Острова эфирного океана - Борис Красногорский

— Теперь мы можем считать себя победителями; я доказал и еще докажу, что для величия родины гражданин "Соседней Страны" не пожалеет ни себя, ни других, и что не какой-нибудь России бороться с нашей великой державой!

С этими словами он подошел к орудиям и стал заряжать их.

Штейн при виде этого поморщился.

— Послушайте, Густав Иванович, нельзя ли без насилия? Ведь мы и так их обгоним и первые водрузим родное знамя на Венере.

— Да, да, я тоже присоединяюсь к этой просьбе, — поддержал Блуменберг геолога.

Астроном насмешливо посмотрел на обоих и промолвил, не отвечая прямо на их слова:

— Вы, господа, мне конечно поможете, или вы больше не патриоты, и я принужден буду…

В этой отрывистой фразе было столько угрозы, что ученые как-то машинально подчинились властному характеру Штернцеллера и стали ему помогать.

Как нам уже известно, бой продолжался недолго; исход его был очевиден с самого начала. Когда астроном заметил, что ядра перебили у "Победителя" цепи для управления зеркалом, он радостно потер себе руки и прекратил пальбу. Расстроенные Штейн и Блуменберг спросили его, что же будет с разбитым аппаратом?

— О, успокойтесь, господа, — ответил он, не задумываясь, — ничего особенного: он полетит от Солнца и вероятно упадет обратно на Землю. Я ведь и сам не хотел бесцельной гибели экспедиции.

Но глаза астронома говорили другое. Видно было, что он прекрасно знает, куда толкнул пассажиров "Победителя", — знает, что межзвездное пространство редко отдает свои жертвы обратно.

Спутники его поверили лживым словам и очень обрадовались, что на их совести не будет убийства. Улетавший с головокружительной быстротой аппарат Имеретинского последний раз блеснул, как бриллиант в солнечных лучах и почти моментально скрылся. Он затерялся в тысячах звезд, горевших на черном небе и, наконец, совсем погас. На минуту пространство оживилось встречей двух небесных поездов; но эта была не простая встреча, а столкновение, швырнувшее один из них в бесконечность. На месте катастрофы опять водворилось предвечное, впервые нарушенное спокойствие!

Штернцеллер вновь повернул зеркало ребром к Солнцу. Маневры во время сражения не только остановили аппарат, но даже сообщили ему движение в противоположную сторону, т. е. от Солнца. Сила тяготения должна была преодолеть это движение и сообщить "Patria" прежнее направление и скорость.

— Наше небольшое приключение, — заметил астроном хладнокровно, — задержит нас дней на семь в пути; но припасов у нас, слава Богу, хватит.

ГЛАВА V

Борьба с бесконечностью

— Консервов?

— 152 килограмма; в том числе мясо, бульон, молочный порошок, сухие овощи, сухари, соль и проч.

— Водорода?

— 36 килограммов…

— Кислорода?

— 437 килограммов.

— Сокращая дневную порцию до 500 грам. твердой пищи и 1 литра воды, мы получим?

— Консервов на 76 дней и воды на 81 день…

— Выпуская для дыхания всего 500 грам. кислорода в день на человека, его хватит?

— На 75 дней.

— Прекрасно: употребив для дыхания часть кислорода, предназначенного для получения воды, и будучи умеренными в пище и питье, мы легко продержимся 80 дней.

— За это время многое может перемениться. Не правда ли, Валентин Александрович?

— Вы совершенно правы, Карл Карлович.

Этот разговор показывал, что путешественники не упали духом после роковой встречи с аппаратом "Patria". Первые минуты отчаянья и ужаса миновали и пассажиры "Победителя Пространства" несколько успокоились и собрались с мыслями. Деятельная и энергичная натура Имеретинского не позволяла ему пассивно отнестись к несчастью; из его спутников также никто не желал сложить руки и покорно ожидать, что будет дальше. Изобретатель прежде всего привел в известность, на сколько дней хватит запасов экспедиции; оказалось, что можно продержаться около 2 1/2 — 3 месяцев.

Удивительное существо человек: кажется, уж все ясно, кажется, не остается никаких иллюзий и рано или поздно конец неизбежен, — нет, он еще цепляется за последние минуты своей жизни, всячески старается их удлинить и не перестает надеяться до последнего вздоха.

К Имеретинскому это было применимо в полной мере: инстинкт жизни, инстинкт самосохранения был у него необыкновенно силен. В решительные минуты голова молодого ученого начинала работать с удвоенной энергией. Во время опасности он не только не терял присутствия духа, но даже наоборот, становился более спокоен и рассудителен — качество, неоценимое для руководителя экспедиции.

Подсчитав ресурсы путешественников, изобретатель подошел к окну и, машинально барабаня пальцами по стеклу, глубоко задумался.

Картина звездного неба по-прежнему развертывалась перед его взором во всем великолепии, но мысли Имеретинского были далеко. Он в сотый раз вспоминал все подробности своего предприятия и старался связать между собою различные препятствия, мелкие и крупные неприятности, начиная с черного шара на 244-м собрании клуба и кончая неожиданным нападением. Многое было ему неясно, хотя, с другой стороны, он уже подозревал главного врага и его мотивы. Постепенно его мысли перешли опять на критическое положение экспедиции. Он внимательно осмотрел зеркало аппарата. Отражающие листы были сильно порваны и местами отстали от рамы; последняя также порядочно пострадала, некоторые переплеты ее покривились и поломались. Однако все эти повреждения затрагивали в общей сложности ничтожную часть поверхности зеркала и оно могло служить по-прежнему.

"Доказательство налицо, — подумал изобретатель: — мы несемся от Солнца с полной скоростью".

Потом он проверил крепость стенок вагона, наружные листы были пробиты в нескольких местах; сквозных же отверстий к счастью не образовалось. Только внутренняя обивка отстала кое-где от исковерканной стены. Вагон также не настолько пострадал, чтобы его состояние угрожало опасностью для экспедиции.

Осмотрев еще раз тщательно аппарат для управления зеркалом, Имеретинский к своей неописуемой радости убедился, что кое-как им с трудом можно поворачивать зеркало. Это давало меленькую надежду на спасение. Все вздохнули свободнее.

Однако Добровольский заявил, что опасность еще не миновала.

— Мы несемся с такою скоростью, — сказал он, — что солнечное тяготение не преодолеет инерции; мы умчимся в бесконечность, даже если повернем зеркало ребром к Солнцу.

— У меня также являлась эта мысль, — сказал Имеретински. — Мы, действительно, ни в каком случае не будем в состоянии немедленно вернуться обратно; но мы можем посредством лучевого давления направить аппарат на любую планету, находящуюся от Солнца дальше, чем мы сейчас; мы можем направить свой полет на Марс или на спутники Юпитера. Там мы починим аппарат и вернемся на Землю.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});