Оранжевое лето - Яник Городецкий

"Как у него еще глаз остался цел?" — подумал мальчик с болью и состраданием. Я шевельнулся, и Дэм испугался, что я почувствую его пристальный взгляд. Мальчик поспешно отвернулся. Семечка так и лежала на полу. Дэмиэн поднял ее и стал глазами искать мусорку, а заодно и осматривать всю сторожку детально.

На стенах неровно были поклеены обои с узором из бурых кирпичей и вьющихся листьев на этих кирпичах. Рисунок Дэму понравился, тем более что приклеены обои были хоть и косо, но правильно — картинка состыковывалась с предыдущей, и получалась настоящая кирпичная стена. Дэмиэн быстро нашел в стене дырку от ножа. В этом месте на обои была сверху приляпана картонка из-под коробки с хлопьями. Дэмиэн не успел подумать, зачем это нужно. Его взгляд упал на что-то, вызывающе торчащее из-за стола и притягивающее внимание. Дэм тут же угадал в этом предмете альбом для рисования и завизжал от восторга. Естественно, про себя. Он давно мечтал полистать мой альбом, но никак не удавалось. Я только отмахивался и вечно говорил, что забыл его дома или в сторожке. Мальчик осторожно посмотрел на меня и тихо потянулся за толстым альбомом. Под ногой треснула еще одна семечка от яблока, и Дэмиэн замер, но я не проснулся. Мальчишка, на всякий случай внимательно смотря под ноги, подошел к столу, нагнулся и поднял альбом с пронзительно яркого красного ковра. Предвкушая долгое (сорок восемь листов!) удовольствие, Дэмиэн присел на низкий подоконник и раскрыл альбом на первой странице.

Это был рисунок какого-то неизвестного Дэму человека, окруженного десятком пацанов и девчонок разного возраста. Дэмиэн подключил воображение и стал думать, кем бы мог быть этот кругловатый человек с добродушной улыбкой и неровно отросшей стрижкой. Незнакомец был одет в толстый вязаный свитер, просто ощутимо домашний и уютный, а главное — теплый, и брюки в мелкий и аккуратный рубчик. Ребята рядом с ним были одеты кто во что — и в коротенькие костюмы, и в пятнистые халаты. Один парнишка стоял голый по пояс, и весь испачканный. В руках он держал банки с красками, а у остальных были кисточки.

Дэмиэн подумал, что человек, вероятно, учитель или какой-нибудь воспитатель. Он был не так уж далек от истины. Я нарисовал Тая и десяток знакомых приятелей вокруг. Рисунок был точно живой, а люди на нем казались вырванными из того, их дня, точно так же как иногда кажутся живыми и подвижными люди на снимках. Дэмиэн вспомнил свою любимую фотографию. Это был старый снимок, на котором едва знакомые мама и папа Дэма сидят на борту парусника-фонтана и держат друг друга за руки. Отец Дэма что-то говорит маме, а она смеется. Дэм даже придумал, о чем они разговаривают. Наверняка они обсуждают, кого пригласить на день рождения. День рождения у них в один день, первого августа. На фотографии на обороте написано: "Аденауэр 26 июля 1994". Дэмиэна еще нет на свете. А его родители — вот они, живые, молодые, счастливые. Навсегда оставшиеся в том солнечном ясном июльском дне.

И еще одну фотографию Дэм любил не меньше. Последний снимок, где его папа и мама сидят на новеньком мотоцикле "Кавасаки" и машут Райану. Фотография моментальная, снятая "Полароидом". Это не укладывалось в голове у Дэма. Как можно в один маленький коротенький момент запечатлеть людей, настроение, теплый воздух вокруг, зеленые краски высокой травы и голубые — безоблачного неба, сфотографировать счастье, улыбки, настоящую жизнь — и все в одной маленькой фотографии, которых ежесекундно делаются миллионы. Миллионы моментов, которые не повторятся уже никогда, навечно остаются в памяти на блестящей глянцевой бумаге, хранящей события и лица. Лица живых и уже давно умерших людей. Бумаге все равно, жив человек или нет. Но не Дэмиэну. Он вспомнил маму и папу на ярком мотоцикле. Сзади этой фотографии ровным папиным почерком написано: "коттедж — Гальер сентябрь 95".

Сентябрь. Потом еще несколько месяцев, а в марте девяносто шестого случится то самое страшное. И сколько ни плачь, сколько ни мечтай, сколько ни проси — не вернуть уже тот слякотный мартовский день.

Дэмиэн перевернул лист и узнал на следующем рисунке фонтан из Аденауэра. Свой самый любимый, тот, где мраморные мальчишка и девчонка сидели на корточках рядом с огромной лохматой собакой. Кажется, была такая сказка, в которой брат и сестра со своей собакой попали в неизвестную страну и спасли местных аборигенов от рабства и голодной смерти. Дэмиэн почти не помнил эту сказку. Ему ее когда-то пересказывал Райан. Сбивчиво и неинтересно. Дэм потом, когда только научился читать, прочел сказку сам. И хотя она ему очень понравилась, он ее так и не запомнил, потому что прошло ужасно много времени. Больше шести лет. Помнил он только, что мальчик и девочка чуть не разбились, когда летели на какой-то берег. Им дали крылья, и они должны были куда-то лететь. Дэм страшно завидовал счастливым брату и сестре, летящим над морем и расправившим крылья. Он всегда хотел оказаться на их месте, и момент этот в сказке врезался ему в память намертво. В конце концов, чем он был хуже того мальчика из сказки? Тот мальчишка не отличался особенной храбростью, так что Дэмиэн вполне мог сойти на его место. Он даже на нескольких днях своего рождения, задувая свечки на торте, просил себе крылья. Не просто просил. Страстно желал. И однажды написал такое письмо Деду Морозу. Но это, конечно, когда был совсем маленький.

Сейчас Дэм вообще не загадывал желаний, они все равно не сбывались — ведь так и не появились у него крылья. Это, конечно, было невозможно. Но ведь случались иногда чудеса! Дэмиэн читал, что двое мальчишек видели однажды НЛО и даже разговаривали с пришельцами телепатически. Пришельцы говорили, что пришли с миром и попросили мальчишек отдать им несколько образцов земной пищи. Мальчишки отдали им мороженое. Дэм даже сейчас был уверен, что это правда. Или вот еще он читал в какой-то газете, как у одной бабушки умер сын, а потом он ожил. Да мало ли что! Он очень хотел летать. Даже сейчас он иногда представлял, как можно взлететь ввысь с моста. Прыгнуть вниз и, выйдя из пике, вознестись в небо. Иногда Дэм видел такой сон. Но он никогда не решился бы прыгнуть с моста по-настоящему, это было слишком высоко и страшно.

На другом рисунке Дэм узнал Шона. Шон сидел на траве, с задумчивым видом подперев кулаком подбородок. Дэмиэн с досадой подумал, что ему никогда не научиться так рисовать.

"Итан — настоящий художник!" — с дикой завистью подумал мальчик. Еще больше чем крылья, он хотел научиться рисовать как художники в парке. А теперь особенно как Итан. То есть я.

Дэмиэн восхищенно посмотрел на задумчивого Шона и перевернул страничку.

По аллее Аденауэрского парка идут Лин и Эван. Рисовал я это давно, прошлой зимой — на рисунке они были одеты в яркие куртки. Дэм узнал пеструю курточку Эвана и удивился, как это я сумел прорисовать ее так четко и красиво. На ней длинными хороводами плясали слоны, жирафы, мартышки и страусы. Вся Африка в одной зимней куртке. Это было нелогично, но зато ярко. Эван в этой своей куртке был похож на зимнего пляжного мальчика.

Следующий рисунок — портрет. Снова Лин. Дэмиэн даже не сомневался, что это она. Мальчишка улыбнулся восхищенно и немного лукаво. Он (маленький нахал!) сразу обратил внимание, как тщательно я прорисовал каждую линию, с какой любовью старался сделать портрет как можно более похожим. Дэм готов был провалиться, у него даже все внутри зачесалось от зависти. Вот так, рассматривая портрет сантиметр за сантиметром, мальчишка совсем не заметил, как рядом с ним встал я.

— Ну как? — спросил я. Дэмиэн вскрикнул, судорожно дернулся и выронил альбом. Он испуганными глазами посмотрел на меня. Я смутился и поднял альбом с коврика.

— Да ты что… Напугал? Прости… Меня Шон тоже ночью напугал. Ну что? Похоже получилось?

— Очень… Итан, а Итан… А научи меня так же.

— Попробуем, — кивнул я. — А ты вообще в гимназию собираешься? Я обещал драть тебя за уши…

— Я ее проспал. Если прийти сейчас, будет хуже. Лучше уж совсем не ходить. А знаешь что? Ты сам виноват, Итан. Если б ты меня разбудил, я бы не проспал, — пошутил мальчишка. Я присел с ним рядом на подоконник.

— Конечно… Нашел крайнего. Да ладно, не ходи.

— Да я и не собирался, — улыбнулся Дэм. — Давай, я не досмотрел.

— А там больше ничего нет, — сказал я и отдал альбом Дэму. Мальчик снова открыл его самого начала.

— Итан, а кто это? А что это за ребята вокруг?

— Это Тай. Он был директор интерната, в котором мы с Шоном жили.

— Да? — прошептал Дэм. — Итан, а там очень плохо было?

— Там совсем плохо не было.

— А там все время драться надо… да?

— Да почему же? Не без этого, но не часто. Нормальные там были ребята, никто никого не обижал. Понимаешь, если кто-то дрался или ругался, или срывал уроки, Тай на нас так сильно обижался, что даже в интернат не приходил в такое время. А нам без него так тупо было. — Я вспомнил Тая и засиял. — Если его не было, становилось скучно. Клевый дядька был, что там говорить.