Жизнь наверху - Джон Брэйн

— Тебе нисколько не жаль, но это не имеет значения.— Больше он с этой железной дорогой не играл. И то, что я сказал, было верно — это не имело значения. Но между нами что-то было утрачено в тот вечер.

Я разжал зубы и отпустил руку. Боль утихла, но я все еще видел перед собой большой серебряный дизель, разбивающийся на повороте, и улыбку Гарри.

Кенсингтон-Хай-стрит была совершенно безлюдной. С мрачным удивлением я подумал: интересно, куда все подевались. Когда я был моложе, мне всегда казалось, что на улицах вечно толчется уйма народу, а теперь мелькали одни автомобили. Если подойти поближе, видно, что за баранкой всегда кто-нибудь сидит. Но скоро и этого не будет. В один прекрасный день все машины станут ездить сами по себе, без пассажиров, куда им вздумается, а мы будем прятаться в домах, ожидая, чтобы они проехали мимо. Но они будут ехать, ехать и никогда не проедут. Их великое множество — как китайцев.

Такси свернуло влево мимо «Олимпии» — это уже был район цветочных магазинов, зеленных лавчонок, прачечных и химчисток, затем свернуло еще раз — направо, в длинную улицу трехэтажных домов с балконами, и затем снова налево, в улицу старых постоялых дворов, где жила Джин.

— Вы знаете, какой вам нужен дом, сэр? — спросил шофер.

— Я разыщу,— сказал я и расплатился.

Не тут-то было. В нумерации домов не существовало решительно никакой системы. Дома были разбросаны в полном беспорядке, и я обошел целый квартал — вернее, нечто бесконечно длинное и весьма неопределенное, прежде чем нашел № 14-а, засунутый за № 23 в середине небольшой улочки, мощенной булыжником и освещавшейся газовым фонарем эпохи королевы Виктории. Правда, в газовый фонарь была ввинчена электрическая лампочка, но очень слабенькая, чтобы не нарушать иллюзии. Дверь дома была свежевыкрашена в бледно-желтый цвет, и медная дверная ручка начищена до блеска. Здесь уже пахло деньгами, и я это уловил. Я нажал кнопку звонка.

Сказав, что молодой человек, отворивший мне дверь, был слегка навеселе, я бы покривил душой.

— Никого нет дома,— произнес он хрипло, пытаясь отодвинуть в сторону длинные черные космы, нависавшие на глаза.

— Джин Велфри здесь живет?

Молодой человек покачнулся и ухватился за стену, стараясь удержаться на ногах. Присмотревшись к нему внимательнее, я увидел, что он не так молод, как мне показалось сначала: вероятно, ему было далеко за тридцать, ближе к сорока.

Он хмуро поглядел на меня:

— Вы меня помните, приятель? Нет?

Я увидел дубовый сундук и на нем груду пальто. Я прибавил к ним свое. Я мог уже не спрашивать этого господина, здесь ли живет Джин: в рамках на стенах висели театральные афиши.

— В эту дверь? — спросил я его.

— Нет, не сюда,— сказал он, тяжело плюхаясь на дубовый сундук.— Вон та дверь, напротив,— это то, что вам нужно, приятель. Но только никого нет дома. Вот эти предметы, развешанные по стенам, дают вам представление обо всех спектаклях, в которых играли Джеки и Джин. Вон Джин слева, а Джеки справа. Ничего не забыто, видите: «Опера нищих», «Цимбарун», «Она раздевается, чтобы победить»; Ануйль, Кауорд, Новелло — вся компания. Но ни той, ни другой нет дома сегодня.— Он приподнялся и, ухватив меня за лацкан пиджака, пощупал его.— Хорошая материя,— сказал он.— Я уже где-то видел ее — или вас — раньше.

— Не помню, чтобы мы встречались,— сказал я, чувствуя, как моя антипатия к нему нарастает с бешеной силой.

— А я этого не сказал. Но я видел вас в Уорли. Я из Уорли.

— Как интересно,— сказал я.— Не сомневаюсь, что мы будем закадычными друзьями.

Я повернулся к нему спиной. В эту минуту дверь отворилась и вошла Джин. Она обняла меня за шею.

— А я думала, то вы заблудились,— сказала она.— Джефф успел уже прицепиться к вам?

Я пожал плечами.

— Он пьян, как видите. Сидит на мели, и это действует ему на нервы.

— Вы разбили мне сердце,— сказал я, обнял ее и прижался носом к ее шее.— Ого, «Диориссимо»,— заметил я.

Она поцеловала меня снова.

— Какой вы догадливый. А что вы скажете о моем платье? Нравится? — Она руками обтянула платье на бедрах, что было в общем совершенно излишне.

— От Харди Эмис,— сказал я.— Но главное — в нем Джин.

— Она сегодня демонстрирует его каждому,— сказал Джефф.— И это не от Харди Эмис. А от мадам Винтерботтом — Уорли, Главная улица. Вот где она его откопала. Уцененный товар. Ни одна приличная женщина не наденет.

Джин поцеловала меня.

— Как чудесно, что вы пришли,— сказала она.— Теперь тоска по родине не гложет меня больше.

— Акт первый,— сказал Джефф. Он, казалось, внезапно протрезвел.— О господи, да ты ведь только в понедельник вечером приехала.— Он снова сделал попытку отпихнуть куда-нибудь в сторону волосы. У него был высокий чистый лоб, находившийся в явном несоответствии со всем лицом, которое было не столько красивым, сколько смазливым, с ямочкой на подбородке и пухлым, но хорошо очерченным ртом. Не будь этого лба и пучков черных волос на скулах, из него получилась бы прехорошенькая девушка. Почему он так злится, подумал я, и почему Джин спускает ему это? Его бы надо поставить на место. Моя рука, обнимавшая Джин за талию, напряглась.

Я снова почувствовал себя молодым. Все было очень просто. Он ревнует. Он хочет того же, чего и я. Он ревнует даже к Уорли. А меня ждет награда. И наградой будет не только Джин, но еще и удовольствие отнять ее у кого-то, кто не полюбился мне с первого взгляда. Целый день я только и делал, что старался доставить удовольствие прожорливому старику с садистическими наклонностями. К этому вынуждала меня забота о хлебе насущном для себя, для жены и для детей. Как только в шесть часов утра я сел в лондонский поезд, так перестал быть просто человеком, а стал служащим фирмы и весь божий день просматривал какие-то записки, и спецификации, и письма, пока у меня не заломило глаза. А теперь я снова стал свободен, снова стал человеком и мог присоединиться к танцующим.

* * *

Гостей было человек тридцать. Но они не танцевали, некоторые из них даже не пили. Это отнюдь не было похоже на оргию. Все, как показалось мне, были очень молоды. А может быть, я пришел сюда с опозданием на десять лет,— подумалось мне.

— Я принесу вам выпить,— сказала Джин.— Чего вы хотите, дорогой?

— Я скажу, чего он хочет, и я скажу, кто он такой,— сказал Джефф.— Я сейчас вспомню. Это Лэмптон, и он хочет двойную порцию шотландского виски. Все преуспевающие дельцы из Уорли это пьют.

Он протянул «Уорли» так, что стало похоже на блеянье, и поглядел, какое это производит на меня впечатление. Во мне закипала злоба, я невольно смерил его взглядом. Он был дюйма на два выше меня, но противоестественно худ. Это была не спортивная худоба, а развинченная худоба недоедающего человека; в нем была какая-то хрупкость. Казалось, кости и суставы у него, как у ребенка, еще не успели затвердеть. В нем вообще было что-то инфантильное.

— Ваша догадка правильна,— сказал я.— Вы, по-видимому, неплохо знаете Уорли.

Я предложил ему сигарету. Внезапно мне представилось важным понравиться ему, это было важно не само по себе — это был опыт, мне нужно было проверить мое умение обращаться с людьми.

— Я жил там когда-то. И работал у вашего тестя,— сказал он.— Во время войны. Но встречаться с ним мне не приходилось.

— А кому приходится?

— Ну, вы — другое дело,— сказал он.— Я был просто клерком, мелким служащим.

— И мы все такие же,— сказал я.— Все мы от первого до последнего — мелкие служащие фирмы «Браун и К°».

В углу комнаты, полускрытый высокой спинкой дивана, стоял большой магнитофон. Бесчисленные кнопки, переключатели напомнили мне флэмвилловскую счетную машину, которую Браун вопреки моему совету приобрел. Я тотчас постарался отогнать от себя эту мысль.

— Это большой босс,— сказал Джефф.— Эби Браун не из тех, кто станет с нами якшаться. Он — ходячий атавизм. Атавизм девятнадцатого века.

Джин принесла бокалы. Он машинально взял бокал и одним глотком осушил его наполовину. Джин озабоченно на него поглядела.

— Как ты себя чувствуешь, Джефф?

— Превосходно,— сказал он.— Мы с мистером Лэмптоном вспоминали сейчас былое.— Он хмыкнул.— Я ведь его давно знаю, понимаешь? Он разъезжает по Уорли в большом белом автомобиле. Но он меня не знает тем не менее. Я его вижу, но он меня не видит. Он живет наверху…

— Там пришла твоя приятельница,— довольно холодно прервала его Джин.

— Мой приятель — мистер Лэмптон. Все знают мистера Лэмптона. Он напоминает мне мой дорогой старый Уорли. Мой бесценный Уорли, мой миленький Уорли коттэджей и особняков. Я, знаете ли, бываю время от времени в Уорли. Моя матушка живет на Тибат-стрит. В самом низу…

Пухленькая ручка легла на его плечо. Он обернулся.

— Джуди, сокровище мое! Я весь вечер тосковал по тебе! — Обхватив ее рукой за талию, он отодвинул ее от себя.— Черт побери, ты выглядишь ослепительно. Я собираюсь монополизировать тебя, полностью монополизировать.— Он повел ее к длинному столу неподалеку от магнитофона.— Ты выглядишь ослепительно,— донеслось до меня снова. Затем он шепнул ей что-то на ухо, и она рассмеялась счастливым смехом. На какую-то секунду она стала казаться моложе его. Потом ее лицо снова постарело, и на нем снова проступило алчное выражение.