Последний бой штрафника - Владимир Першанин

— Дорогу помнишь?

— Не очень…

— Гляди сюда. Вот исходный рубеж. Мы…

— Не надо, — перебил я ротного, — заблудится, потеряем еще один танк.

Хлынов буркнул, что на мне свет клином не сошелся. Найдутся и другие командиры. Но я уже его не слушал.

— Рафаил, заводи!

Мы двигались в обратную сторону, обгоняя повозки с тяжелоранеными, бредущих в тыл пешком перевязанных, контуженых солдат. Навстречу двигались ротные колонны наступающих войск. Впрочем, колонны — громко сказано. Грязь и разбитые вдрызг дороги не позволяли идти быстро. Роты растягивались на сотни метров, позади брели навьюченные стволами и станками расчеты «максимов», минометчики. Изредка их обгоняли «Студебеккеры» со штурмовыми подразделениями. Что-то они припоздали к нашей атаке.

Потом мы свернули в сторону и пошли вдоль железнодорожного полотна. Уже издалека увидели огромный чадящий костер. Я достаточно нагляделся на горевшие танки, чтобы понять, что это «тридцатьчетверка», застрявшая на вершине насыпи. Леня Кибалка выругался:

— Так и думал! Оставили, мать их ети, молодняк на съедение. Вот и горят. Бей, не хочу.

Он добавил еще пару непечатных фраз, а Вася Лаборант, собравшись с духом, порадовал новостью:

— Пулемет заклинило. Затвор со стволом сцепился.

— Чего раньше не сказал?

Стрелок-радист глядел на меня снизу вверх и молчал. Вмешался сержант Кибалка:

— Ты два магазина одной очередью выпустил. Наверное, ствол сжег.

— Два магазина одной очередью не выпустишь, — серьезно ответил Легостаев.

Мне было уже не до курсового пулемета, от которого толку мало. Я не видел машины с барахлившим двигателем, которую оставили по эту сторону насыпи. Остановились, не доезжая до горевшей «тридцатьчетверки». Разворотило ее крепко. Не только сбросило башню, но и сорвало всю правую сторону вместе с гусеницей и половиной колес. Машина лежала на брюхе. Вместе с танком горели густым мазутным огнем шпалы, залитые соляркой. Вокруг были разбросаны мятые закопченные гильзы от снарядов, лежало обугленное человеческое тело без ног.

— Ленька, остаешься за старшего. Сидеть наготове у орудия, мотор не глушить.

— Есть, — отозвался Кибалка. — А ты куда?

— Гляну, что на той стороне творится.

Я вскарабкался наверх. Обе «тридцатьчетверки» стояли впритык друг к другу, в узкой промоине, рядом с полуметровой водоотводной трубой, проходящей сквозь основание насыпи. Промоина образовалась от талой воды, бурлившей весной вокруг забитого мусором отверстия. Теперь яма спасала оба танка.

Еще две «тридцатьчетверки» и бронетранспортер догорали на дороге, по которой мы прошли два часа назад. Машины были не из нашей бригады. Значит, засаду немцы выставили позже. Я перебрался через рельсы и скатился вниз. От танков, спрятавшихся в промоине, кричали и махали шлемами:

— Не поднимайся. Ползи!

Что я и сделал. Когда на брюхе добрался до промоины и скатился вниз, меня кинулись обнимать. Как выяснилось, ребята сумели перегнать через насыпь и второй танк. Начали заводить тросы, чтобы стащить третий, застрявший на рельсах. По ним открыли орудийный огонь самоходки. Машину на насыпи подожгли со второго выстрела, успел спастись только один человек из экипажа.

Немецкие самоходки стреляли издалека, ввязываться с ними в бой было бесполезно. Оба танка нырнули в промоину. Один получил снаряд в правый борт прямо над крылом, погибли стрелок-радист и механик.

Люди приняли на себя удар болванки, танк не загорелся и даже остался на ходу. Все это рассказал мне лейтенант, командир взвода.

— Вам повезло — успели проскочить. А мы пока возились, не заметили, когда фрицы появились. Стреляли километров с полутора. Ну, чего мы сделаем со своими трехдюймовками? Пришлось прятаться. Хорошо, хоть промоина попалась. Спрятали задницы, а вскоре чья-то разведка появилась. Три танка и бронетранспортер. Прут на скорости, ничего не видят. Мы орали, в воздух стреляли, а они скорость увеличивают. По ним раза четыре немцы шарахнули: две «тридцатьчетверки» горят, бронетранспортер вообще развалился. С третьей машины раненых собрали и назад.

Лейтенант свернул самокрутку и внимательно глянул на меня:

— Может, ты, Волков, меня трусом считаешь? Если бы мы бой приняли, те ребята в живых бы остались. Но не рискнул я. Понял, что бесполезно. Полтора километра слишком большое расстояние для наших пушек.

— Ладно. Чего теперь вслед кулаками махать. Где сейчас эти самоходки или танки, и сколько их?

— Вон в той рощице. Кажись, две штуки. Расстояние тысяча триста метров. Место открытое, не подсунешься. С ними еще броневик. В общем, дорогу перекрыли.

— Чего Хлынову не отвечаешь? Он вас уже целый час вызывает.

— На этой машине рацию разбили, а у меня слабенькая, не достает до поселка. Опомнился, вызывает! Я б ему рассказал, как ребят по кускам из машины вытаскивали.

— Ладно, успокойся. Механика-водителя нашел?

— Нашел. Он как раз и уцелел с той «тридцатьчетверки».

Мы оба снова глянули на догоравшую машину. Закурили. На погонах взводного, пришитых к замасленному бушлату, виднелись дырочки от первых звездочек — совсем недавно он был еще младшим лейтенантом, командиром танка. Вместе со взводом получил «лейтенанта». Крепышок, с насупленным лицом и курносым носом. Мой изучающий взгляд ему явно не нравился, но что делать в этой ситуации, он не знал. Не знал бы и я, случись это года полтора назад. Сейчас опыт появился, и я перебирал варианты.

— Чего уставился? Думаешь, сильно нам поможешь одним танком? Фрицев артиллерией надо выковыривать. И не нашими пушками, а гаубицами. Они там зарылись, их черта с два возьмешь.

Я дал лейтенанту выговориться. Настроение его было понятно. Одна машина сгорела, вторая продырявлена. Пять человек погибли, рация на ладан дышит, обе «тридцатьчетверки» в ловушке.

— Успокоился? — спросил я. — Тебя как зовут?

— Лейтенант Ярославцев. Командир взвода.

— Длинная фамилия. Не докличешься. По имени можно?

— Иван.

— Ну а я — Алексей.

— Знаю. Кликуха — Штрафник.

— Хоть горшком назови.

— Штрафником, значит, был?

— Был — не был. Какая разница?

— Разница есть, — хитро улыбнулся Иван Ярославцев. — Воюешь давно, а держат во взводных. А когда я в заднице оказался, послали тебя, а не другого.

— Никто не знает, что с тобой. В заднице ты или в другом месте.

— А что, трудно понять? Взвод бросили, два часа связи нет. Значит, не все в порядке. Была бы возможность, мы бы давно прикатили.

Ярославцев хоть из молодых, но действует правильно. На рожон не полез и сумел вывести из-под огня дальнобойных немецких орудий две машины. Молодец, что не полез в драку по открытому полю на дурняка. Судя по дырке в броне, стреляли из орудия калибра 88 миллиметров. А вот кто занял позицию в леске, надо еще выяснить. Если «Тигры», то дело паршивое. Пара машин с круговым обстрелом и броней в десять сантиметров — дело серьезное. Чтобы ее пробить, надо приблизиться метров на пятьсот. На такое расстояние они не подпустят. Впрочем, «Тигров» в танковых частях не так и много. Скорее всего, дорогу перекрыли самоходки. Постоят до ночи, а потом исчезнут. Только нам до ночи ждать не дадут

— Мы пробовали кое-что предпринять, — словно оправдываясь, сказал Ярославцев. — Только шевельнешься — снаряд летит. Вон края обвалились. Болванки в метре над башнями идут.

Через полчаса наблюдения я окончательно убедился, что среди вязов, еще не сбросивших листву, находятся, как минимум, два штурмовых орудия «Артштурм». Правда, это были уже не те пауки, с торчащими, как обрубок, короткоствольными пушками калибра 75 миллиметров, воевавшие на всех фронтах еще с сорок первого года. Низкие, всего два метра высотой, они были теперь вооружены длинноствольными орудиями «восемь-восемь». Нашу лобовую броню спокойно просадят за полтора километра. У этих самоходок, кроме мощных орудий, хорошей оптики и дальномеров, имелось еще одно важное достоинство — компактность. Зато броня была так себе. Какие бы дополнительные плиты ни навешивали, борта оставались уязвимыми.

Пока мы наблюдали, нас заметили. Снаряды тратить не стали, зато хорошо приложились из крупнокалиберного пулемета. Из холма, поросшего бурьяном, выбивало куски дерна величиной с кулак. Бурьян скосило начисто, а удары тяжелых пуль отдавались через двухметровую толщину почвы. Сообразили, если не уберемся, можем поймать и снаряд. Два метра земли не спасут, поэтому уползли опять в низину. Взялись было обсуждать, что будем делать дальше, но меня позвал Леня Кибалка:

— Хлын на связи. Два раза уже тебя вызывал, ругается.

Пришлось снова бежать через насыпь, уворачиваясь от пуль. Доложил обстановку.

— Что собираешься делать? — спросил старший лейтенант.

— А ты посоветуй.

Я оказался в незавидном положении. «Артштурмы» меня не подпустят. Две машины в ловушке, даже выползти не могут. Мой танк находится по другую сторону насыпи. Допустим, я найду объезд, что толку?