Ма-цзы: пустое зеркало - Бхагван Раджниш

Перед пустым зеркалом иллюзии не задерживаются. Все иллюзии исчезают. Они могут оставаться, только если вы интересуетесь ими.

Вопрос Даё исполнен сострадания: «Когда же они освободятся от пут иллюзий?»

Каждое мгновение — это подходящее время для обретения просветления. Каждое мгновение — это подходящий сезон, подходящий климат. Но вы упускаете мгновение за мгновением. Упускать становится вашей привычкой, и от этой привычки нужно избавиться. Нам нужно учиться утверждаться в каждом мгновении, концентрироваться в центре своего существа и наблюдать, не давая ничему оценки — не произнося слов «хорошо», «плохо», «прекрасно».

Ничего не следует говорить, и все иллюзии исчезнут, исчезнет всякая фальшь.

Маниша спрашивает:

Наш любимый Мастер!

История о плевке Ма-цзы раскрыла мне глаза на то, что все твои поступки направлены лишь на благо твоим ученикам.

Ты имеешь дело со столь разношерстной толпой — от танцующих слив до картошки с перцем, от твердолобых немцев до смеющихся сардарджи — и при этом ты всегда остаешься собой, словно вода, принимающая форму любого сосуда, не теряя при этом своих основных свойств.

Правда ли, что, лишь будучи никем, можно стать кем угодно?

Маниша, когда ты никто, ты уже все. «Никто» и «все» — это одно и то же. А то, что я называю некоторых из вас «танцующими сливами», «картошкой с перцем», «твердолобыми немцами» или «смеющимися сардарджи», — все это лишь уловки. И я знаю, что вы находитесь там, где должны находиться, и понимаете меня правильно. И даю я вам прозвища от любви и великого сострадания. Например, я назвал Авирбхаву «большой спелой сливой». Она поняла меня. Авирбхава послала мне воздушный поцелуй. А сейчас она сидит здесь, пряча яйцо. Авирбхава, принеси мне яйцо… принеси его сюда.

(Авирбхава кладет на подиум перед учителем большое зеленое яйцо. Она разбивает его, и оттуда выскакивают два цыпленка. Они скачут по подиуму, а учитель смеется.)

Да, это правильное яйцо!

Пришло время Сардарджи. Он сидит в первом ряду. Он перешел в первый ряд с самого последнего ряда.

Пэдди, придя в мрачное расположение духа, отправляется к знаменитому медиуму, Мадам Гиппо.

— Ах, — говорит ему женщина, глядя в хрустальный шар, — картина мрачная…

— Да, — говорит Пэдди, широко раскрыв глаза, — и что же вы видите?

— Я вижу, — медленно говорит женщина, — что на этой неделе вы будете вдовцом!

Пэдди, вытирая со лба пот, откидывается на спинку стула.

— Я и сам это знаю, — говорит он. — Меня интересует другое: посадят ли меня?

Американский вице-президент Джордж Буш звонит в три часа утра в Департамент Юстиции. Он требует немедленно соединить его с верховным судьей.

В конце концов он своего добивается.

— Да, что там стряслось? — спрашивает верховный судья.

— Ваша честь, — кричит в трубку Буш, — Рональд и Нэнси Рейганы только что в подземном бункере Белого Дома вместе приняли яд! Оба мертвы!

— Ну да? — зевая, говорит судья.

— Да, да! — не унимается Буш. — Агент похоронного бюро уже здесь и готов уложить их в гробы.

— Ну да! — говорит судья сонным голосом.

— Да, да, — кричит Буш в трубку. — И, поскольку я — вице-президент, я хочу занять место Рейгана!

— С моей стороны нет возражений, — отвечает судья, — главное, чтобы агент похоронного бюро согласился!

Вальтер и Пегги Сью едут вдвоем в новеньком «форде-тандербёрд». Вальтер за рулем и ведет машину так медленно, что Пегги Сью не выдерживает.

— Послушай, — говорит она, — за каждые прибавленные тобой десять миль в час я буду сбрасывать по одному предмету своего туалета!

Вальтер тут же жмет ногой на педаль, и Пегги Сью сбрасывает туфли. Вальтер, довольно улыбаясь, продолжает жать на газ. На пол падает блуза. Глаза Вальтера лезут на лоб, он вжимает педаль акселератора в пол, и Пегги Сью избавляется от юбки, лифчика и, наконец, от трусиков. Вальтер возбуждается настолько, что его аппарат застревает в руле, машина теряет управление и, съехав с дороги, переворачивается. Никто из них не пострадал, но Вальтер не может выбраться из-под сиденья.

— Быстрее беги за помощью! — кричит он.

Испуганная и совершенно голая Пэгги начинает метаться во все стороны, прикрыв срам ботинком, слетевшим с ноги Вальтера. Тут она замечает невдалеке гараж и устремляется к нему. В гараже негр-механик — Большой Рафус — чинит машину.

— Вы должны немедленно мне помочь, — задыхаясь, говорит Пэгги Сью, — мой парень застрял и не может выбраться!

Рафус, окинув девицу долгим взглядом, медленно говорит:

— Боюсь, леди, мне его не вытянуть — он слишком глубоко застрял.

Ниведано…

[бум] [тарабарщина]

Ниведано…

[бум]

Погрузись в тишину. Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь обрати свой взгляд внутрь себя

с полным осознанием, немедля,

будто это самое последнее мгновение в твоей жизни.

Глубже и глубже.

Ты безошибочно достигнешь центра.

Центр твоей души является также и центром

Вселенной.

Истоки бытия питают тебя через центр твоей души.

Просто наблюдай безмолвие, покой,

бесконечное великолепие

своего существования.

Ты — будда, когда наблюдаешь;

все тот же ум, когда он пуст, становится буддой.

Будда — это лишь пустое зеркало —

никаких суждений,

лишь наблюдение,

лишь отражение,

и ты обрел.

Чтобы было понятнее,

Ниведано…

[бум]

Расслабься.

Наблюдай. Ты — не твой ум. Ты — не твое тело.

Ты просто наблюдатель. Наблюдение — это ты.

Это твое просветление.

Возрадуйся!

Пропитайся насквозь благословением,

внезапно пролившимся в самом центре твоего существа.

Этот центр должен стать и твоей оболочкой.

Медленно, медленно…

ты должен быть буддой в своих словах, своих поступках,

в своем безмолвии.

День ото дня будда должен становиться

самим сердцебиением в твоей груди.

Этот невероятно прекрасный вечер

стал еще прекраснее оттого,

что десять тысяч будд просто наблюдают.

Вечность бытия, как и дикие гуси, всегда здесь.

Ты никогда нигде больше не был.

Ты всегда был здесь и сейчас.

Запомни это.

Возвращаясь,

принеси это воспоминание с собой.

Оно стало самой твоей жизнью, самой твоей сутью.

Ниведано…

[бум]

Возвращайся, но возвращайся как будда.

Возвращайся как пустое зеркало

Посиди несколько минут как будда,

вспоминая свой внутренний мир,

вспоминая великое переживание.

— Хорошо, Маниша?

— Да, любимый Мастер.

— Можем ли мы отпраздновать праздник десяти тысяч будд?

— Да, любимый Мастер.

Как корова

Наш любимый Мастер…

У Ма-цзы было три любимых ученика, с которыми он был особенно близок. Их звали Нань-чжуань, Чжи-цзан, Хуэй-хай (также известный как Хякудзё).

Как-то вечером, когда трое учеников сидели вместе со своим учителем, любуясь луной, он спросил их мнение о том, как лучше всего провести эту ночь. Чжи-цзан сказал:

— Это хорошее время для жертвоприношений.

Хуэй-хай же сказал:

— Это хорошее время, чтобы продвинуться на духовном пути.

А Нань-чжуань ничего не ответил — лишь, отряхнув рукава, удалился.

Ма-цзы обратился к Чжи-цзану со словами:

— Сутры попадут в цзан.

(Он обыграл имя Чжи-цзана — «цзан» по-китайски означает «корзинка». Корзинка, которая несет в себе слово Будды.)

Затем он обратился к Хуэй-хаю:

— Дхьяна возвратится в море.