Няня особого назначения - Лесана Мун

душу среди толпы. Я очень надеюсь, что у вас получится пробить тот щит, что Его Величество воздвиг вокруг себя и вытащить наружу все хорошее, что было в ребенке, пока были живы его родители.

— Я могу стараться сколько угодно, но если Грэм не сделает мне навстречу хотя бы шаг…

— Он уже сделал, — снова улыбается Хитч.

— Когда покрасил мне волосы в зеленый цвет? — спрашиваю со смешком.

— Именно так. Няня номер десять боялась пауков. И Его Величество принес их ей. В постель. Ядовитых. А няня номер три ненавидела пиявок и на прогулке случайно упала в водоем… продолжать нужно?

— То есть? — на несколько мгновений задумываюсь. — Вы хотите сказать, что он со мной просто дурачится? Не желая навредить?

— Я счастлив, Алена, что вы не только очень добрая девушка, но и очень смекалистая. А теперь, перед тем как уходить, позвольте узнать, зачем я был вам нужен?

— О! Точно. А то я уже и забыла. Вы меня огорошили. И дали пищу для размышлений.

— Я рад, что мои слова не пропали даром.

Коротко рассказав дворецкому, что мне нужно и заручившись его поддержкой на будущую шалость, продолжаю прогулку, когда за моей спиной внезапно начинают трещать кусты. Хватаю Дашу на руки и поворачиваюсь к звуку лицом. Тишина. Потом опять шуршание.

— Так, кто бы там ни был, вылезай, пока я тебе… голову не снесла! — держу прямо перед собой детскую погремушку, вообще непонятно, откуда взявшуюся у Даши. Тяжелая, громко торохтящая игрушка выглядит внушительно. Я так надеюсь.

Глава 6

Кусты шуршат еще громче и из них показывается голова учителя рисования.

— Не надо меня бить! — кричит он, вылезая полностью. — Это я, господин Тьери, учитель Его Величества.

— Я помню. Но почему вы выбрали такой странный… выход? — смотрю на него удивленно.

Мужчина мнется, передавая из руки в руку лист бумаги, формата А3.

— По дорожке ездит Его Величество, а я не хотел, чтобы меня видели, — наконец, выдает учитель.

— Почему не хотели? — спрашиваю прямо. Даша с любопытством рассматривает взлохмаченного, усеянного мелкими листочками мужчину.

Господин Тьери заливается краской, словно я спросила что-то личное. Но я ведь не спрашивала? Или…

— Я просто хотел отдать вам это…

И почти силой впихивает мне в руки лист бумаги. Я опускаю глаза на неожиданное подношение. Надо же. Внезапно. Это мой портрет. Я нынче популярна. Видно руку мастера: густые, богатые мазки, тонкие штрихи, совершенная передача игры света на моей коже и коротких кудряшках волос. Академически правильно… На портрете я сижу полубоком, видимо, учитель рисовал меня тогда, когда я писала портрет Грэма. А может, просто запомнил этот момент и потом передал его на бумаге. Спрашивать я не захотела.

— Благодарю, — говорю, покрасневшему еще больше господину Тьери. — Очень красиво.

— Это потому, — учитель наконец-то поднимает на меня взгляд, до этого упорно рассматривающий мои кроссовки, — о-ох… вы очень красивая… были.

— Да, акцент на слове «была», — отвечаю.

Глаза господина Тьери разбегаются в разные стороны, не в силах объять необъятное: оранжево-коричневые пятна на лице или все же зеленые кудри? По мне, цветовая гамма сочетается, но что я в этом понимаю?

— Я не это хотел…я другое… — сошедшие к переносице глаза учителя рисования начинают подергиваться. Тик? Или у него начнется, не приведи боже, эпилептический припадок от воздействия ярких цветов на неокрепшую психику?

— С вами все в порядке? — интересуюсь.

— Простите. Я, пожалуй, пойду.

И шмыгает в те же кусты, из которых недавно вышел. Пожав плечами, вижу Хитча. Машу ему рукой, подзывая. Дворецкий, сверкая глазами, вручает мне маленькую бутылочку.

— Все как вы просили, — хитро мне подмигивает. — Эффект наступит не сразу, а где-то через час, может, немного дольше. Пройдет само через два дня. Но, если вызовут лекаря и тот установит, что причиной «болезни» Его Величества было использование особого состава, я буду отрицать свое участие в нашей афере.

— Понятное дело. Можете не волноваться, Хитч. Всю вину я возьму на себя. Если нас поймают. Но будем оптимистами.

— О, я слишком стар для этого, моя дорогая Алена, — дворецкий кивает на прощание и уходит так же быстро, как пришел.

— Ну что, давай еще немного погуляем по дорожкам и будем возвращаться? — спрашиваю у Даши, настойчиво тянущей меня в сторону кустов. — Кстати, а откуда ты взяла эту погремушку?

Показываю на игрушку, которую я положила в коляску, когда поняла, что к нам пожаловали господин учитель, а не какой-то жуткий зверь.

— У-у-у-у! — сообщает Даша, размахивая рукой с широко расставленными пальчиками.

— Что? Я не поняла. Милая, я спрашиваю, откуда ты взяла вот эту игрушку? Это же не наша.

— У-у-у-у! — повторяет Даша, имитируя то ли стаю волков, то ли ураганный ветер. Ладно, потом разберемся, а пока что, на всякий случай, убираю погремушку в карман на коляске.

Возвращаемся мы очень вовремя. Грэм как раз спешивается и уже собирается идти во дворец. Вот нахал! Мне же влетит, если он будет расхаживать сам, а я буду гулять со своим ребенком, не зная, где воспитанник.

Быстро догоняю мальчишку, пока он идет к лифту и, воспользовавшись моментом, брызгаю на него со спины жидкостью из бутылочки.

Грэм резко оборачивается, но я уже сделала постное выражение лица.

— Что такое? — спрашиваю?

— Показалось, вроде что-то капнуло, — говорит растеряно, заходя в лифт, а мы — за ним.

— Не знаю. На меня ничего не капало. Возможно, птичка какая пролетала? — говорю невозмутимо, вызвав своей фразой выражение крайней брезгливости на лице Грэма, спешно принявшегося осматривать свой костюм на предмет подозрительных пятен. Ничего, мой дорогой. Скоро пятна будут. Но не на одежде.

— Алена⁇ — громче обычного зовет меня Грэм, отошедший в ванную, чтобы помыть руки перед ужином.

— Да? — отзываюсь, даже не сдвинувшись с места, вполне предполагая, отчего мальчик может кричать.

Его Величество выскакивает из ванной с круглыми глазами и тычет пальцем в свои красивые, еще пока мелкие розовые пята на лице.

— Что это⁈

Встаю, ставлю Дашуню на пол, подхожу к мальчику и вроде как внимательно всматриваюсь в его лицо. Хмурюсь, снова смотрю. Делаю очень важный вид, как профессор на симпозиуме. Потом говорю:

— Знаешь,