Вурдалак - Майкл Слэйд

Летом шестьдесят третьего ей казалось: жизнь кончена.

Сейчас ей казалось, что кончена карьера.

Ренд вышла на кухню, налила себе немного «Драмбуйе», вернулась в гостиную и поставила рюмку на стол перед креслом. На мгновение она задумалась, не включить ли свет и не почитать ли автобиографию Алека Гиннесса «Скрытые благодеяния», но вместо этого подошла к стереопроигрывателю и поставила любимую пластинку — «Душа большого города: ритмы и блюзы» Рэя Энтони.

Когда комнату заполнил проникновенный, умиротворяющий голос трубы — соло из «Я почти потерял голову», — Хилари опустилась в кресло и закрыла глаза. Последние месяцы убедили ее в том, до чего глупо приносить на алтарь работы лучшие, невозвратные годы жизни. И хотя сейчас ей очень хотелось унестись на крыльях мелодии туда, где самозабвенно парила труба, мысли ее упрямо возвращались к делу Убийцы-Вампира. В конце концов Хилари Ренд сдалась.

— Психопатия, по вашей классификации, относится к третьему типу нарушений психики, к характеропатиям?

— Совершенно верно, — ответил Брейтуэйт. — Психопат — а надо сказать, для этой категории больных не характерно развитие симптомов психоза, например слуховых или зрительных галлюцинаций, или симптомов невроза, различных фобий — так вот, психопат не в состоянии выработать нормальное представление о том, что хорошо, а что плохо с точки зрения общепринятой морали. Понятие «хорошо» в этом случае подразумевает все, что нравится психопату, без учета того, как это сказывается на окружающих. Он не способен подавлять свои порывы и желания, каковы бы они ни были. Психопат не учится на ошибках и повторяет их вновь и вновь. Он внутренне холоден, черств, бессердечен. Поэтому-то садисты частенько оказываются типичными психопатами и их невозможно ни умолить, ни упросить, ни разжалобить.

Однако важно отметить, — продолжал Брейтуэйт, — что и загнанная на самое дно сознания психотическая личность, и владеющий собой агрессивный психопат внешне могут казаться совершенно нормальными, хотя глубоко внутри тлеет болезнь. В обоих случаях, если прорыв заболевания приводит к убийству, обстоятельства гибели жертвы могут быть ужасающими.

— Вы подразумеваете нанесение увечий? — спросила Ренд.

— Да, — ответил Брейтуэйт. — Вспомните Невила Хита и Иена Брейди.

— Накануне я спросила вас, можно ли, опираясь на факты, собранные по делу Убийцы-Вампира, поставить ему диагноз. Вы ответили — да, гематомания.

— Верно, — подтвердил доктор. — Но позвольте мне сперва кое-что прояснить. Понятия психической нормы фактически не существует. По мере развития психиатрической науки постепенно стало ясно, что у больного и здорового рассудков гораздо больше общего, чем различий. У каждого человека есть странности, маленькие или не очень. Мания развивается в том случае, если нарушается или теряется естественное равновесие между личностью индивида и внешним соответствием так называемой норме. Иными словами, сознание этого индивида раскрывает свои мрачные секреты (а они есть почти у каждого) и навязчиво сосредоточивается на определенном объекте или субстанции как на фетише. Фетишем считается любой неодушевленный предмет или негенитальная часть тела, вызывающая обычную эротическую реакцию и ассоциирующаяся с сексом. Мы называем это фиксацией.

Гематомания — это навязчивое влечение к человеческой крови. Это нарушение психики, родственное вампиризму, встречается и у психотиков, и у психопатов.

Тому есть множество документальных свидетельств.

Жиль де Рец, французский аристократ, ярый противник Жанны д'Арк, пил перед битвой человеческую кровь, убежденный, что это придаст ему мужества. Впоследствии он занялся черной магией и, вызывая Дьявола, использовал кровь маленьких детей. В 1440 году он предстал перед судом по обвинению в гибели почти пятидесяти жертв и был казнен.

Венгерская графиня Эржебет Батори держала в темнице сотни девушек и ежедневно «доила»: брала кровь, как у коров берут молоко. Она страдала навязчивым убеждением, что кровь благотворно действует на ее кожу, и каждое утро принимала ванну из крови.

Фриц Хаарман из Ганновера знакомился на вокзале с мальчиками-побирушками и убивал их укусом в шею ради крови, а расчлененные тела продавал домохозяйкам как обычное мясо в лавке, над которой квартировал. В 1924 году на суде назвали более двадцати его жертв в возрасте от тринадцати лет до двадцати одного года. Хаарману нравилось носить по квартире ведра с кровью.

У Питера Кюртена, «Дюссельдорфского чудовища», признанного виновным в девяти убийствах, при виде человеческой крови происходило семяизвержение. Кроваво-красный закат он считал добрым предзнаменованием. Однажды, не имея возможности быстро отыскать человеческую жертву, он схватил спящего лебедя, отрезал ему голову и выпил кровь. В 1933 году, перед казнью, Кюртен сознался доктору Карлу Бергу, тюремному психиатру, что его последней радостью будет услышать журчание собственной крови, когда гильотина отрубит ему голову.

Джон Джордж Хейг, маньяк, терроризировавший Англию в конце сороковых годов и тоже окрещенный прессой Вампиром, признавался, что наполнял кровью каждой из своих восьми жертв стакан и с наслаждением, смакуя, выпивал. С самых ранних лет Хейг испытывал непреодолимую тягу к крови. Впервые он испытал ее, когда мать в сердцах шлепнула его по руке металлической массажной щеткой и поцарапала кожу. Зализывая ранку на пальце, мальчик узнал вкус крови. Хейг подрос, стал петь в церковном хоре и часами просиживал в Уэйкфилдском кафедральном соборе, любуясь кровавыми ранами распятого Христа. Затем начались навязчивые видения, побуждавшие его убивать: ему снились леса, где из стволов и с ветвей деревьев текла кровь.

— А почему, — спросила Ренд, — все жертвы нашего убийцы — девочки, не достигшие половой зрелости?

— Это, — ответил Брейтуэйт, — зависит от причин возникновения гематомании. Если субъект, о котором идет речь, страдает шизофренией, один из главных симптомов — уход от внешнего мира во внутренний мир фантазий и галлюцинаций, аутизм. В этом случае именно фантазии управляют сознанием убийцы-психотика и определяют выбор жертв. Если же наш субъект — садист-психопат, то нормальное половое влечение у него полностью меняет полярность: его перестает интересовать оргазм, и на первый план выдвигается жестокость. Вот почему Болотные убийцы Иен Брейди и Майра Хиндли хранили у себя магнитофонные записи криков своих жертв. Убийца-садист достигает удовлетворения (не обязательно сексуальной природы) только уничтожая или калеча. Классический пример — Джек-Потрошитель. Он жестоко изувечил пять ист-эндских проституток, удалив внутренние органы, которые забрал с собой. Между этим и нашим случаем есть определенное сходство: наш убийца обескровливает жертвы и вырезает им сердца. Но главное, — сказал Брейтуэйт, - серийным убийцей часто движет лютая, всепоглощающая ненависть. Именно ненависть снова и снова заставляет его убивать. Объект ненависти или его символический заместитель претерпевает ужасные муки, а убийца наслаждается сознанием того, что он — причина этих страданий. Убийце хочется самому пережить мучениясвоей жертвы, испытать жутковатый восторг тех мгновений, когда жизнь покидает тело.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});