Темная принцесса - Трейси Лоррейн

это то, чего ты не понимаешь, — мягко говорит она, ее пальцы хватают меня за подбородок и поворачивают обратно, так что у меня нет выбора, кроме как смотреть на нее. — Они все принимают тебя. Единственный человек, который этого не делает, — это ты.

— А как насчет тебя? — Спрашиваю я, голова идет кругом от всего, что она мне говорит. Это неудивительно. В глубине души я знаю все это дерьмо. Но знать, что она тоже это видит, что она может снять все слои моего дерьма и точно знать, что я чувствую, ошеломляет.

— Я бы не настаивала так сильно, если бы мне было все равно, Николас.

— Почему ты это делаешь?

Она откидывается назад, кончики ее пальцев скользят по моей обнаженной груди, заставляя меня содрогнуться. Никто не прикасался к моей коже здесь уже… долгое, блядь, время.

— Потому что… — говорит она, поддразнивая меня и заставляя ждать.

Ее глаза отрываются от моих, и я наблюдаю, как она рассматривает длинный шрам, который она поцеловала, прежде чем ее взгляд переходит на другие — некоторые, о которых она знает, некоторые, которые, должно быть, застают ее врасплох.

Ее пальцы нежно обводят каждую отметину.

Внутри меня поднимается отвращение.

Я их чертовски ненавижу. Презираю их.

Каждая отметка — еще одно доказательство всего, что мне говорили в детстве. Что я слабый. Недостаточно хорош. Обуза. Бесполезный.

Мои глаза изучают ее, пока она запоминает мое тело, как будто боится, что я больше никогда его не покажу. Честно говоря, здесь она, возможно, недалека от истины. Я молча умоляю ее закончить то, что она собиралась сказать, но, боюсь, она не собирается.

В конце концов, речь шла не о том, чтобы она раскрылась. Речь шла исключительно о том, чтобы она раскрыла меня и, наконец, увидела все пытки и уродство, которые я скрываю внутри.

Ее пальцы дразнят углубление V, которое исчезает в моих брюках, заставляя стон вырываться глубоко из моего горла, и мой член дергается под ней, прежде чем она заводит пальцы за пояс, как будто собирается стащить их с меня. Но она этого не делает.

— Ангел, — умоляю я, ненавидя то, как слабо и отчаянно это звучит. Я просто чертовски надеюсь, что она понимает, что на этой земле нет другого человека, который когда-либо слышал бы мою мольбу подобным образом.

— Где ключи, Николас?

Я колеблюсь, но это бессмысленно, когда она сдвигается ниже, ощущая выпуклость в моем кармане. Она просовывает руку внутрь и вытаскивает их, вешая на палец между нами.

Однако, не довольствуясь этим, она засовывает руку в другой мой карман и выуживает оба наших телефона вместе с ее нижним бельем, которое я запихнул туда ранее.

— Калли, — рычу я.

— Пора действовать, а не просто болтать, Николас.

— Нет, подожди, — жалобно кричу я, когда она слезает с меня и встает рядом с кроватью.

Убирая свои находки в карман, она натягивает трусики обратно на место и смотрит в зеркало, проверяя свой макияж.

Я наблюдаю, как она дразнит меня, когда мой член ноет за пределами моих брюк, отчаянно желая, чтобы она вернулась.

Развернувшись, она пронзает меня взглядом, полным уверенности и силы, и это, блядь, сбивает меня с ног.

Возвращаясь ко мне, она выхватывает мой нож, который я не заметил, как она бросила на кровать рядом со мной.

Ее взгляд скользит по моему телу, ее внимание останавливается на каждом шраме, но она ничего не говорит, убирая мой клинок и пряча его в карман.

Я клянусь здесь и сейчас, что собираюсь пойти против приказов Эвана и подарить ей свой собственный.

Она выглядит слишком охуенно, чтобы его не иметь. Даже если она использует его только в спальне.

— Кто-нибудь еще знает, где мы находимся?

— Нет.

— Могу я поговорить с ними?

Я киваю. — Через Wi-Fi.

— И где я могу найти код для этого, дьявольский мальчик?

Мои губы подергиваются при упоминании ее прозвища для меня. Мне это не должно нравиться. Но, черт возьми, мне многое нравится, чего, вероятно, не стоит делать, когда речь заходит о Каллисте Чирилло.

— Ты уже подключена, Ангел.

Она протягивает руку, и я ожидаю, что она развяжет меня, но это не входит в ее намерения. Ее рука ложится на мою шершавую щеку, и она пристально смотрит мне в глаза, пока я не клянусь, что она может заглянуть прямо в мою черную и запятнанную душу.

Ее большой палец проводит по моему рту, и мне до боли хочется, чтобы это были ее губы.

— Ты достоин этого, Николас. Чертовски достоин.

Прежде чем у меня появляется шанс даже подумать о том, что ответить на это заявление, она хватает свой iPad сбоку и уходит, закрывая за собой дверь.

7

КАЛЛИ

Мое сердце бешено колотится в груди, а рука дрожит, когда я снова вытаскиваю ключи и начинаю выяснять, какой из них подходит к двери передо мной.

— Давай, — умоляю я, когда первые два не подходят.

К счастью, третий — тот самый, и всего через несколько секунд я открываю огромную дверь и, наконец, вдыхаю глоток свежего воздуха, выходя в тепло весеннего солнца.

Мои руки дрожат, а грудь вздымается, когда я подхожу к двуспальному шезлонгу и опускаюсь на него.

Я игнорирую свой iPad и телефоны в кармане. Прямо сейчас у меня нет сил разговаривать с кем-либо еще.

У меня голова идет кругом от времени, проведенного с Деймоном в той спальне.

Я зажмуриваю глаза, и образ его покрытой шрамами груди и живота возвращается ко мне.

Мой собственный желудок сжимается от боли, которую он, очевидно, перенес.

Я знала об операциях, которые он перенес в детстве. Ни для кого не было секретом, что он родился с дырой в сердце и перенес не одну операцию, чтобы все исправить в ранние годы. Но я не ожидала остального. Злые, грубые раны. Ожоги.

Раскаленные слезы наполняют мои глаза, когда я пытаюсь даже представить, через что он мог пройти.

Все парни за эти годы не раз дрались, и в какой-то момент все они были ранены настолько сильно, что оказались в больнице, или, по крайней мере, Джанна нанесла им визит, чтобы залатать их.

Но я никогда не слышала, чтобы Деймон так сильно пострадал.

Я думаю, на самом деле это не должно быть сюрпризом, учитывая, что мне никто ничего не говорит. Но что-то подсказывает мне, что никто другой тоже не знает. И от этого у меня просто болит сердце.

Одинокая слеза скатывается по моей щеке, когда я думаю о том бедном маленьком мальчике, которому снова и снова говорили, что он недостаточно хорош.

Возможно, я