Сочинения в двух томах. Том 1 - Макс Пембертон

отчаянным спокойствием хирурга, решившегося на жестокую, но спасительную операцию.

— Ни один честный человек не решится добровольно оставаться на этом острове, зная то, что я предполагаю, что должен предполагать, мисс Руфь. Вот почему я умоляю вас довериться мне и поскорей покинуть этот берег. Вспомните тот день, накануне вашей свадьбы, когда вы сказали мне: «Джаспер Бэгг, вы нужны мне, друг мой». Теперь я понимаю, что сам Бог внушил вам, неопытной девушке, мысль, показавшуюся мне тогда необъяснимой прихотью. Вы назвали меня тогда вашим другом, мисс Руфь. Теперь ваш друг умоляет вас последовать его совету и бежать, бежать немедля, если уж не ради спасения вашей жизни, то хоть ради спасения вашей чести!

Опять появилось уже знакомое мне выражение ужаса на прелестном бледном личике. Маленькие прозрачные ручки отчаянным жестом прижались к бессильно опущенной головке, точно желая не слышать мучительных слов. Но я уже не мог остановиться. Я должен был договорить и настойчиво продолжал:

— Да, мисс Руфь, вы не должны отказываться от помощи преданных друзей. Сам Бог привел нас сюда в отсутствие вашего тирана. Не возражайте, дорогая леди. Я знаю, что говорю! Не стану расспрашивать вас о подробностях вашей супружеской жизни, — да это и не нужно… У меня здоровые глаза, мисс Руфь, а надо быть слепым, чтобы не видеть, как вы несчастны. Любящий муж не оставил бы вас одну в этой пустыне, не окружил бы вас грязными шпионами, не принудил бы видеть то, о чем я не хочу даже говорить, чтобы не оскорблять вашу чистую душу. Вы молчите, вы страдаете с терпением святой мученицы, но вы не можете скрыть ваших страданий. Достаточно взглянуть на вас, чтобы понять, как вы несчастны, как вас угнетают, быть может, прямо мучают, мисс Руфь!

Я замолчал, испугавшись ее возрастающего волнения. Она уже не могла побледнеть более, но ее измученное личико приняло выражение такой ужасной муки, что у меня сердце сжалось от боли. Крупные капли слез выступили на ее синих глазах и покатились по нежным щечкам неудержимо, как бегут жемчужины с оборванной нитки. Белая, нежная, прекрасная, как надломленная лилия, глядела она на меня минуту, другую и третью и вдруг зарыдала, припав лицом к столу, зарыдала громко, неудержимо, как плачет женщина, пораженная непосильным горем.

— О, Джаспер, что я выстрадала! Что я выстрадала! Если бы вы знали, Джаспер! Если бы вы только знали! — повторяла она среди судорожных рыданий, вздрагивая всем телом, не успевая отирать жгучих слез.

Увы, я ничего не знал, и это было, пожалуй, худшим из моих мучений, но догадывался… догадывался о слишком многом! Страстное чувство нежной жалости заглушало в моей душе все остальные чувства. С каким восторгом привлек бы я это бедное, истерзанное создание к себе на грудь, с какой радостью постарался бы утешить ее горькое горе! Боже мой, да я бы жизнь свою отдал, чтобы только осушить слезы!

Я бы рад был целовать следы ее маленьких ножек, если бы имел на это право! Теперь же, что мог я сделать, чем успокоить такое горе? Сердце мое разрывалось от боли, душа была переполнена горячим сочувствием, а язык не нашел ничего лучшего глупой вчерашней фразы: «Я здесь… И судно здесь!.. И команда!.. Мы все в вашем распоряжении, мисс Руфь!»

Она поняла и оценила искренность моего волнения и улыбнулась сквозь слезы.

— Какой вы добрый, мистер Бэгг! Спасибо вам!.. От всей души спасибо! Но не огорчайтесь так сильно за меня. Я расплакалась, как дитя. Это глупо и бесполезно!.. Теперь только вижу я, как слаба и наивна была в то счастливое время, когда считала себя такой умной, опытной и энергичной. Я ошибалась, как ребенок. Но, Боже мой, как давно это было! Теперь же поздно поправлять ошибку, друг мой! Жизнь не начинают снова. Я не могу уехать вместе с вами, Джаспер!.. Не могу покинуть этого берега, где меня ждет могила, как стольких других раньше меня… — договорила она чуть слышно.

В свою очередь, взглянул я на часы и поднялся.

— Послушайтесь вашего верного, старого друга, дорогая мисс Руфь! Накиньте плащ или шаль потемнее и следуйте за мной! Ручаюсь вам головой за то, что доставлю вас в какие-нибудь двадцать минут до нашей лодки, а через час и до нашего судна. К утру вы будете уже в открытом море, далеко от этого проклятого берега!

Отчаянным жестом мисс Руфь заломила руки.

— О, друг мой, вы не знаете, что говорите! Да разве я могу уйти из этого дома, окруженного шпионами? Я и то удивляюсь чуду, дозволившему вам обмануть соглядатаев, расставленных повсюду, и пробраться ко мне. Но, даже допуская второе чудо, вы не могли бы поручиться за благополучное возвращение на борт вашего судна! Благодарите Бога, спасшего ваш «Южный Крест» от участи стольких других кораблей, и возвращайтесь домой без меня, друг мой… Меня же ждет могила на этом проклятом берегу!

Пугливо оглянувшись, она быстро вынула из кармана небольшую тетрадь в мягком сафьяновом переплете и протянула ее мне.

— Прочтите эти строки, Джаспер! Я писала их для себя одной! Прочтите это описание моего ужасного существования, когда будете в открытом море, вдали от опасностей этого адского берега. Тогда только вы поймете всю безнадежность, весь ужас моего положения. И если после этого вы все еще захотите помочь мне, если память о друге вашей молодости не угаснет под гнетом презрения, тогда… тогда возвращайтесь, Джаспер, и вырвите меня из рук моих тюремщиков!

Я заботливо спрятал тетрадку на своей груди, но отвечал решительно:

— Я исполню ваше желание, мисс Руфь, я прочту историю ваших несчастий прежде, чем вернуться сюда. Но напрасно вы считаете честного английского моряка способным отказаться от спасения дорогой ему женщины. Никакие силы и опасности не смогут заставить меня уехать отсюда, не сделав всего возможного для вашего освобождения!

Она улыбнулась своей прежней милой улыбкой, осветившей ее похудевшее личико, как солнечным лучом, но, увы! Этот луч так же быстро погас, как и явился, и она заговорила с прежней горькой серьезностью:

— Вы не поняли меня, Джаспер! Говоря об опасностях, я думал о себе больше, чем о вас!