Зверюшки - Николай Эдельман

- Ну, а потом что?

- Ту часть подземелья, что ближе к выходу, под изолятор приспособили. А гад этот расплодился, уж не знаю как, планы лабиринта уничтожили в свое время для секретности, и вывести этих чудовищ уже никому не удалось. И друг с другом они по трубам научились общаться. В одном месте стукнешь, так грохот по всем коридорам стоит. Никакого телеграфа не надо. Чую я, завтра ещё кого-то из охраны недосчитаются.

Сосед с нижних нар неожиданно притянул к себе Н. и торопливо зашептал ему прямо в ухо:

- Не слушайте его! Он сумасшедший и провокатор! Ничего этого нет и быть не может! И царапин на двери никаких нет! И про ночь тоже врет - тут никто не знает и не может знать, когда день, а когда ночь!

Однако, верхний его очень хорошо расслышал и презрительно рассмеялся:

- Ага, не знает и не может знать! Когда тебя вызывают и просто беседуют - это день, а когда по почкам бьют - ночь. Этим-то они и различаются. Ты меня послушай, - продолжал он, обращаясь к Н. - тут много чего есть, в этих лабиринтах. В стенах кое-где потайные двери. За ними сокровища и оружие. И даже есть проходы, которые ведут к секретным городам, где Ответственные Товарищи гуляют. Со мной в камере один тип сидел, план показывал. Только я, дурак, поленился срисовать. А потом его выдернули - и с концами.

- А вы давно тут? - осторожно спросил Н., встав в проходе между нарами.

- Нет, раньше я в другой камере сидел. Меня сюда перевели позавчера, но не успел Н. сформулировать свой вопрос точнее, как он лег навзничь, острым носом к потолку, закатил глаза и монотонно забормотал:

- Ты движешься, но лишен двух степеней свободы, и можешь идти только туда, куда ведет клаустрофобический коридор. И даже когда приходится выбирать, по какому из ответвлений продолжить маршрут - это ложный выбор. Один из путей кончится тупиком. Инструкция "шаг вправо, шаг влево" несостоятельна - ни влево, ни вправо не шагнешь, только вперед, следуя прихотливым изгибам прохода. Ошалелая крыса, потеряв надежду найти выход, мечется, а сверху, сняв крышку, следит хладнокровный наблюдатель, который волен распоряжаться твоей судьбой. Стоять на месте бессмысленно, но и в движении большого смысла нет - когда ты находишь выход, то всего лишь попадаешь в лифт, который увозит тебя ещё глубже под землю, в новый лабиринт.

Неожиданно он замолчал и сел, мотая головой.

- Что это вы такое рассказывали? - спросил Н.

- Что? - с удивлением переспросил тот.

- Ну, только что. Про лабиринт, про крыс...

- Да ты что?! Тебе приснилось, что ли?

- Ну как же! Вот только что лежали и рассказывали! - он обратился за поддержкой к соседу с нижних нар. - Подтвердите ему!

- Молодой человек, - веско ответил тот. - О своих бредовых видениях вам надлежит сообщить консилиуму. К тому же я не желаю иметь ничего общего с этим провокатором и прошу вас не впутывать меня в ваши с ним объяснения.

Н. осторожно отступил к своим нарам и присел на них, сгорбившись и сжав ладони между коленями.

- Что теперь? - спросил он. - Когда же будет этот ваш консилиум?

- Подождите, - отозвался сосед уже немного любезнее. - Вас вызовут. Каждый отдельный случай требует конкретного решения, и как долго продлится подготовительный период, ни вы, ни я знать не можем.

Сколько времени он ждал, сидя в полумраке и вдыхая сырость и вонь, исходящую из ведра в углу, Н. не знал. Когда ему стало невмоготу сидеть в бездействии, он встал с нар и принялся вышагивать взад-вперед по тесному пространству камеры.

- Сразу видно, что его коленом по яйцам не били, - пробормотал кто-то наверху. - Походил бы тогда.

- Заткнись, Читрал, - ответил ему ещё один голос. - Ты там уже был, а он ещё нет. Сам всю ночь лбом в дверь молотил, когда тебя взяли.

Н. напряженно вслушивался в тишину. За дверью часто раздавались шаги, но все они проходили мимо. Временами издалека доносились крики. Один раз кто-то заорал прямо за дверью, а затем вопль заглох и послышались глухие, чавкающие удары.

Наконец, дверь снова загремела, и Н. привстал, ожидая, что про него все-таки вспомнили. Но тут же шлепнулся обратно на нары - в сопровождении смотрителя вошла женщина, в которой Н. немедленно признал соседку Алины, ту, что смотрела телевизор. Она была одета в халат, претендующий на название белого, на самом же деле неимоверно грязный. Женщина несла котелок, в котором плескалась какая-то жидкость. Все обитатели камеры немедленно послезали с нар и жадно столпились вокруг котелка, отпихивая друг друга. Тетка дала по шее кому-то самому нетерпеливому и раздала обгрызенные деревянные ложки, которыми местные жители стали торопливо хлебать из котелка, толкаясь и то и дело проливая жидкость на пол и друг на друга. Н. застыл в оцепенении, сжимая в руке протянутое ему грязное орудие производства, тем более что зрелище людей, окровавленных, оборванных, изувеченных, которые столпились, как свиньи у корыта, и хлебали вонючую баланду, напрочь отбивало аппетит. Он зажмурил глаза.

Котелок был опустошен, едва лишь захлопнулась дверь камеры. Раздатчица вернулась за ним и за ложками через полчаса. Все это время Н. просидел на нарах, едва решаясь открыть глаза.

- Ложки давайте! - громко сказала женщина своим сварливым голосом, прибавив ещё несколько нелестных эпитетов в адрес обитателей камеры. Одна, две, три... а где ещё одна?! Ты что, совсем оглох, что ли - давай ложку, кому говорят!

Открыв глаза, Н. понял, что обращаются именно к нему, и что он все ещё машинально сжимает ложку в кулаке. Шагнув к нему, женщина вырвала ложку из его руки и, продолжая ругаться, сделала было движение, чтобы отвесить ему затрещину, но сопровождавший раздатчицу смотритель неожиданно схватил её за руку.

- Ша, Матильда! - приказал он. - Без рук! Этого ублюдка не смей трогать.

- Да что он, принц какой, что ли? - опешив, изумилась Матильда.

- Не твое дело. Так начальство приказало, и заткни хлебало.

"Идиотизм! - твердил Н. сам себе. - Откуда она может знать, что с Алиной!" Тем не менее он набрался решимости раскрыть рот и спросить:

- Вы меня не узнаете?

Баба даже не удостоила его членораздельным ответом, только выругалась трехэтажно, забрала ложки и котелок и удалилась.

После обеда, а может быть, ужина - Н. абсолютно не представлял себе, какое время суток, - обитатели камеры снова расползлись по нарам. Н. тоже лег, уткнув лицо в руки и пытаясь унять резь в пустом желудке. Он пытался найти убежище во сне, но сон не шел к нему. Лежа с закрытыми глазами, он слышал стоны, вздохи, скрип нар, неразборчивое бормотание, ощущал запахи душной сырости, гноя, засохшей крови, мочи и преющей одежды. Иногда его уши улавливали какие-то отдаленные крики, заглушенные толстыми стенами. Но расстояние настолько ослабляло их, что Н. не был уверен, действительно ли он их слышит, или ему только мерещится. Н. очень занимала проблема - что нужно сделать, чтобы избежать окружающего кошмара: заснуть или, наоборот, проснуться? Находясь в мучительной полудреме, то проваливаясь в забытье, то вновь выплывая из него, он вдруг понял, что всю жизнь провел в тюрьме, и только сейчас у него раскрылись глаза.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});