Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник) - Ирэн Роздобудько

В ее глазах отображались самые разнообразные эмоции. Когда она поравнялась со мной, ее лицо наконец-то приобрело верное выражение: оно улыбалось.

– Это вы нарочно? – спросила девушка и протянула мне ключи.

– Да, – не стал отрицать я.

– И что это означает?

Я пожал плечами. «Царевна‑лягушка» улыбалась, в ее глазах прыгали солнечные зайчики, хотя на улице было пасмурно. Но я мог бы дать голову на отсечение, что зеленоватая радужная оболочка ее глаз поблескивала, как стеклышко в лесном ручье.

– Я хочу пригласить вас на чашку кофе.

– Я только что пообедала, – просто сказала она. – И кофе пила…

– Что же мне делать? – Я изобразил отчаяние.

– Я не знаю. А что вы обычно делаете в таких случаях?

– То есть?..

– Ну вы же – большой выдумщик. Должен же быть еще какой-то вариант!

– Конечно! – спохватился я. – Еще есть чай, мороженое, кино, цирк, боулинг, бильярд…

– Я выбираю бильярд! – воскликнула она.

– Отлично. – Я взял ее за руку, а свободной проголосовал проезжающему мимо такси.

Едва мы уселись на заднее сиденье, как дождь забарабанил в лобовое стекло. Она засмеялась и пожала мою руку:

– Да вы меня просто спасли!

Она была откровенна и непосредственна, как веселый щенок.

Я видел ее насквозь. Она была цельная и настоящая, будто… яблоко, переполненное жизненными соками и круглой детской радостью. А еще я подумал, что Лиза навсегда останется для меня сотканной из молекул-знаков и никогда не станет чем-то более весомым, чем капля воды, отблеск огня или запах листвы…

Я повез свою новую знакомую в клуб, где кроме обычного ресторана был зал с бильярдными столами. Я наблюдал, как азартно она играет, как неуемно прыгает вокруг стола, как смешно высовывает кончик языка, когда целится в шар. Через пару часов даже я устал, а она все не унималась, пока не научилась забивать шары в лузу. Тогда я предложил ей поужинать. Я знал, что в этом ресторане готовят потрясающий стейк по-ирландски, и заказал две порции с овощами. Все было так, будто мы знакомы очень давно. Это немного беспокоило меня, но она держалась совершенно естественно – не кокетничала, вела себя ровно, по-дружески. А когда принесли стейк, активно принялась за дело. Мне было приятно смотреть, как она ест – с аппетитом, с выражением неподдельного блаженства на лице. Мы пили вино. И я вдруг отметил, что мы очень мало говорили друг с другом, удивился тому, что это совсем не мешает нам. А еще – мы так и не познакомились, не назвали своих имен, будто это не имело никакого значения! И мне это тоже нравилось, казалось необычным. В конце концов, какая разница? Прекрасный вечер, мягкий свет, зеленый бархат скатертей, чудесная безымянная девушка напротив… Необременительное общение без обсуждения дальнейших действий. Я узнал, что она учится «на художника», хорошо рисует, любит шоколад. Она все больше нравилась мне. Вопрос о ее спутнице я отложил на потом, сейчас это было бы не к месту.

В конце вечера я уже понимал, что мне не стоит использовать эту девушку, нужно идти к Тенецкой другим путем.

Когда я довел ее до подъезда, произошло самое удивительное. Она сама потянулась ко мне и поцеловала в щеку…

– Спасибо. Мне было очень хорошо. Когда у меня под ногами зазвенели твои ключи, я подумала – ты только не смейся! – что это звон небесный… – Она немного помолчала, а потом решительно произнесла совершенно неожиданное: – Если бы ты на мне женился, я бы почувствовала себя самой счастливой на свете!

Странно, но эти простые слова навели меня на мысль – а почему бы и нет?.. Чего еще я жду от жизни? Для чего работаю, сочиняю всю эту телемуть? Кому я нужен? И, в конце концов, если этому всему когда-нибудь суждено закончиться, весело ли мне будет смотреть на одинокие стены своего дома? И еще: ни одна из женщин не говорила со мной вот так – все ждали инициативы от меня, капризничали, кокетничали, требовали, иногда – угрожали. Тоска…

– Ты не подумай, что я кретинка, – продолжала она, – я просто ЗНАЮ, что так должно быть. А откуда знаю – не знаю… – Она улыбнулась. – Со мной такое бывает. Вот, к примеру, я знаю, что у тебя в карманах две зажигалки и… – она задумалась, внимательно глядя мне в глаза, – и носовой платок – вчерашний, с табачными крошками…

Я, словно зачарованный, порылся в карманах. Одна фирменная зажигалка была в джинсах, это я знал наверняка. Из внутреннего же кармана пиджака извлек еще одну – старую-престарую, поломанную. О платке нечего было и говорить. Все было так, как она сказала.

– Вот видишь! – обрадовалась она.

– Деваться некуда, – засмеялся я. – Как порядочный человек, должен жениться!

– А ты – порядочный человек?

Загнала меня в глухой угол. Я задумался:

– Честно говоря, не знаю…

Она была странной. Я даже испугался за ее будущее: неужели она была такой прямой и простой со всеми?

– Значит, порядочный… – Она поковыряла носком кроссовки, как это делают дети. – Ну все, спасибо. Я пойду…

Но я уже не мог отпустить ее просто так! Интерес к ней затмил мой разум:

– Нет, стоп! У тебя еще есть время?

– Конечно!!!

– Тогда – поехали!

Я снова схватил ее за руку, мы выскочили на шоссе и поймали машину. Она ни о чем не спрашивала.

Что было потом, вспоминаю как сон. Мы поехали к одному художнику, моему давнему приятелю. На крыше его мастерской пили шампанское, водку и ситро «Буратино». Потом все вместе отправились еще в одну мастерскую и попали (мне это не казалось удивительным) на грандиозное застолье с шашлыками, которые жарили прямо во дворе посреди города. Моя чудесная «царевна‑лягушка» произвела неизгладимое впечатление на старых акул пера и кисти.

– Тебе, старик, всегда достается все лучшее, – без конца твердил хозяин мастерской, бросая взгляды в сторону моей прекрасной незнакомки. – Посмотри, у нее лицо, как у Богородицы. А кожа! Ты посмотри на виски – китайский фарфор. Аж светится!

Я тоже пристально рассматривал «лягушку» и видел ее слишком большие глаза на слишком бледном лице и чувственный рот, который все время смеялся, ведь ей угождали все по очереди. Это действительно выглядело смешно. Я сидел в уголке и наблюдал за всем этим. Я не находил в ней ничего, кроме привлекательной естественности.

Мы пели, пили, а под утро стреляли во влажное небо из духового ружья, пока соседи не вызвали милицию. Пришлось потрясти своим удостоверением и быстренько раствориться в молочно-розовом рассвете.

– Ты не устала? – спросил я ее по дороге домой.

– Конечно, нет! – Она была возбуждена и свежа, как и днем, когда я впервые увидел ее.

– И тебе понравилось все это безобразие?

– Очень!

Я пожал ее руку:

– Тогда я действительно должен жениться…

Мы вышли из машины у ее дома.

– Когда? – серьезно спросила она.

– Хоть завтра! Готовься – пойдем подавать заявление! – выпалил я.

– Тогда – до завтра?

– До завтра!

Она уже была на пороге подъезда, когда до меня дошло, что я так и не знаю ее имени – представлял всем как «Царевну» (мысленно добавляя – «лягушка»)…

– Как тебя зовут, невеста? – крикнул ей вслед.

Она обернулась.

– Лика.

– Анжелика? – уточнил я, едва не добавив – «маркиза ангелов».

– Ни в коем случае! Просто – Лика. И никак иначе!

Елизавета Тенецкая

1

…В последнее время ей все чаще приходила на ум песня Высоцкого: «Нет, ребята, все не так!» Почему «не так», когда вот оно, счастье – признание, исполнение желаний, дом, семья? Она дождалась. Вот едет в серебристо-сером «опеле» в трехкомнатную квартиру в центре города… А когда входит в какой-нибудь зал, всегда слышит шепот за своей спиной – восторженный или завистливый, не имеет значения. Почему же все чаще преследует этот запах плесени? Он исходит от флакончиков с дорогими духами, от авторских полотен, висящих в квартире на стене, от подарков, присылаемых отовсюду… От себя самой. Она уже не знает, нужна ли кому-то на самом деле, или все дружеские связи основаны на взаимовыгодных условиях: «ты – мне, я – тебе». Она не знает, действительно ли не утратила своих способностей или же признание ее таланта – дань высокой должности ее мужа. Когда-то она решила проверить это, тайком уехала в Литву, скрытой камерой отсняла уникальные кадры штурма телецентра, взяла кучу интервью. Но делала это не ради славы. Там, в Вильнюсе, у костров, она снова была по-настоящему счастлива. Потому что здесь, дома, было что-то «не так». Она боялась себе признаться, что обманулась, что ее ожидания оказались напрасными. Еще страшнее было думать о том, что муж – не герой, а просто почти случайно попал «под горячую руку» властей…

Когда он вернется, думала она, и будет лежать один, всеми покинутый, покрытый коростой, посреди ледяной пустыни – она подойдет и ляжет рядом, отдавая ему все свое тепло. Она готова была замерзнуть рядом – молча и преданно, как собака. Но этого не понадобилось. Он вернулся, удивленным и вместе с тем равнодушным взглядом смерил дочку, свозил Лизу к своим родственникам, быстро, по-деловому «оформил отношения» и окунулся в политику. И, как подозревала Лиза, только потому, что другого пути у него не было – так же, как не было его и у комсомольских работников, которые ринулись в бизнес.