Командировки в Минск 1983-1985 гг. - Владимир Юрков

У вокзала выходили почти все, поэтому мы вытащили наш груз без проблем. Быстро-быстро, через площадь, почти бегом, а это было сложно, поскольку зеркало, обладая большой парусностью, нас сильно тормозило и вертело из стороны в сторону, мы ринулись к поезду. И добрались до вагона, когда оставалось несколько минут до отправления. Вот и вроде бы все – конец приключениям! Да, нет!

В вагон влезали какие-то бабы с тюками. Нам бы постоять, подождать, пока эти мешочницы зайдут поглубже в вагон и только тогда садится. Но Сергей Иванович хотел поставить зеркало в купе до отправления, чтобы случайный толчок не застал его в проходе. Я убеждал, что торопиться не надо – поезда всегда трогаются на редкость плавно и мы, в движении, когда все угомонятся, спокойно пронесем зеркало по проходу до нашего купе. Не помогло! И Сергей Иванович, держа зеркало впереди себя как щит, полез в вагон, прямо за бабами. (Здесь надо заметить, что посадка производилась с «низкой платформы», когда, чтобы попасть в вагон, надо подняться по трем, достаточно высоким ступеням). И как назло, только вступив на площадку, одна из баб, вдруг резко повернула назад, желая что-то крикнуть стоящим на перроне товаркам и едва не сломала своей жирной задницей зеркало. «Коза, едрючая…вали…» это все, что мог и должен был сказать ей Сергей Иванович.

Слава Богу, мешочницы довольно быстро втянулись в вагон и мы успели войти в купе до отправления поезда, где засунули это дурацкое зеркало в узкую промежность между нарами и стенкой, так, чтобы оно находилось в стоячем состоянии. И… перевели дух, решив, что все уже позади, успокоились… А зря…

В Москве мы только вынули зеркало как оно с треском отвалилось от рамы. Е-к-м-н! Протащить зеркало через весь Минск, в набитом автобусе, держать его под мокрым снегом, спешить, волноваться, радоваться. И разбить его уже почти в двух шагах от дома!

К счастью, ничего страшного не случилось – мы успели схватить зеркало прежде, чем оно ударилось об пол, но все же, зацепившись за раму, оно поцарапалось оставшимся на ней клеем. Царапина была не столь велика и не столь заметна, но как же было обидно. Столько препон мы прошли, думали, что обхитрили судьбу, ан – нет! Несильно, но она ударила нас.

Потом до нас дошло, что мы, не содрав намокшие газеты, промочили соломенную раму насквозь. И клей раскис. Хорош клей – нечего сказать! Вот такая, не очень веселая история. Насколько я помню, им удалось заклеить царапину фольгой от шоколадки и она стала практически не видна.

Ты, что? Целку рвал?..

Как-то в Гостинице № 1 Коммунхоза (я пишу это так официально, поскольку меня всегда восхищали советско-социалистические названия) нам достался самый крайний номер. Нет, крайний не в переносном, а в самом прямом смысле слова. Он был самым последним на этаже и боковая его стена была внешней стеной здания и отличалась по форме от таких же стен в соседних номерах – посередине нее проходила колонна каркаса здания, образуя довольно значительный выступ. Соответственно – расположение кроватей в этом номере также отличалось от соседних – колонна мешала поставить кровать вдоль стены. Но! Зеркала во всех номерах висели на одних и тех же местах! Видимо, когда гостиницу ремонтировали, сначала пришпандорили зеркала, а потом уже стали расставлять мебель. И в «крайнем» зеркало попало прямо над кроватью..

Я описываю все это так подробно, поскольку зеркало является главным героем этого рассказа.

Надеюсь, что среди читающих есть люди, которые помнят старые советские зеркала, представляющие собою всего лишь кусок стекла прикрепленного к фанерке. Никаких рам в те годы не существовало. Даже в партийных учреждениях встречались подобные зеркала. Вот и над кроватью Сергея Ивановича разместилось творение советских мастеров – тяжелое громоздкое с неровной поверхностью, придающей зеркалу некое сходство с «комнатой смеха». Пошевелишь головой – и твое лицо начнет колыхаться и колебаться. Качнешь вправо – глаза меньше, рот больше, качнешь влево – глаза больше, рот меньше. Класс! Я очень любил советские зеркала за «комнатосмехость». Поэтому Сергей Иванович и выбрал себе это место. Зеркало висело прямо над ним и его там не было видно.

Чтобы придать этому полуфабрикату вид настоящего зеркала у него сняли фаску. Такое допустимо, когда зеркало вставляется в раму. В нашем случае на раме сэкономили и все бы было ничего, не имей зеркало углов, но… наше было прямоугольным и каждый его угол представлял тонкое и острое лезвие.

Кстати, в детстве, я поражался обилию овальных зеркал. Мне, воспитанному не на правилах красоты и гармонии, а на принципах полезности и рациональности, это казалось глупым – в прямоугольном зеркале видно больше, чем в овальном! Но, пришло время и я на себе прочувствовал главное достоинство овальных зеркал – отсутствие острых углов.

Еще учась в начальной школе и играя на какой-то помойке мы отыскали старое прямоугольное зеркало в сломанной раме. Зеркало было драное: местами поцарапаное, местами облупившееся, но нам, мальчишкам, оно казалось необыкновенно древним. Для нас, тогдашних, лет пятьдесят казалось такой временной пропастью, что ее можно было бы назвать вечностью. Мы, прожив на свете менее десяти лети, еще не ощущали разницы между пятьюдесятью годами и пятью сотнями лет. Мы знали, что пятьдесят лет назад произошла революция, до этого были баре, царь, мы знали что была одна война, потом другая… Насыщенный полтинник годов, насыщенный… Поэтому мы решили, что это зеркало какого-нибудь «фон-барона» и его надо спрятать в заветном месте, чтобы, глядясь в него, тоже чувствовать себя «фон-баронами»… Здорово… Но – не получилось!

Как только я попытался поднять это зеркало, то почувствовал резкую боль в ладони левой руки. Я вскрикнул, встрепенулся и уронил его. Ну не хотело «фон-баронское» зеркало отражать рожи плебейских детей! Из ладони у меня текла кровь, да так сильно, что ребята не стали меня мордовать за разбитое зеркало, а закрутили какими-то листьями рану и погнали домой – лечиться. Там, где сходятся две фасочных стороны, образуется очень острый угол, по типу пики, порезаться о который – пара пустяков.

Так, вот – возвращаясь к тому с чего я начал – над кроватью Сергея Ивановича висело это злосчастное прямоугольное зеркало без рамки. Ну висело и висело – не мешалось. Но стоило только выключить свет как раздался крик и дикая ругань. Я включил свет и увидел Сергея Ивановича, сидящего на кровати с пальцем во рту. Он зализывал рану. «Во, блядь, – сказал он мне – стал натягивать одеяло и налетел на край этой херовины (при этом он пальцем другой руки указал на зеркало) и порезал палец». Я предложил дезинфицировать его водкой и замотать. Что мы и сделали, не отказав себе в удовольствии пропустить по третьстакашки.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});