Шансов выжить нет - Светлана Алешина

Короче, с этим мы справились без труда. По очереди…

После чего Поль нашарил на полу недалеко от входа кучу каких-то сухих веток, и мы с ним улеглись на них, подняв шорох и треск сучьев, который привлек внимание нашего часового. Он отодвинул тряпку на двери, что-то негромко крикнул – угрожающе-предостерегающее – и умолк.

Совершенно неожиданно для себя я прижалась к Полю и почувствовала его плечо под своей головой. В нашем объятии не было ничего, кроме стремления уставших людей помочь друг другу отдохнуть…

И мне вдруг сделалось так спокойно, словно меня обнимал старший брат, взявший на себя всю ответственность за мою жизнь и безопасность. Я теперь ни за что не отвечала и ничего не хотела, кроме одного – заснуть как можно скорее и проснуться уже утром… Единственное, что меня слегка раздражало – невозможность избавиться от комбинезона. Я, знаете ли, дома привыкла спать обнаженной. Днем-то меня мой защитный спецкостюм вполне устраивал, он был подогнан идеально под меня. Это очень важно, чтобы одежда не отвлекала твоего внимания в сложной ситуации, когда от скорости реакции зависит слишком многое… Одежда спасателя должна быть для него столь же неощутимой, как собственная кожа… Она есть, и хорошо, что есть, я о ней и не думаю… Мне и без того есть о чем подумать… Но ночью! Мне, например, она просто мешает отдыхать…

Часовой у дверей затянул что-то заунывное – очевидно, чтобы не заснуть. Песня его была для моего европейского уха совершенно немелодичной и оттого вдвойне тоскливой. Но от нее то телу разливалось какое-то умиротворяющее оцепенение…

Я вспомнила, что еще только сегодня утром проснулась в своей постели в далеком российском городе Тарасове, и, представив, какой путь успела проделать, чтобы к полуночи оказаться в затерянном в горах афганском селении в объятиях французского волонтера-спасателя, мгновенно заснула – скорее всего от удивления…

Глава одиннадцатая

…Утром, которого я так ждала накануне, я, едва продрав глаза, прежде всего выяснила, что проспала самое интересное.

Во-первых, не видела лица Поля, когда он проснулся и увидел меня спящей в его объятиях. Он уже встал, и под головой у меня вместо его плеча лежала какая-то пахнущая застарелой грязью и навозом стеганая тряпка. Я без труда узнала точно такой же халат, как те, в которых щеголяли наши вчерашние провожатые-конвоиры, только изодранный в клочья…

Во-вторых, в бок мне больно впилась острая ветка и вздохнуть глубоко, не ощущая боли в грудной клетке, я не могла.

В-третьих, я дрожала от холода – ночи, как выяснилось, в горах на редкость холодные. Поль-то, оказывается, обнимал меня, чтобы не дать мне окончательно замерзнуть…

А в-четвертых, и это самое главное, я увидела, что Поль с совершенно наглым видом сидит в дальнем конце нашего каменного каземата и разговаривает с людьми, которых мы вчера видели спящими…

Первое, что я сделала – обиделась: почему, собственно, он меня не разбудил раньше! Это мое задание, в конце концов! А он, по сути дела, только помогает мне его выполнять…

Обидевшись, я не спешила вставать, а только переменила позу, чтобы избавиться от ощущения, что в правый бок мне вбили гвоздь, в который превратилась торчащая из первобытной подстилки ветка. Я продолжала лежать во все еще расслабленном утреннем состоянии и размышляла, как отомстить Полю за его коварство. Но ничего путного в голову не приходило.

Между тем я начала издалека приглядываться к людям, с которыми разговаривал Поль. А разговаривал он, собственно говоря, только с одним из троих мужчин, и притом беседа была не слишком оживленной. Собеседник Поля сидел, прислонившись к стене спиной, и отвечал на вопросы более чем сдержанно. На лице другого, сидевшего с ним рядом, было совершенно отсутствующее выражение, а третий по-прежнему лежал без движения на куче тряпья, отвернувшись лицом к стене…

Мне хорошо был виден его затылок, заросший густой шевелюрой какого-то пегого цвета. Ясно было, что лысым его не назовешь…

До меня доносились лишь отдельные английские слова, но о чем шел разговор, понять было невозможно…

Во всяком случае, ни один из них не похож на худого двухметрового Судакова, которого мне приказано найти. Меня охватило какое-то разочарование. А как же мое вчерашнее предчувствие?..

Но я вспомнила свое же собственное, правда, больше теоретическое правило – никогда не делать заключений по неполной информации. Эти люди вполне могли быть спутниками Судакова, знать о том, что с ним случилось и где его искать… Никогда не надо заранее зачеркивать ни один из возможных вариантов. Он-то и может оказаться верным…

И тут я услышала, как Поль произносит по-английски «русский старший лейтенант», причем голос у него стал громче.

Заметил, что я проснулась, хоть и сидел ко мне спиной. И теперь таким способом приглашает меня принять участие в разговоре… Пора, мол, включаться в работу…

Я еще с минуту поразмышляла и поняла, что Поль поступил совершенно правильно, не разбудив меня и отправившись на разведку в одиночку.

И почему я решила, что эти люди сразу начнут кидаться мне на шею и наперебой вываливать мне все, что знают о себе, о Судакове, о талибах… Что за наив такой? Тоже мне психолог… Тебя зачем сюда послали – горячку пороть?

Мне почему-то очень захотелось заслужить одобрение Поля, показать, что я очень понятливый и надежный партнер. Я поднялась со своего негостеприимного ложа и тут же обнаружила, что комбинезон тянет, что бюстгальтер съехал с моего ошеломляющего мужчин бюста, и что вообще выгляжу я ужасно… Конечно, все, что можно было поправить, я поправила, кое-как, на ощупь, проверила, все ли в порядке на голове, и, внутренне мобилизовавшись, направилась к французу и его собеседникам.

Естественно, все тотчас же на меня уставились. Кроме лежащего у стены, который так и не пошевелился и не обернулся.

«Жив ли он вообще? – подумала я. – Даже если и жив, то, должно быть, серьезно ранен или болен…»

– Хелло, Поль! – приветствовала я француза, не без основания полагая, что нам с ним вдвоем придется раскручивать собеседников и пасовать друг другу инициативу, как мяч на волейбольной площадке.

– Садись, старший лейтенант, – Поль показал на голый каменный пол рядом с собой. – Знакомься: врачи, такие же пленники, как и мы… Между прочим, твои соотечественники…

Сердце мое радостно прыгнуло. Значит, я не ошиблась!.. Но где же Судаков?

– Что с ним? – спросила я по-русски, кивнув на лежащего у стены. – Ранен?

– Не повезло Алексею Вениаминовичу, – ответил один из мужчин. – Привалило в Кайдабаде во время толчка, еле вытащили из завала…

Теперь чуть не подпрыгнула я сама. Это же Судаков! Но почему же генерал Васильев сказал мне вчера, что он абсолютно лысый? Даже в качестве особой приметы его лысину преподносил. Чтобы не спутала.

Я взглянула на безжизненно лежащего у стены и поняла, почему издалека не сумела разглядеть этой особой приметы. Человек с головой был накрыт чем-то вроде овечьей или бараньей шкуры. Холодно же по ночам, а он ранен… То, что я приняла за его густую шевелюру, оказалось всего лишь овечьей шерстью… А рост разве разглядишь у лежащего человека?

И все-таки я должна была убедиться своими глазами, что это именно тот, кого я ищу. Я осторожно отогнула с его головы край «покрывала», и моим глазам предстала просто великолепная лысина, без единого волоска, поблескивающая в слабых лучах утреннего солнца, бьющих прямо из маленьких оконцев под потолком.

– Жив он? – спросила я с сомнением.

Тот, кто мне отвечал, откинул с Судакова шкуру, взял его за руку, нащупал пульс. Утвердительно, но поджав губы, кивнул:

– Жив пока… Не знаю, надолго ли? От этих скотов помощи не дождешься…

– Что с ним… было происходить? – спросил Поль, с заметным трудом подобрав русские слова, хотя мне казалось, что он умеет объясняться по-русски гораздо лучше и сейчас это зачем-то скрывает…

«Молодец! – я молча одобрила его инициативу. – Только вот переигрывать не нужно. А вопрос своевременный, очень к месту пришелся. Не могу же я одна проявлять повышенный интерес к этому человеку… Это подозрительно, в конце концов… Стой! Подожди-ка, дорогая! Разве ты говорила Полю, что интересуешься именно Судаковым? Почему он тебе в этом подыгрывает?..»

Я не удержалась и внимательно посмотрела на француза. Тот, казалось, моего пристального взгляда вовсе и не заметил и был по-прежнему спокоен, сосредоточен и нисколько не напряжен.

«Ерунда! – решила я. – Мой интерес к раненому выглядит совершенно естественно, и Поль не мне подыгрывает, а просто по-человечески интересуется. В конце концов, у него такое же задание, как официально у меня – спасти попавших в беду русских врачей. Всех. В том числе и неизвестного пока ему Судакова. Так что его обеспокоенность состоянием раненого вполне естественна и объяснима. Если тот не сможет самостоятельно передвигаться – значит, это для нас еще одна, дополнительная проблема. Не только для меня, а для нас. Сейчас же перестань его подозревать неизвестно в чем!» – приказала я себе и на этом успокоилась.