Безупречные создания - Елена Михалёва

привычно понукал их, когда пришло время решать очередные уравнения.

Разговор на личные темы с ним не состоялся по одной простой причине: сразу после урока Пётр Семёнович выдворил девушек в коридор и запер кабинет, сославшись на собрание в учительской.

Бельская решила, что непременно отыщет его после обеда. Она пошла с одноклассницами на чай, а затем посетила оставшиеся нудные уроки.

Как нарочно, время тянулось бесконечно долго. На обед подали пресный овощной суп, отварную телятину и макароны, но зато к чаю предложили кулебяку с земляникой. День за окнами стоял погожий, поэтому девушкам позволили отправиться на прогулку в сад. Лиза сослалась на то, что хочет пойти к себе за соломенной шляпкой от солнца, но обязательно ко всем присоединится, и потихоньку отделилась от одноклассниц.

Шляпу девушка всё-таки взяла, а вместе с ней захватила и тетрадку по химии. Просто как предлог для разговора. Возможно, стоило придумать что-то поизящнее сложной задачи на молярный объём, но у Лизы просто на это не оставалось времени. По пути к кабинету Ермолаева она пыталась продумать все возможные варианты развития их беседы, но так вышло, что девушка и близко не подобралась к истине.

Уроки давно завершились. В это время Пётр Семёнович обычно либо занимался с кем-то дополнительно, либо проверял тетради и готовился к занятиям на следующий день.

Уже на подходе к распахнутой двери его кабинета Бельская услышала голоса. Первый, возмущённый и чуть язвительный, несомненно, принадлежал Ермолаеву. А вот второй мужской голос девушка не признала вовсе. Обладатель приятного, чуть монотонного баритона показался Лизе незнакомым человеком.

Девушка остановилась в шаге от двери так, чтобы её нельзя было заметить из кабинета, и прислушалась.

– …у неё не имелось никаких подобных предрасположенностей вовсе! – донеслась до неё недовольная реплика Петра Семёновича. – Предмет мой она люто презирала, как и все её подружки. Брала одной лишь зубрёжкой.

– И тем не менее вы ставили ей четвёрки, а она очень тепло отзывалась о вас и о вашей учебной дисциплине, – мягко возразил второй голос.

– Тепло? – Ермолаев усмехнулся. – Помилуйте. Её из всех химических реакций на свете волновала лишь одна: с помощью чего осветлить волосы так, чтобы случайно не облысеть.

– Полагаете, она могла прибегнуть к чему-то в косметических целях? И Ольга Николаевна тоже?

– Сильно в этом сомневаюсь, голубчик. Вы вздумали искать место, где растаял прошлогодний снег.

– Намекаете на тщетность моих попыток понять, что произошло на самом деле?

– Я ни на что не намекаю. Но скажу вам так: мои уроки тут ни при чём. Как именно ваша наречённая приняла яд, мне неведомо. И никому неведомо. Да и сама она вряд ли то осознала, иначе бы сразу побежала в лазарет. Поэтому и сказано, что произошёл несчастный случай.

Разговор сделался необычайно интересным. Но дослушать его в первозданном варианте Лизе не удалось, потому что в другом конце коридора раздались шаги и женские голоса. Чтобы не попасться на глаза инспектрисам или другим смолянкам, девушка торопливо проскользнула в кабинет химии и остановилась на пороге.

Ермолаев обнаружился возле своего стола. Его собеседник, облачённый в строгий чёрный костюм, стоял спиной к входу. Он был на две головы выше Петра Семёновича, шире в плечах и явно намного моложе, если судить по осанке и коротко остриженным светлым волосам без намёка на седину, которые мужчина аккуратно зачесал назад.

Появление Лизы на пороге заставило «Ермолайку» умолкнуть и бросить на неё сердитый взгляд.

– Что вам угодно, Бельская? – холодно спросил он.

Его гость повернулся.

Лиза тотчас узнала лицо молодого мужчины. Правильные, чуть резковатые черты, гладко выбритый волевой подбородок и глубоко посаженные серые глаза с лёгкой зеленцой. Аристократические манеры при прошлых встречах сочетались в нём с открытым взглядом и обаятельной улыбкой, но теперь он выглядел утомлённым. Просто сжал губы в линию и даже виду не подал, что тоже узнал девушку.

Или же не узнал вовсе? Они виделись-то пару раз, и то мельком.

– Ой, Пётр Семёнович! – Лиза изобразила изумление на лице. – Простите, что побеспокоила. Думала, вы один. А у меня вот, – она смущённо показала тетрадь, а шляпку, напротив, спрятала за спину, – вопрос по домашнему заданию возник. Решила задать его, пока не позабыла.

Она полагала, что Ермолаев выставит её за дверь и прикажет ожидать в коридоре, но, вероятно, учитель и сам желал, чтобы молодой человек поскорее убрался, поэтому он сухо велел:

– Присядьте за парту и потрудитесь решить самостоятельно, пока я беседую. А если ничего не выйдет, я вам уделю время чуть позже.

Лиза послушно села за третий стол от учительского, раскрыла тетрадь и сделала вид, что занялась вычислениями.

От неё не укрылся тот неуютно долгий взгляд, каким молодой мужчина наблюдал за ней, пока Ермолаев снова не привлёк его внимание вопросом.

– Голубчик, если я ничем вам более помочь не могу, не смею задерживать.

Блондин отвернулся от Лизы, к её вящему облегчению, но уходить не торопился.

– Скажите, Пётр Семёнович, с какими веществами ваши ученицы вступают в контакт во время лабораторных опытов? – его взгляд прошёлся по кабинету.

Все шкафы здесь были заперты. Даже те, в которых стояли лишь книги и мутноватые стеклянные колбы. Немногочисленные реагенты и спиртовки Ермолаев хранил в лаборантской, которая также запиралась на ключ. Туда не входила даже уборщица. Лиза это отлично знала. Правда, по слухам, «Ермолайка» не пускал никого в свой храм науки не потому, что хранил там нечто драгоценное или же опасное, а потому, что в одном из шкафов притаился графин с анисовой. Однажды об этом от уборщицы услышала Елена Александровна Ливен. Был скандал. Распитие спиртных напитков в институте строго запрещалось. Разумеется, Ермолаеву «шалость» простили, поскольку пьяницей он никогда не был. Да и не пахло от него ничем, кроме мыла. Но впредь он никого в лаборантскую не допускал.

Лиза подумала, что учитель сейчас снова возмутится и скажет, что на него наговаривают несправедливо, но тот лишь терпеливо ответил:

– Да ни с какими. Я им не позволяю даже горелку зажечь самостоятельно. Не то чтобы брать в руки кислоты или щёлочи.

– А растительные вещества? – не унимался блондин. – Скажем, яблочный уксус? Или некие масла?

Говорил он с небольшим нажимом, но всё же вполне вежливо.

– Обвиняете меня в случившемся? – Пётр Семёнович прищурился. – Извольте. Вы не первый. Вот только я уже всем ответил, что ни при чём. Меня допросили несколько раз. И все мои запасы проверили. Перетрясли всё. А на ваши вопросы я отвечаю только из уважения к вашему горю.

– Но как-то же девушки раздобыли тот яд, которым