и полноводной. Хожу над сопкой, вроде бы стратегическим объектом, а «противника» все нет и нет. Наконец, замечаю звено У-2, по правилам игры это целая эскадрилья. Ползут У-2 бреющим и вовсе не со стороны аэродрома, а откуда-то с севера. Хитрецы! Сваливаюсь полупереворотом, ловлю в прицел фото-кино пулемета ведущего и, вскинувшись на высоту, повторяю атаку. Вижу, как У-2 сбрасывают учебные бомбы на очерченный известковый круг. Есть попадания или нет, меня, признаться, не волнует. Игра же! Атакую снова и еще раз… и еще… В фото-кинопулемет вмонтированы часы, они покажут при дешифрировании, что случилось раньше — я «сбил противника» или «противник» поразил цель.

На третьем или четвертом заходе по «бомбардировщикам» замечаю: из-под крутого берега Онона выскакивает пестро раскрашенный — весь в камуфляжных разводах — И-16. На такой машине в нашей эскадрилье летает только Волков. Толе положено быть на аэродроме, я ведь давно сменил его. Но он вернулся и тоже атакует. «Как бы не столкнуться?» — успеваю подумать, и тут У-2 выходят за пределы зоны прикрытия. Смотрю на часы: барражировать мне остается еще пять минут, а там на смену прилетит Горшков. И игра будет продолжаться.

В назначенное время сменяюсь и топаю домой. Легкое нарушение, признаюсь, имеет место: над рекой безо всякой необходимости иду бреющим. Очень уж красиво — нестись ниже обрывистого берега. Дух захватывает! Проскакиваю над островком. И не сразу осознаю — с безымянного клочка земли, делящего реку на два рукава, поднимается дым. И только в наборе высоты соображаю: а с чего бы дым? И сразу делается тревожно… Возвращаюсь поглядеть, выяснить.

На островке чадит вдребезги разнесенный И-16. Оторванная плоскость в камуфляжных кляксах. Снижаюсь, чтобы разглядеть получше, и, кажется, вижу: Толя выброшен при ударе из кабины, он лежит метрах в пяти от фюзеляжа, раскинув крестом руки…

Вечером, не находя себе места, тащусь в санчасть. Это бессмысленно расспрашивать доктора Иванова о непосредственных причинах Толиной смерти. Толи нети не будет, с этим надо смириться. Но мне тошно в землянке-казарме, тем более, что к этому времени здесь кое-что произошло.

Когда я после полетов добрался до своей койки, взглянул на стоявшую рядом кровать Толи, обнаружил — со спинки исчез фотоаппарат ФЭД. Толя постоянно возился с камерой, он любил фотографировать, хотя снимал, честно говоря, неважнецки. Кликнув дневального, я спросил: «Где аппарат?» Оказалось ФЭД еще во время обеда забрал замполит. Пошел к нему. Новиков, гундося и размахивая руками, стал объяснять, что отправлять аппарат матери Волкова нет смысла («на что он старухе?»), лучше Новиков подкинет ей от себя деньжат… «Сколько там он стоит — рублей восемьсот?»… Буханка хлеба на Читинском базаре стоила в ту пору примерно столько же. «Ты — мародер и сволочь!» — сказал я и подкрепил слова действием…

Именно в ту минуту я утратил веру в комиссаров.

Теперь же, вечером, я шел к доктору Иванову. В армейские врачи он был мобилизован по случаю войны. Человек образованный, Иванов любил нас, летчиков, всегда старался выручить. Шел я к нему, не очень и сознавая, за утешением, за сочувственным словом. В тамбуре санчасти спугнул здоровенную бурую крысу. Подумал невольно: «Не к добру»… Приемная оказалась пустой. Резко пахло аптекой. Толкнул дверь в перевязочную и… нет, не буду… Никому не пожелаю взглянуть на вскрытое тело друга. Не дай Бог даже врагу.

Прошло пятьдесят лет. Срок серьезный. Но всякий раз, когда слышу популярную песню, бодро утверждающую, как нам нужна победа, одна на всех, а что касается цены, мелочиться не будем, за ценой не постоим, в памяти моей всплывает, высвечивается Онон, и дым над малюсеньким островком, и сумерки в санитарной части, и сине-красная ткань вынутых из Толиной груди легких…

Совсем недавно случилось разговориться с генералом, участником Афганской войны. Среди прочего услыхал от него доброе слово о командире вертолетного полка А. В. Цалко: «Хорошо воевал мужик, людей жалел, берег каждого»… И немного отпустила тоска, всю жизнь преследующая меня, — сколько хороших друзей я потерял совершенно зря, напрасно? Как легко отказались наши начальники от клятвы — воевать малой кровью, воевать на чужой территории. Но не буду отвлекаться. Моя тема — И-16, он в нашем горе не виноват. Что мог, он совершил. Справедливо отстаивал «ишачка» Чкалов. Мало нынче нас осталось, тех, кто летал на И-16, будь на то моя воля, каждому выдал бы памятный знак — золотая окрыленная пуля, так он смотрелся, наш ишачок в профиль! И пусть бы молодые завидовали…

Глава шестая

Время не только деньги

По мере того как американское крылатое выражение «время — деньги» приобретает все большую «крылатость», облетая мир, наверное, в мозгу каждого авиационного конструктора зарождается, вспыхивает, растет, тлеет, беспокойно ворочается, словом, не дает покоя мысль — пора создавать что-то из ряда вон…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});