Операция «Светлана» - Михаил Постол

Галина пыталась поднять обмершую, застывшую над Димкой Женю: «Надо идти, Женька! Очнись же, девочка! Очнись!» Почувствовала на плече тяжелую руку. Это старик наклонился и что-то сказал по-своему. Разобрала, однако, что внук пошел за лошадью.

Так вот и доставили в лагерь тело бойца особой десантной группы Дмитрия Коваля. Русского солдата привезли польские селяне.

Заодно сдали и оружие, собранное на месте уничтоженного подразделения немцев. Один автомат Раймонд оставил себе. Старик от такого же отказался. Похлопал корявой рукой по своей винтовке и буркнул: «Добже!»

Потом майор Терлыч о чем-то долго говорил с ним в шалаше. Разговор этот привел к тому, что я со своими орлами опять отправился в поход по лесу. Вели нас старик и Раймонд. К закату мы пришли на большую поляну, окруженную глухим, не тронутым человеком лесом. На ней вполне можно было принять пару тяжелых, вместительных «дугласов».

А возле нашего лагеря вырос невысокий холмик Последний приют Димки Коваля.

25. ПРИКАЗ РЕЙХСФЮРЕРА СС

Фон Кугель выскочил из-за стола и торопливо выбросил руку в нацистском приветствии. Но лицо вошедшего бригаденфюрера было настолько знакомым, а глаза его смотрели с такой язвительной насмешкой, что рвавшееся «Хайль Гитлер!» застряло в горле. Он растерянно икнул и медленно опустил руку. На пороге стоял Джон.

«Бригаденфюрер Зоннер, — усмехнулся вошедший. — Вам неясно доложили? Со мной оберштурмфюрер Ридель», — он указал на остановившегося в дверях худощавого, лысого эсэсовца.

Жестом хозяина штандартенфюрер пригласил гостей присесть. Самообладание постепенно возвращалось к нему. Зоннер и Ридель опустились в мягкие кресла у массивного стола, за которым восседал фон Кугель. «Вы, вероятно, думаете, что это камуфляж? — Зоннер прищурился. — Ошибаетесь! Камуфляж, но не совсем. С какой точки зрения смотреть, господин штандартенфюрер». Он протянул фон Кугелю удостоверение в зеленом сафьяновом переплете. Тот осторожно его раскрыл: «Бригаденфюрер Зигфрид Иоганн Зоннер, ставка рейхсфюрера СС». Непонимающе уставился на гостя.

Как это понимать? Так, как там написано. Никакого подлога. Он действительно имеет честь служить при ставке рейхсфюрера СС господина Генриха Гиммлера. Неужели не предупредили о его приезде? «Счастлив быть знакомым с вами, господин фон Кугель». Насмешка осветила надменное, костлявое лицо Зоннера.

Кугель чувствовал, что голова вот-вот пойдет кругом. Противный пот пополз по спине. Зоннер наклонился к столу и тихо сказал: «Возьмите себя в руки, Руперт. Все в порядке. Я действительно служу в ставке рейхсфюрера. Остальное вы должны понимать сами. А вот мой спутник, Джон, из Лондона. Тоже полковник. Этого пока достаточно!» — подчеркнул последнее слово Зоннер. «Пришли в себя? Ну и отлично», — усмехнулся Джон. «У меня приказ рейхсфюрера, — он протянул тщательно запечатанный конверт. — Речь идет… Впрочем, читайте сами. Англичанин, отдуваясь, свободно уселся в кресле, побарабанил пальцами по подлокотнику. И все это время искоса следил за фон Кугелем. Тот, прочитав, в нервном возбуждении швырнул бумагу на стол: «Подлог! Вы состряпали этот приказ!»

Джон бросил Зелиньски: «Прикажите адъютанту штандартенфюрера соединить меня с Берлином, там господин обергруппенфюрер Поль». Зелиньски неторопливо поднялся и с достоинством направился к дверям. Фон Кугель обессиленно опустился в кресло. Он понял, что проиграл. И лихорадочно искал возможность хоть что-то спасти. Приказ Гиммлера о вывозе культурных ценностей из оккупированных территорий не был для него неожиданностью. Он знал о нем давно. В дрожь бросило приложение к приказу — распоряжение обергруппенфюрера СС Поля. Оно возлагало ответственность за эвакуацию культурных ценностей из Беловежа на бригаденфюрера Зоннера. На Джона, или как его еще там.

Фон Кугель хорошо понимал Джона — Зоннера. Он отдавал себе отчет о его подлинных целях. Ценности Беловежского музея нужны Зоннеру не для того, чтобы доставить их в подвалы Управления имперской безопасности и подарить рейху. До рейха они не дойдут.

А ведь как хорошо было задумано тогда в Вене. Узнав от спившегося Шильде о здешних художественных шедеврах, фон Кугель просто изнывал от жажды стать обладателем неисчислимых богатств. Он понимал, что Сталинград решил участь рейха. Каждый умный человек в последние дни думает о том, как не прозевать час и по возможности без урона суметь выскочить из бойни, в которую его затянули большие и малые гитлеры. И не только без урона, а с солидным запасом, которого с избытком хватило бы до конца жизни.

Ценности Беловежского музея давали барону эту возможность. Потому он сам напросился на перевод из веселой и безмятежной Вены в это глухое и опасное место, куда уже нацеливались войска воистину железной России. Фон Кугель продумал в мельчайших деталях весь план «эвакуации» и своего дальнейшего исчезновения из рейха. Как вдруг принесло этого… Уже первый его намек на богатства здешнего музея насторожил барона. Но он не думал, что этот пройдоха обернется так быстро. Что-то нужно было делать. А пока… «Что от меня требуется, бригаденфюрер?» — «Мы сейчас в моем «оппеле» поедем в музей. Оберштурмбанфюрер поедет с нами. И еще, штандартенфюрер, — Зоннер язвительно улыбнулся, его забавляло чинопочитание фон Кугеля. — Дня через два мне понадобятся мои «мальчики».

Немец поднял на него глаза. Молнией мелькнула мысль: так вот для чего тебе нужны эти пятеро. Но ты их не получишь! Не получишь!

26. ВСЕ В ПОРЯДКЕ, ВИЛЛИ?

Тяжелый «майбах» неторопливо катил по шоссе из Белостока. Ровный говор мощного двигателя будил тишину окрестных лесов. Заходящее солнце било прямо в глаза низкорослому, костлявому шоферу, и он щурился, вытягивал шею под самый верх кабины. Тучный ефрейтор, что сидел рядом, пригнулся, вглядываясь в приближающийся перекресток: «Эсэс?» — уронил он спокойным голосом. Там, на повороте, маячили трое в черной форме. На обочине стоял мотоцикл с коляской. Шофер кивнул головой: «Ищут кого-то. Наверное, партизан». Нажал на тормоз.

Дальше ни тот, ни другой ничего не успели сообразить. Сильные руки вырвали их из кабины, швырнули на обочину. Глухо прозвучали два выстрела, зашуршали кусты. Снова взвыл двигатель «майбаха», фыркнул и застрекотал мотоцикл. Ровное гудение огласило чуть взбудораженный вечерний лес, поплыло за поворот. Всполошенно крикнула сойка…

Через час в дальние ворота парка графа Скавронского въехала тяжелая машина. Водитель загнал ее в самую глубь запущенного парка. Там уже стояла такая же машина. «Все в порядке, Вилли?» — спросил кто-то оттуда, невидимый в густых сумерках. «Яволь. Нужно спешить на службу. Садись в коляску, Отто».

27. МЫ СВОИ, ХЛОПЧИКИ!

Комендант лагеря Э-137 зондерфюрер Раух семью свою отправил в Баварию, к старикам-родителям сразу же, как только пришло известие, что германская армия, «сокращая линию фронта», оставила Смоленск. Впрочем, скучать ему было некогда. Работы хватало.

А сегодня к тому же он принимал гостью. Из Лицманштадте, у поляков это Лодзь, прибыла для «обмена опытом», как сказано в распоряжении, Ильза Кнопф, комендант Поленюгендферварлагер — пересыльного лагеря для польской молодежи. Даже в далеко не щепетильных эсэсовских кругах Ильза была известна под не совсем благопристойным прозвищем Стерва. В нем вместилась и злобность шарфюрера Кнопф в обращении с малолетними узниками лагеря (по отчетам, данные которых имперское управление трудовых лагерей не забывало доводить до нерадивых подчиненных, чтоб исправлялись, в Лицманштадском лагере уже было уничтожено до одиннадцати тысяч «врагов фюрера и рейха»), и остервенелость Ильзы в личных делах…

Уже в десять вечера в квартире коменданта погасли огни. Заместитель коменданта шарфюрер Шраубе сдавал последние позиции в неравной борьбе с вместительной бутылью польской водки, подаренной новеньким охранником, унтером Вилли Гартнером. Услужливый парень, между прочим. Это он уже третий раз. Надо будет почаще давать ему увольнения. Делать в лагере все равно… Шраубе бессильно опустил голову прямо в тарелку с розовыми ломтями сала, тоже подарком услужливого унтера, не успев закончить мудрую мысль.

А тем временем унтер Гартнер и еще четверо ходили по баракам, где ютились дети, а в отдельных комнатах проживали «воспитатели». После их визитов в этих комнатах оставались оглушенные и опутанные по рукам и ногам, с кляпами во рту обитатели, ревностные служители великой Германии, истязатели маленьких мучеников.

Трое из «воспитателей» по рекомендации чеха Зденека были приняты в эту любопытную команду и активно участвовали в ее странных занятиях.

Потом четверо остались в бараках (на всякий случай) а остальных Гартнер повел в «больницу». Глазного врача, изувера Локера, который собственноручно выполнял «операции» по выкачиванию крови из детей, повесили на люстре в «операционной». Мертвецки пьяных фельдшера и двух медсестер связали и заперли в кладовой.