Пеппи Длинныйчулок поселяется в вилле «Курица» - Астрид Линдгрен

— Ой, что я наделала! Как я могла так опростоволоситься! Ведь я же думала, что здесь сахарный песок. Верно говорят: пришла беда — отворяй ворота. Если рассыпаешь пиленый сахар, есть только один способ выйти из положения: надо тут же рассыпать песок.

Пеппи схватила со стола другую сахарницу, на этот раз с сахарным песком и, набрав полный рот песку, принялась что было силы дуть, фонтаном разбрызгивая песок по комнате.

— Если уж это не поможет, то ничего не поможет!

И она перевернула сахарницу и высыпала остатки песка на пол.

— Прошу всех обратить внимание, на этот раз я не ошиблась, рассыпала сахарный песок, а не кусковой сахар, значит, я исправила свой промах. Знаете ли вы, как приятно ходить по песку? — спросила она у почтенных дам и недолго думая сняла туфли и чулки. — Уверяю вас, вам тоже следует попробовать, — снова обратилась она к дамам. — Лучше ничего на свете нет, поверьте мне!

Как раз в эту минуту фру Сёттергрен вернулась из кухни. Увидев, что по всему полу рассыпан сахар, она резко схватила Пеппи за руку и повела её к дивану, где сидели Томми и Анника. Сама же она подсела к своим гостям и предложила им ещё по чашечке кофе. Обнаружив, что торт бесследно исчез, фру Сёттергрен очень обрадовалась, решив, что дамы по достоинству оценили её кулинарное искусство.

Пеппи, Томми и Анника тихо разговаривали на диване. В камине по-прежнему пылал огонь. Дамы пили кофе, и в гостиной снова воцарились тишина и покой. И как всегда, когда дамы пьют кофе, разговор зашёл о домашних работницах. Говорили о том, как трудно сейчас найти хорошую работящую девушку и как все они небрежно относятся к своим обязанностям. И дамы сошлись на том, что вообще не стоит держать домашних работниц, лучше всё делать самим — будешь по крайней мере знать, что всё сделано на совесть.

Пеппи сидела на диване и молча слушала разговор дам.

— У моей бабушки была работница, которую звали Ма́лин, — вдруг сказала она громко. — У этой Малин был только один недостаток: её мучили мозоли на ногах. Как только к бабушке приходили гости, Малин кидалась на них, норовя укусить в икру. И ругалась… О, как она ругалась! На весь квартал было слышно! Впрочем, ругалась она не всегда, а только когда была в весёлом настроении. Но гостям ведь было невдомёк, что Малин так веселится. И вот однажды к бабушке пришла с визитом очень старая дама, жена пастора. Малин тогда ещё только поступила к бабушке. Не успела пасторша усесться в кресло, как в комнату ворвалась Малин и вцепилась зубами ей в ногу. Пасторша так завопила, что Малин с испуга ещё плотнее сжала челюсти. И потом, представьте себе, она уже не смогла разжать их до пятницы. Так что бабушке пришлось самой чистить картошку. Но зато картошка была хоть раз почищена как следует. Бабушка чистила её так усердно, что, когда кончила, перед ней на столе лежала гора очисток, а картошки вообще не осталось. Только одни очистки! Но после той пятницы пасторша к бабушке больше ни ногой: старушка не понимала шуток. Зато Малин была в отличном настроении. Но характер у неё — спору нет — был всё-таки нелёгкий. Однажды, когда бабушка пырнула её вилкой в ухо, она целый день дулась.

Пеппи огляделась вокруг и дружески улыбнулась дамам.

— Да, вот какой была эта Малин… Приходится терпеть, — раздумчиво произнесла она и со вздохом сложила руки на животе.

Дамы делали вид, что не слышат болтовни Пеппи, и продолжали свой разговор:

— Если бы моя Роза была хотя бы чистоплотной, её ещё можно было бы держать в доме, — сказала фру Бе́рггрен, — но она такая грязнуля, настоящий поросёнок.

— А вы бы поглядели только на Малин, снова громко произнесла Пеппи. — Вот неряха так неряха! Бабушка говорила, что никак на неё не нарадуется, и даже долго считала её негритянкой, такая она была чёрная. Но потом выяснилось, что это просто неотмытая грязь. А однажды на благотворительном балу в ратуше Малин получила первый приз за самые грязные ногти… Даже страшно подумать, — весело закончила Пеппи, — до чего же люди бывают грязны!

Фру Сёттергрен строго взглянула на Пеппи.

— Представьте себе, — сказала фру Гре́нберг, — как-то на днях моя Бритта, отправляясь на гулянку, напялила на себя моё синее шёлковое платье! Ну разве это не нахальство!

— Конечно, конечно, — подхватила Пеппи, — я вижу, ваша Бритта из того же теста, что и наша Малин. У бабушки была розовая кофта, которой она очень дорожила. Но вся беда в том, что Малин просто с ума сходила по этой самой кофте. И вот каждое утро бабушка и Малин начинали спорить, кому надеть эту кофту. Наконец они договорились, что будут носить её по очереди, через день, это по крайней мере справедливо. Но вы и представить себе не можете, до чего с Малин было трудно. Даже в те дни, когда была бабушкина очередь надевать эту кофту. Малин могла вдруг заявить: «Если вы мне не дадите розовой кофты, я не дам вам вишнёвого мусса на сладкое». Ну и что же оставалось делать бедной старушке? Ведь вишнёвый мусс был её любимым блюдом! Приходилось уступать! И когда Малин, надев розовую кофту, возвращалась на кухню, она сияла как начищенный пятак и так старательно взбивала вишнёвый мусс, что забрызгивала все стены…

На минуту в гостиной воцарилось молчание. Его прервала фру Александерсен:

— Я, конечно, не поручусь, но всё же подозреваю, что моя Гульда крадёт. Я не раз замечала, что вещи исчезают из дома…

— А вот Малин… — начала было Пеппи, но её строго оборвала фру Сёттергрен.

— Дети, — сказала она, — немедленно ступайте к себе наверх.

— Сейчас, я только расскажу, что Малин тоже крала, — не унималась Пеппи. — Крала как сорока. У неё прямо руки чесались… Она даже вставала среди ночи и немножко воровала. Иначе, уверяла она, ей не заснуть. Однажды она украла бабушкино пианино и ухитрилась спрятать его в верхнем ящике своего комода. Бабушка всегда восхищалась её ловкостью…

Но тут Томми и Анника схватили Пеппи за руки и потащили к лестнице, а дамы налили себе по третьей чашечке кофе.

— Не то чтобы я могла жаловаться на свою Эллу, — сказала фру Сёттергрен, — но вот посуду она бьёт…

И вдруг на лестнице вновь показалась рыжая головка.

— А сколько Малин перебила посуды — не сосчитать! — крикнула сверху Пеппи. — Все знакомые просто диву давались, уж поверьте мне на слово! Для этого дела она отводила один день в неделю — тогда она ничем другим не занималась. С утра до вечера только и делала, что била посуду. Бабушка говорила, что это бывало по вторникам. Каждый вторник, часов в пять утра, Малин отправлялась на кухню бить посуду. Начинала она с кофейных чашечек, стаканов и других мелких вещей, затем бралась за плоские и глубокие тарелки, а под конец принималась за блюда и суповые миски. Всё утро в кухне стоял такой шум, что сердце радовалось, как говорила бабушка. А если у Малин выпадал свободный часок после обеда, то она, вооружившись молотком, отправлялась в гостиную и колотила развешанные там по стенам старинные тарелки, — закончила Пеппи и исчезла, как кукушка в часах.

Но тут у фру Сёттергрен лопнуло терпение. Она побежала наверх, влетела в комнату детей и, подскочив к Пеппи, которая как раз в это время учила Томми стоять на голове, закричала:

— Не смей больше приходить к нам, раз ты себя так плохо ведёшь!

Пеппи с изумлением взглянула на фру Сёттергрен, и глаза её наполнились слезами.

— Недаром я боялась, что не сумею себя вести как надо, — сказала она очень грустно. Мне не надо было и пробовать, всё равно я этому никогда не научусь. Лучше уж я бы утонула в море…

Пеппи вежливо поклонилась хозяйке дома, попрощалась с Томми и с Анникой и медленно спустилась по лестнице. Но как раз в это время почтенные дамы тоже поднялись, собираясь уходить. Пеппи присела в прихожей на ящик для галош и наблюдала, как дамы перед зеркалом поправляют шляпки и надевают плащи.

— Как жалко, что вы не одобряете своих домашних работниц, — сказала вдруг Пеппи. — Вот была бы у вас такая прислуга, как Малин… Другой такой не сыщешь — так всегда говорила бабушка. Подумайте только, однажды в июле, когда Малин должна была подать к обеду жареного поросёнка… Знаете, что она сделала? Она вычитала в поваренной книге, что в июле поросят подают к столу с бумажными розочками в ушах и свежим яблоком во рту. Бедная Малин не поняла, что яблоко и розочки должны быть во рту и в ушах у поросёнка… Вы бы только поглядели, на кого она была похожа, когда она, с розочками из папиросной бумаги в ушах и с огромным яблоком в зубах, внесла в столовую блюдо с поросёнком. «Малин, вы скотина!» — сказала бабушка. А бедная Малин не могла даже и слова вымолвить в ответ. Она только трясла головой, так что бумага в ушах шуршала. Правда, она пыталась что-то произнести, но получилось только: «Бу-бу-бу». И укусить она никого не могла — мешало яблоко, а как раз за столом сидело столько гостей… Да, трудный выдался денёк для бедняжки Малин… — печально закончила Пеппи.