Повседневность дагестанской женщины. Кавказская война и социокультурные перемены XIX века - Оксана Мутиева

кровомщения[162].

Предпочтение эндогамных браков нашло отражение и в фольклоре дагестанских народов. Так, в пословицах ярко проявляется отношение семьи и общества к выходу девушки в иноэтническую среду. В частности, кумыкская пословица «Чистое золото реку не переплывет, хорошая девушка село не оставит»[163], пословица гунзибцев «Хорошая корова за реку не уйдет»[164], у чародинцев – «Хорошая девушка свое село не оставит, хорошая кобыла реку не перейдет!»[165]

Важной составляющей в эндогамных браках была сумма калыма, которая могла быть оговорена между родственниками. Не вызывает сомнения, что при необходимости родственники со стороны жениха и невесты могли договориться между собой о предполагаемом минимальном размере выкупа. Существенным было обстоятельство, что в таких браках редким явлением были разводы. Желая сохранить семью, все члены тухума всячески старались примирить стороны семейного конфликта.

Безусловно, в условиях начавшейся Кавказской войны тухумные отношения и эндогамные браки давали преимущество в добывании хлеба насущного. Большому родственному коллективу легче было обеспечить себя необходимым и легче переносить тяготы военного времени.

При выборе невесты самое пристальное внимание уделяли ее нравственным качествам: целомудрие, кроткость нрава, уважение к старшим, мнение окружающих о девушке и др. О том, какое значение придавали в обществе чести девушки, свидетельствуют пословицы и поговорки: «Достойная жена дом украшает», «Посмотрев на мать, бери в жены дочь», «По чистоте чашки суди о пище, по матери выбирай невесту», «Не женись, если расхваливает мать, а уважают соседи – не упускай» и др.[166]

Заметим, что нравственным качествам матери девушки придавали большое значение. Сложился стереотип в патриархальном дагестанском обществе, что мать, слывшая в народе безнравственной, не могла воспитать достойную дочь. Поэтому, прежде чем прийти сватать девушку, смотрели, какая у нее мать.

Начавшаяся Кавказская война отразилась на привычных формах жизнедеятельности дагестанских народов. По замечанию М. М. Блиева, «война сдвинула с места все пласты традиционного, переступив все мыслимые и немыслимые пороги привычной жизни»[167]. В том числе под влиянием военных событий происходила трансформация повседневного семейного уклада жизни дагестанского общества.

Существенным образом военный фактор отразился на повседневной семейной жизни населения Нагорного Дагестана и Чечни, которые вошли в состав теократического государства – имамат. Все сферы жизнедеятельности людей на подконтрольных имамату территориях подчинялись исключительно шариатским законам: общественная и личная жизнь, отношения между полами, воспитание детей и др.

Наиболее ревностным сторонником нововведений в имамате был имам Шамиль, который, реформировав некоторые положения шариата, создал свой свод военных и гражданских законов – низам.

Под влиянием шариатских веяний происходило ослабление адатных норм, что не могло не отразиться на брачно-семейных отношениях. Шариат, с одной стороны, давал женщине намного больше семейных прав, чем патриархальные адаты, но, с другой стороны, шариат способствовал ужесточению сегрегации полов[168]. Несмотря на то что в традиционном обществе гендерные отношения базировались на доминировании мужчин во всех сферах жизни, строгой гендерной регламентации не существовало. Особенно это ощущалось в горной части Дагестана, где женщины были наделены большей свободой в семейной жизни, в то время как у равнинных народов, в частности у тюркских, имела место существенная ограниченность женщин в семейном быту. По мнению С. Ш. Гаджиевой, это объяснялось сравнительно скудным участием женщин тюркских народов в хозяйстве[169]. В результате положение женщины в семье неизбежно становилось более зависимым и подчиненным мужу[170].

Семейная жизнь дагестанцев изучали многих русские дореволюционные авторы, которые представили ее исключительно с позиции дискриминационной практики в отношении женщин[171].

Именно в таком контексте их семейную жизнь запечатлел военный историк Н. Ф. Дубровин. По мнению автора, в семейной жизни горских народов не было ничего такого, что можно было назвать счастьем[172]. Причину этого автор видел в бедности, отсутствии любви, а также частых ссорах между супругами[173]. При этом Дубровин выделял две полярные стороны семейной жизни: с одной – безграничная лень мужа, а с другой – невыносимо тяжкий и беспредельный труд жены[174]. Автор полагал, что такое положение вещей говорит не в пользу семейного счастья[175].

Интересные наблюдения, отражающие семейную жизнь аварского аула Ботлих, оставил в своем этнографическом очерке Н. Львов. Он утверждал, что власть мужа над женой была деспотической, а женщина всегда должна была заслужить благосклонное внимание со стороны мужа. В противном же случае ее доля была несравненно хуже, чем у раба. Главную причину такого положения женщины автор видел в духовенстве, которое не упускало случая внушить горянкам, что их главная религиозная обязанность состоит исключительно в угождении мужьям[176]. По сведениям Львова, проповеди дибиров, которые по четвергам читались для женщин у мечети, многим горянкам казались скучными, а некоторые – смешными[177]. Автор отмечал, что, посылая и десятнику и дибиру тысячи проклятий, женщины отправлялись к мечети, куда их призывал страх наказания[178].

Желая узнать причину нежелания женщин ходить на эти проповеди, Львов спросил их, почему они проклинают дибира, который учит добру. Самая смелая из них ответила, что добро лишь мужьям, а не женам, которым жутко от этих проповедей[179].

Отчасти авторы правы, так как по исламской традиции послушание мужу является краеугольным камнем семейных отношений. Такая модель, по мнению социолога И. С. Кона, была характерна для любого традиционного общества[180]. Различия между супругами освещались религией, а женщине всегда отводилась зависимая, подчиненная роль[181].

Но это вовсе не означает, что женщина находилась на положении бесправного раба. В частности, такое твердое убеждение о бесправности жен сложилось у офицера русской армии Д. И. Свечина, который полагал, что дагестанец смотрит на хозяйку дома как на рабочее животное, а женщина в Дагестане находится «в совершенном рабстве»[182].

Очевидно, что, наблюдая за повседневной жизнью жителей аула, автор мог видеть лишь внешнюю сторону семейных взаимоотношений, а не то, что происходило в стенах дома. Традиционный этикет дагестанских народов исключал внешнее проявление к женщине особых чувств, в том числе сострадания, что, безусловно, давало почву для такой оценки: муж – вечный деспот, а жена – его жертва. Выразительна в этом плане оценка семейного быта М. О. Косвена. Досконально изучивший традиционное общество народов Кавказа, автор отмечал, что власть главы семьи не была неограниченной[183]. По мнению автора, глава всегда считался с мнением домодчацев, советовался с ними во всех серьезных случаях[184]. Кроме того, автор подчеркивал, что наиболее важные вопросы решались семейным советом[185].

Надо заметить, как бы ни складывались отношения внутри семьи, прилюдно ни женщина, ни мужчина не позволяли себе проявить неуважение друг к другу. В первую очередь, они тем самым заботились о репутации своей семьи и