Осень будет - Денис Белохвостов

Генка не глядя подписал эту бумагу. Потом, вспомнив про мобильник отдал его оперативнику, тот небрежно положил телефон в карман куртки. Затем они вышли из дома, и про Генку все опять забыли. Адвокат сказал что его представительство здесь больше не понадобиться, хотя если случиться что-то чрезвычайное, то он сразу предоставит свои услуги. Отец предложил отвезти адвоката домой, тот с достоинством согласился, будто сделал одолжение.

Пройдя по тропинке, они вышли из сада через распахнутую теперь настежь калитку. Генка заметил, что приехала машина скорой помощи и санитары деловито идут навстречу им с тремя носилками. Отец спросил:

— Ну что, ты пришел в себя? Не беспокойся, тебя больше не будут допрашивать. Ты ведь эту девочку в сущности не знал? — спросил он, посмотрев на часы.

— Знал, — тихо ответил Генка, — ее Алей звали.

— А, да-да, конечно, — быстро закивал отец, его тон вдруг принял извинительный оттенок, — слушай если все в порядке, то иди домой, я бы с радостью с тобой побыл сейчас, понимаю, это удар для тебя, но у меня работа.

— Хорошо, — согласился Генка, ему было все равно.

— Ну и молодец, а если что случиться или просто подозрительные типы начнут рядом шастать, ты обязательно позвони, — наставительно проговорил он. Потом сел с адвокатом в машину, попрощался с Генкой, и они уехали.

Генка медленно побрел домой. Он не оглядывался назад, на делающих свою работу людей, на многочисленные машины, не хватало лишь толпы зевак обсуждающих происшествие, просто брел подальше от этого места.

Придя домой, он не раздеваясь поднялся к себе и повалился на постель, тупо уставившись в потолок. В дверь осторожно постучали. Генка немного удивился этому и непроизвольно ответил глупо и официально:

— Войдите.

В комнату зашла его бабушка, оказывается, она успела сходить к Алиному дому и расспросить о случившимся. Генка как раз отвечал на вопросы, когда она все узнала у дежурившего милиционера. Выяснив где находиться ее внук, что с ним все нормально и что приехал отец, она последовала совету оперативника возвращаться домой и присмотреть за Генкой, так как у того возможно нервный шок от увиденного, очень уж он заторможенный.

— Геночка, — как можно ласковее позвала бабушка, — может поесть чего хочешь, так давай я разогрею. И если тебе нездоровиться, то разденься, ляг и поспи. Не надо вот так в верхней одежде лежать.

В ее голосе чувствовалась грусть и жалость одновременно. Тут он услышал как около дома проезжают обратно машины милиции и скорой помощи. Все, Алин дом был теперь полностью мертв и закрыт для всех.

— Не хочу, спасибо бабуль, — равнодушно ответил Генка. Но он все же спустился вниз, снял куртку, кроссовки и надев тапочки вернулся в свою комнату.

Бабушка опять пришла с темным пузырьком и стаканом воды. Как только она вошла, по комнате поплыл запах валерианки.

— Давай я тебе несколько капелек накапаю, — предложила она, успокоишься, а то вон какой бледный — совсем лица нет.

Генка от успокоительного отказался. Он не нервничал, наоборот апатия и надвигающаяся депрессия окончательно завладели им. Всю следующую неделю Генка лежал на кровати и смотрел в потолок. Он старался держаться за воспоминания, но ничего не получалось. Они становились все более смутными и туманными. Пустота играла с ним злую шутку, постепенно стирая из памяти Алю.

Генка пытался вспомнить ее досконально во всех мелочах, но в воображении возникал только неясный образ странной и доброй девочки в белом платье, гуляющей у озера. Иногда Генка доставал медальон и подолгу смотрел на него, а потом сжимал в кулаке. Это слабо, но все же помогало. Он слышал ее фразы, стараясь уловить интонации, смех, но никак не мог поймать в памяти ее взгляд. Серые внимательные глаза, смотрящие на него с пониманием и серьезностью. Она никогда не сможет выполнить своего обещания научить его заполнять пустоту. Никогда ничего не расскажет и не выслушает. Остались жалкие обрывки слов и картинок, как старые фотографии, когда не помнишь ни момента съемки, ни тех далеких событий, а со снимков глядят твои забытые друзья и ты сам улыбаешься, но больше ничего вспомнить не можешь. Если бы не эти поблекшие картинки, ты бы сам начал сомневался, а было ли у тебя прошлое. Беспамятство — оружие пустоты. Генка начал понимать эту истину. Все видения словно пролетали мимо, оставляя его один на один с пустотой. Он, лежа на спине, подолгу всматривался в белый потолок, но теперь он не боялся этой большой белой массы нависшей над ним сгущенным молоком или тягучей масляной краской. Ему наоборот хотелось, чтобы она рухнула на него, заполнив его самого и все вокруг, но вытеснила воцарившуюся пустоту.

Бабушка, конечно, заметила неладное и пыталась по-своему помочь Генке.

Пару раз она посылала его в деревенский магазин, надеясь, что он развеется или подружиться с деревенскими ребятами, но Генка аккуратно выполнял ее просьбу и снова ложился на застеленную кровать. Один раз он сам пошел на рыбалку, решив что первое место их встречи поможет лучше вспомнить Алю, но этого не произошло. Кроме обычных мелких и наглых «бычков» он ничего не выловил. Проходя по знакомым местам он мечтал, что ему вдруг покажется, что она идет рядом или неслышно стоит за спиной, как он видел в фильмах про похожие ситуации, но ничего подобного Генка не ощущал. Али рядом не было. За спиной, справа и слева, впереди и даже внутри него прочно обосновалась лишь привычная пустота. Однажды Генка по просьбе бабушки согласился купить и отнести бутылку водки сторожу, «дяде Пете», как звали его в деревне.

— Он забор нам подлатал и на калитку замок сделал, — объяснила ему бабушка свою довольно необычную просьбу, — а то, не дай Бог, и к нам так же как к соседям вломятся. Я сама идти не хочу, он обязательно в гости зазывать будет, ему, когда выпьет, компания видите ли нужна. А я пьяных терпеть не могу. Нажрутся и начнут рассуждать о том да сем, а ты слушай их.

Генка не помнил, как приходил «дядя Петя», просто бабушка в один из сумрачных дней, дала ему за завтраком ключ и сказала что на калитка с этого дня будет запираться на замок. Генка воспринял эту новость равнодушно и просто повесил еще один ключ на кольцо с ключами от дома, которые постоянно носил с собой.

Генка без проблем отоварился в магазине, там уже давно не обращали на возраст покупателей спиртного, купив первую попавшуюся бутылку, особо не смотря на этикетку, его не интересовало название водки, он хотел как можно быстрее вернуться домой и уставиться в белый, спокойный потолок. Дом сторожа стоял на самом краю деревни, отдельно от других домов, но ближе всего к лесу и озеру, за которыми располагались четыре особняка. Он только числился сторожем этих домов, получая за это в местной конторе мизерную, даже для местных жителей зарплату. Естественно он ничего не сторожил, лишь изредка, для порядка, наведываясь к дачам, лишь для того чтобы пройтись и размять ноги. Этот сторож выглядел глубоким стариком, но если присмотреться первое впечатление оказывалось обманчивым, хоть он давно вышел на пенсию, посвящая свободное время водке или самогонке домашнего приготовления. «Дядя Петя» носил бороду, правда, особо не ухаживал за ней, отчего она росла неровно и вместо мудрого и строгого образа, наоборот, придавала ему чересчур добродушный и глупый вид. Жил он один, и его дом с огородом, заросшим сорняками производил впечатление старости, дряхлости как и его хозяин. Генка вежливо поздоровался, сказал кто он и зачем пришел. Старичок заметно обрадовался.

— Кто ты — я знаю, — затараторил он, — а бабка твоя не обманула, прислала бутылочку, сто лет ей здоровья. Проходи ко мне в сад, я тебе тоже стопарик налью. Посидим, поговорим. А то мне тут и выпить не с кем. Мои друзья все померли, или к детям переехали, старуха тоже к праотцам отправилась, царство ей небесное.

— Спасибо, но я не пью, и вообще мне пора, — Генке сейчас не хотелось ни с кем общаться, тем более участвовать в пьяных разговорах. Он вытащил из сумки бутылку и протянул ее старику.

— Нет, нет, ты уж хоть немного посиди. Я понимаю, скучно и неинтересно со стариком говорить. Ты небось, с нашими, деревенскими пьешь. Расслабляетесь, или нет… вот — «отрываетесь», так вы сейчас это называете, — и дедок не беря у него бутылку пошел за дом, не переставая, впрочем, говорить. Генке ничего не оставалось, как последовать за ним.

Садом «дядя Петя» называл две старые яблони местами с сухими ветками, которые хозяин или не захотел или не нашел времени отпилить. Изредка на ветках изредка попадались большие красные яблоки. Под этими яблонями располагался небольшой деревянный столик и две скамеечки стоявшие напротив друг друга, одна со спинкой, а на второй доска, служившая ей отвалилась и валялась под столом. Доски давно почернели от времени, а скамейки местами покрылись мхом.