Плащ крысолова (сборник) - Марина Аромштам

И Дэдфилд – представьте – не стал возражать. В своей привычной манере он сделал Харону знак, тот исчез, но довольно быстро возвратился с бумагой. Дэдфилд кивнул в мою сторону, Харон протянул мне бумагу.

– Убирайтесь.

– А где мальчишка?

Дэдфилд снова кивнул на Харона: мол, тот всё устроит.

– Убирайтесь. Надеюсь, я больше не увижу вашу учёную рожу.

– Это я вас терплю, мистер Дэдфилд, – как же приятно быть вежливым! – А по поводу будущих встреч – не надо зарекаться. Я беру в аптеку нового человека. Он в ближайшее время займётся приготовлением ядов. Их можно будет использовать для выведения крыс. Серых крыс, мистер Дэдфилд. По-латыни – rattus norvegicus. Вы ведь наверняка захотите от них избавиться.

– Дэдфилд назвал тебя крысоловом? Ты пожертвовал вознаграждением ради свободы мальчишки? – Джеймс пришёл в полный восторг от моего рассказа.

В результате мне стало казаться, что жизнь – забавная штука. В конце концов, я могу пока не жениться. Да и мода на парики – она же не будет вечной? А то, что мой дед в прошлом веке зарабатывал хлеб ловлей крыс… Это уже история! Зато он сумел дать сыну образование. А потом и я, его внук, получил учёную степень. Не знай я латыни, как обернулось бы дело?

– Джеймс, а кем был твой дед? Он имел отношение к медицине?

– Ну… в конце жизни он стал хирургом. (Мне показалось, что Джеймс смутился.) Ты ж понимаешь, что это значит – хирургия столетней давности?

Я кивнул:

– Отсечение повреждённых конечностей.

– Ну так вот… В этом деле он был очень искусен. А искусность как обретается? Через практику, так? У деда была богатая практика. – Джеймс чуть-чуть помолчал. – До того как назваться хирургом, он долго служил палачом.

Крысы для королевы

Соединённое королевствоВеликобритании и Северной ИрландииПравление королевы Виктории

1

Крысли был последним крысёнком в помёте. Но если бы он отличался от остальных только этим! На шестой день, когда у крысят открылись глаза, выяснилось, что у Крысли они не чёрные, как у других крысят, а красненькие, как мелкая клюква в неурожайный год. И волоски, пробившиеся у него на спинке, не бурые и не серые, а безобразно белёсые. Это неправильный цвет: в своей белой шкурке Крысли окажется слишком заметным и уязвимым. Ему не укрыться даже в ночи, так потворствующей крысам. Но его мать не обращала на это внимания. Она нежно заботилась о всех десяти крысятах: кормила, вылизывала, щекотала усами. Правда, Крысли был меньше других, слабее и пристраивался у её живота лишь после того, как насосутся другие. Чуть позже, в мелких стычках со своими «нормальными» братьями, он всегда отступал. Он не мог напасть первым и почти никогда не кусался. Если же что-то случалось, старался забраться куда-то повыше, замирал там и ждал, когда минует опасность.

Судьба Крысли, скорее всего, сложилась бы очень печально – словно он от рождения был предназначен стать жертвой. Но в жизни порой случаются удивительные повороты…

… Эта штука, такая большая, похожая на нору, появилась в амбаре пару недель назад. И сначала её старательно обходили. Мать учила крысят осторожности: будь начеку, если встретишь что-нибудь незнакомое. Но ящик стоял себе и стоял – и ничего не происходило. К нему постепенно привыкли. К тому же там стала появляться еда – мучные черви, овёс, даже корочки сыра. Всё пахло так соблазнительно! Мать, однако, не торопилась. Для начала в ящик заслали разведчика – самого наглого из подросших крысят. Того, который мгновенно реагировал на опасность и мог выскочить из ловушки в считаные секунды. Разведчик сунулся в ящик и вернулся с хорошей вестью: с ним ничего не случилось, и он принёс матери хлебную крошку. А на следующий день там опять появилась еда.

Крысы совсем осмелели. И в один злополучный день, когда они целым выводком лакомились изумительно пахнущими отбросами, вдруг раздался ужасный звук, и отверстие, через которое они проникали внутрь, оказалось закрытым. Крыса и десять её подросших крысят заметались, стараясь найти хоть какую-то щёлку. Пусть не щёлку, а трещинку. Что-то такое, куда можно вцепиться зубами… Они поднимались на задние лапы, они даже пытались влезть друг на друга – но верх был затянут железной сеткой. Пути к спасению не было.

Вошли двое людей.

– И за эту дрянь кто-то будет платить?

– Говорю ж тебе, будет! В прошлом году тут бродил один парень. Так он на это живёт. Сам ловил по амбарам крыс и крысоловки делал. Видишь, сработали.

– Что с ними делать-то, с крысами? Разве с них шкурки сдирают? И потом на воротники? «Эй, красотка! Разложи хвосты на груди – и все парни твои!» Воротник из крысиных шкурок… Тьфу, гадость…

– Не, Джиму нужны живые. Ну-ка, сколько их там?

– Десять. Или двенадцать. Мельтешат, не пойму.

– Ну вот, завтра поедешь в город – завернёшь к Джимми Шоу. Спросишь, там все его знают.

Ящик вынесли из амбара – и Крысли почти оглушило: на него набросились запахи, много новых опасных запахов. И ещё было солнце, безжалостно полоснувшее светом по его красным глазам.

Ящик с крысами пристроили на телеге и прикрыли рогожей.

Джимми Шоу, хозяин крысиного «цирка», был недоволен Джеймсом: мол, тот еле шевелится. И ещё хозяину опостылела его кислая рожа. Особенно когда тот убирает арену и обмывает Джеко. Джеко тяпнул его? Так он принял Джеймса за крысу. А, Джеймс? Разве не так? Ты ведь насквозь пропах дохлыми крысами. А бультерьер верит носу. Тут Шоу начинал хохотать. Его огромный кадык так и ходил вверх-вниз, а рот широко открывался – обнажались жёлтые зубы; крупные, лошадиные. И Шоу ещё считает себя красавцем…

Уж если кто и похож на крысу, так это бультерьер. Тяпнул он Джеймса! Не тяпнул, а прокусил ему ногу чуть ли не до кости. Доктор сказал, неизвестно, как рана себя поведёт. Кровоточила она трое суток. Джеко был после состязаний, морда в крысиной крови. Бог знает, какая грязь могла попасть в рану. Джеймс неделю чувствовал жар. Его до сих пор лихорадит. И какое уж тут проворство, раз он сильно хромает… Если честно, Шоу тоже ему опостылел. Да и эта работа…

К тому же хозяин нанял ещё одного уборщика. Интересно, сколько Шоу будет ему платить? Но Джеймс-то точно с этого не разжиреет. Хозяин как-нибудь обведёт его вокруг пальца.

А новенький, Стенли, Джеймсу совсем не понравился. Бойкий – аж до противного. Хоть бы спросил, как и что. Всё-таки новичок. Думает, если крысы, то особых умений не требуется. И всё-то он лезет, всё лезет…

Джеймс увидел в окошко раздолбанную повозку. Точнее, сперва услышал её жуткий скрип. Правил клячей возница – под стать телеге и лошади. Крысолов, не иначе. Или вроде того.

Стенли выкатился на улицу, сделал важную морду и упёр руки в боки:

– Эй, парень! Тебе чего?

– Мне нужен Джимми Шоу.

– Это его заведение.

– Мне бы с Джимми потолковать.

– Так и я о том: чего надо?

– Ну… я по крысам. Тридцать штук отловил.

– Ты привёз крыс?

– Ну… Джимми-то их покупает?

– По два пенса за хвост.

– Два? Говорили, дороже.

– Два. Не нужны – поезжай!

Джеймс нахмурился: Шоу давал три пенса за хвост.

Возница вздохнул:

– Мне говорили, дороже. А так приманку – и ту не покроешь.

– Так катись со своими крысами. Тащи их туда, где взял.

Джеймс подумал: послал бы этот малый с окраины бойкого Стенли к чёрту. Чего ему соглашаться…

Но тот только закряхтел.

– Ну… ладно! Пусть по два пенса. Не везти же обратно… Хотя говорили – дороже…

Стенли сделал знак подождать и просунул голову в дверь:

– Эй, Джеймс! У тебя деньги есть?

Джеймс сделал вид, что не слышит.

– Слушай, Джеймс, дай денег, а? Мне не хватает.

– С чего это вдруг я дам тебе денег?

– А с того! Помозгуй: хозяин почём покупает? – лицо Стенли приобрело хитроватое выражение. – И мы ведь не будем везде орать, что купили дешевле.

Джеймс с отсутствующим видом ковырял замок собачьего поводка. Стенли стал раздражаться:

– Джеймс, ты чего, разжирел? Мелким доходом брезгуешь? Говорю же, навар поделим.

– Отвяжись. Ничего я тебе не дам. И этот… Который там. Скажи ему, пусть подождёт. Шоу скоро вернётся.

Стенли понял, что нахрапом Джеймса не взять. Его голос стал ноющим:

– Джеймс, тут такое дело… Мать у меня сильно кашляет. И лекарство просила… А Шоу – подумай сам, я же тут только два дня, когда он ещё мне заплатит! И сколько – не говорит. Ты ж его знаешь, Джеймс. А тут он отдаст за крыс… Непременно отдаст. Я ж не ради себя! Я для матери, понимаешь?

Джеймс поморщился: Стенли врёт не стесняясь. Но Шоу и правда не скоро ему заплатит. Когда Джеймс поступил сюда, он два месяца жил на собачьих объедках.

– Сколько надо?

Стенли просветлел: неужели – собачья мать! – ему удалось развести этого идиота? И вместе с ним – самого Джимми Шоу? Он быстро счёл что-то в уме и выдал цифру.