Правдивая история короля Якова - Анфиса Каховская

тот монолог, в котором император клеймит военачальника. Уж очень прозрачные намеки. Даже дурак догадается, кого мы имеем в виду.

Пармен слушал их внимательно, слегка наклонив голову. Видно было, что он напряжённо думает.

– Но в конце концов, мы вернулись в Древию для того, чтобы напомнить людям об их законном Короле. Хотя, с другой стороны, погореть из-за одного монолога было бы глупо. Считаете, он на самом деле слишком откровенный?

Все закивали.

Пармен вздохнул. Он знал, что они примут любое его решение – он был для них безоговорочным авторитетом – и именно поэтому боялся ошибиться, тем более, что от его выбора зависела не только жизнь людей, которые ему доверяли, но и всё их дело, которое он ставил превыше всего.

– Что-то устал я сегодня, – признался он. – Утро вечера мудренее. Давайте с утра ещё раз это обсудим.

Все стали подниматься. Сегодняшний день выдался на редкость трудным: они ожидали, что он станет переломным, что с него вся их жизнь пойдёт по-другому, но ничего не поменялось, и завтра им придётся продолжать делать то, что они делали вот уже три года. И снова ждать, ждать, ждать.

ГЛАВА ШЕСТАЯ,

в которой великий и славный Король Древии Яков Восемнадцатый наконец решается действовать (хотя потом он об этом сильно пожалеет).

Дверь в королевскую спальню приоткрылась, и, осторожно ступая по коврам, вошёл Глен с подносом. На большом, грубо сколоченном столе стояли блюда с остатками завтрака, и он сразу направился туда.

Спальня Короля Якова была огромной, но несмотря на это, света в ней было очень мало – узкие окна, похожие на бойницы, почти не пропускали внутрь солнце.

По сути, окна и были бойницами, ведь замок, одолженный Якову на время изгнания услужливым родственником, строился именно как крепость. Расположенный на острове, он должен был стать форпостом защиты владений услужливого родственника, а вернее, его предков, от врагов со стороны моря.

Но тот, кто проектировал этот замок, был, видимо, плохим стратегом – за более чем сто лет с момента его постройки никто так и не покусился на эту часть владений. Да, к слову сказать, если бы и захотел покуситься, спокойно обошёл бы остров с любой стороны – переть в лоб на замок стал бы лишь какой-нибудь любитель сложных штурмов, да и то только ради самого процесса – никакой ценности для завоевателей остров не представлял.

Сначала здесь селились какие-то люди в извечной человеческой надежде, что «там» всегда лучше, чем «здесь». Но они довольно быстро распростились со всеми иллюзиями и вернулись на материк. А замок и прилегающие к нему владения много лет пустовали, давая приют лишь разбойникам, скрывавшимся от закона, и дожидаясь, видимо, когда какой-нибудь из родственников хозяина окажется изгнанником, нуждающимся в приюте.

Можно догадаться, что уютным такое место назвать было трудно. И за семнадцать лет, что провели здесь лишённые своей страны поселенцы, уютнее оно не стало.

Сначала Король Яков и его приближённые были уверены, что остров будет их прибежищем совсем недолго, – и поэтому не особенно заботились о его обустройстве. Потом они надеялись, что скоро покинут это место, – и поэтому не пытались привести его в обжитой вид. Ну а со временем они так привыкли к тому, что их окружало, что уже и не замечали, насколько убого все выглядит.

Глен тихо убирал со стола, стараясь не потревожить своего Короля, заснувшего в кресле возле окна. Яков полулежал, уронив голову на вытянутую руку. Время после завтрака меньше всего подходит для сна, но распорядок дня Короля в изгнании был таким бестолковым, что вернее было бы назвать его «беспорядком дня».

Глен поднял тяжёлый поднос и как мог бесшумно направился к двери, но его остановил голос Якова – оказывается, он всё-таки не спал.

– Глен!

– Да, ваше величие.

– Глен, я не могу так больше. Я больше не выдержу.

Это Глен слышал уже семнадцать лет, но накануне в замок пришла весть, что покушение на Арна провалилось, поэтому Король вполне резонно рассудил, что имеет полное право на депрессию, и замкнулся в себе и своих покоях, не допуская к себе никого, кроме верного Глена. Но, честно говоря, никто и не рвался его посетить.

Глен уважал право своего господина на депрессию – да, по сути, других прав у того и не осталось – и превратился в молчаливую тень: бесшумно приносил еду (аппетит у Короля не пропал), беззвучно убирал посуду. Он знал, что скоро Якову надоест роль бессловесного затворника, и оказался прав: Король отомкнул свои уста. Это счастливое обстоятельство застигло Глена очень невовремя: он уже отошёл довольно далеко от стола, чтобы поставить свою ношу обратно, и теперь ему приходилось поддерживать не только королевскую депрессию, но и тяжеленный поднос. А силы были уже не те – Глен был значительно старше своего патрона. И всё же он не мог бросить ни одно, ни другое.

– Ваше величие, у Пармена ещё осталась Трава, – довод был слабый, но единственный – больше в утешение сказать было нечего.

– Предлагаешь подождать ещё год? А если опять не получится, то ещё. И ещё. И у кого может получиться? Ведь тот человек был лучшим, верно? Что с ним, кстати? Есть сведения?

– Сведения неутешительные, ваше величие, – Глен прислонил поднос к груди, чтоб было полегче. – Он не выдержал допроса с пристрастием. Его больше нет на этом свете. Но он никого не выдал, ни слова не произнёс.

– Ему и не надо было ничего говорить, – мрачно сказал Король. – Арн и так прекрасно догадался, чьих это рук дело. Глен, скажи, он вообще человек?! Он вообще смертный?

– Несомненно, ваше величие, – Глен прикинул расстояние до стола, но сдвинуться с места не посмел. – Просто он действительно очень сильный ворожей. Боюсь, что без помощи ворожбы нам его не одолеть.

Король взглянул на верного слугу с такой болью во взоре, что Глен на миг забыл про поднос.

– Ты про Селена?

– Это вам решать, ваше величие, но если и есть ворожей, сопоставимый по силе с Арном, то это только Селен.

Король задумчиво кивал:

– Да, знаю, знаю.

Он встал и принялся ходить кругами по своей непомерно огромной и непомерно мрачной спальне.

– Так ты считаешь, надо принять предложение Селена? Он больше не разрешит мне оттягивать с ответом. В последний раз он очень разозлился.

– Я не вправе вам советовать в этом вопросе. Никто, кроме законного монарха, не вправе распоряжаться его владениями. Решать только вам, – на самом деле, Глен сейчас отдал бы целое королевство за возможность поставить куда-нибудь поднос.

Слово «решать» всегда пугало Короля. Решать-то он и не умел. Но при этом понимал, что решать надо. И немедленно. Иначе он до конца жизни проторчит на этом проклятом острове.

– Пожалуй, если