«Древо возможного» и другие истории - Бернард Вербер

Когда закончился запас мороженого и воды для кубиков льда, настроение экипажа упало. До сих пор им везло, но теперь удача, казалось, решила отвернуться от них. Однажды Памела, желая устроить хотя бы небольшой сквознячок, обмахивалась веером, как вдруг он воспламенился прямо у нее в руках. А Люсиль с ужасом заметила, как плавится лак на ее ногтях, и быстро сунула пальцы в мешок с песком.

Они были уже в нескольких тысячах километров от Солнца.

Температура на борту неумолимо повышалась. Черные очки уже не спасали от такого яркого света.

Ракета неуклонно приближалась к Солнцу, Симон ввернул:

– Вы не находите, что сегодня тепло?

Экипаж искренне расхохотался.

Симон решил, что первые шаги по звезде они сделают в зоне одного из пятен. Пьер надел костюм вулканолога, включил портативную систему охлаждения и вышел, размахивая флагом Земли. Все пожелали ему удачи. Благодаря стальному страховочному тросу он мог вернуться в любой момент.

Через переговорное устройство его товарищи услышали исторические слова:

– Я первый человек, попирающий ногами Солнце, и я водружаю здесь знамя своей планеты.

Симон, Люсиль и Памела зааплодировали, но так, чтобы ладони не соприкасались и не разогревались еще больше.

Пьер сунул флаг в солнечную топку, и он тут же вспыхнул.

Симон спросил:

– Ты что-нибудь видишь?

– Да… Да! Это невероятно! Здесь есть жители!

Треск.

– Они подходят ко мне…

Экипаж услышал протяжный вздох. Тело Пьера воспламенилось. Обезвоженные барабанные перепонки команды уловили звук, напоминавший шуршанье сухих листьев – «фшшшш».

Костюм вулканолога никогда не получит рекомендаций НАСА. Экипаж втащил обратно трос с оплавленным концом.

Люсиль перекрестилась:

– Пусть душа твоя поднимется к небу, черному и холодному.

Сейчас эти слова казались ей истинно благим пожеланием.

Симон хотел было стукнуть кулаком по обшивке «Икара», но вовремя спохватился. Надо избегать любого вида трения.

– Я должен все увидеть сам, – заявил он.

Он направился к шкафу с одеждой и, стараясь прикасаться к предметам только кончиками пальцев, облачился в костюм вулканолога.

– Не ходи, – попросила Памела.

– Ты тоже погибнешь, – предупредила его Люсиль.

– Если на Солнце действительно есть обитатели, как их называть? Почему не… солнечане? Мы все время безуспешно ищем марсиан, венерян, а инопланетяне живут здесь, в самой горячей точке на небе. Солнечане! Солнечане!

Симон вошел в огонь. Он увидел огромные шквалы оранжевой магмы. Это был не газ, не жидкость, а огонь во всей своей мощи, в чистом виде. По сравнению с такой температурой жаркая кабина казалась ему теперь прохладной.

Он обливался потом. Он знал, что у него всего лишь несколько минут, чтобы отыскать жителей Солнца. Он с трудом продвигался вперед, на тросе как на поводке. Если в ближайшие три минуты ничего не произойдет, он вернется на корабль. И речи не может быть о том, чтобы обуглиться подобно Пьеру. У Симона не было ни малейшего желания стать мучеником, он просто страстно, безумно хотел провести смелый научный эксперимент. А погибший ученый – это ученый, которому эксперимент не удался.

Он с опаской посмотрел на часы. Их разорвало на множество осколков.

И в этот миг он заметил «их». Они были перед ним, похожие на фантастические завитки огня. Солнечане. Огромные бабочки с оранжевыми крыльями напоминали живые клубы магмы. Они общались телепатически.

Они говорили с Симоном не долго, чтобы он не успел загореться. Солнценавт кивнул головой и повернул к «Икару».

– Невероятно, – сказал он потом Памеле. – Эти огненные существа живут на Солнце уже миллиарды лет. У них есть язык, наука, цивилизация. Они купаются в солнечном огне без всякого вреда для себя.

– Кто они? Как они живут?

Симон сделал неопределенный жест.

– Они взяли с меня обещание ничего не открывать людям. Солнце должно остаться «терра инкогнита». Мы должны защитить его от экспансии землян.

– Ты шутишь?

– Ни в коем случае. Они дают нам возможность вернуться только потому, что я поклялся сохранить в секрете все, что они поведали. И я никогда не нарушу клятву.

Симон смотрел на пылающий огонь в занавешенном иллюминаторе.

– В принципе, было глупо назвать корабль «Икаром». Как называется птица, которая вечно возрождается из пепла?

– Феникс, – сказала Памела.

– Да, феникс. Экспедиция «Феникс». Вот как нужно было ее назвать.

Абсолютный отшельник

– Все есть в тебе уже с самого твоего рождения. Ты всего лишь вспоминаешь то, что уже знаешь, – объяснял ему отец.

«Все во мне. Все уже во мне…»

Он всегда считал, что, только путешествуя и набираясь опыта, можно понять мир. Значит, он будет заново открывать то, что уже знает? Что всегда знал? Эта мысль его преследовала: все уже в тебе. Мы не узнаем ничего нового, мы находим в самих себе спрятанные истины. Значит, младенец – мудрец? Зародыш обладает энциклопедическими знаниями?

Доктор Гюстав Рубле был известным врачом, он был женат, имел двоих детей, его уважали соседи, но эта мысль-воспоминание – о том, что все с самого начала уже есть в нас, – не отпускала его.

Он заперся в своей комнате и принялся медитировать. Ни о чем другом он думать уже не мог.

«Так значит, все уже во мне. Значит, – спрашивал он себя, – жить на свете бессмысленно?»

Он помнил, как Эркюль Пуаро, герой романов Агаты Кристи, распутал немало полицейских загадок, сидя в кресле в домашних тапочках. Гюстав Рубле тоже заперся у себя в комнате. Его жена, уважавшая его путешествия внутрь себя, приносила ему подносы с едой.

– Дорогая, – сказал он ей однажды, – понимаешь ли ты, что меня терзает? Жить ни к чему. Мы ничего не узнаем, мы только заново открываем то, что и так знаем давным-давно.

Жена села рядом с мужем и тихо сказала ему:

– Прости, Гюстав, но я тебя не понимаю. Я ходила в школу, где нам преподавали историю, географию, математику, даже физкультуру. Я научилась плавать кролем и брассом. Я вышла замуж за тебя и научилась жить вдвоем. У нас родились дети, и я научилась воспитывать их. Я ничего этого не знала до того, как начала жить.

Он задумчиво грыз кусочек хлеба.

– Ты уверена в этом? А ты не думаешь, что если бы ты пристальнее заглянула в себя, то могла бы получить все эти знания, не выходя из комнаты? Вот я, например, проведя два дня в одиночестве, понял больше, чем если бы два раза обогнул земной шар.

Она не могла не возразить.

– Если бы ты обогнул земной шар, ты узнал бы, как живут китайцы.

– Но я и так знаю. Я нашел это в себе самом. Я спросил себя, как живут все народы Земли, и увидел мгновенные, как вспышка, картинки, как будто живые почтовые открытки, рассказывающие об их жизни. И до меня тысячи отшельников точно так же путешествовали в воображении.

Валери Рубле тряхнула красивой рыжей шевелюрой.

– Я считаю, что ты ошибаешься. В замкнутом пространстве твое восприятие, разумеется, ограниченно. Настоящая жизнь шире твоего сознания. Ты недооцениваешь разнообразие мира.

– Нет, это ты недооцениваешь могущество даже одного-единственного человеческого мозга.

Валери не стала спорить. Она не стала приводить аргументы, которые ей казались очевидными. Что же касается ее мужа, то он больше не принимал пациентов и не хотел видеть никого, даже своих собственных детей. Только жена его могла к нему заходить, но с условием – не делиться с ним внешней информацией, способной смутить его покой.

День за днем Валери продолжала кормить его, ухаживать за ним и поддерживать его. Пусть она не разделяла его убеждений, но и тревожить его не хотела.

Гюстав очень похудел.

Человек не сможет стать свободным, пока он должен есть и спать, подумал он. Надо выйти из этой рабской зависимости от сна и еды.

Он начал рисовать схемы на большой черной доске. Потом он попросил кое-какое электронное оборудование. Затем Гюстав пригласил к себе бывших коллег по работе, все вместе они долго делали какие-то расчеты и, наконец, нашли решение.

Рубле объяснил своей жене суть эксперимента, на который он решился:

– Проблема – это тело. Мы завернуты в плоть, наполнены кровью и костями, которые требуют питания, которые изнашиваются, которые испытывают боль. Тело нужно защищать, согревать, кормить, за ним нужно ухаживать во время болезни. Тело должно спать и есть для того, чтобы поддерживать циркуляцию крови. А вот у мозга потребностей гораздо меньше.

Валери боялась понять.

– В основном активность нашего мозга тратится на решение разного рода физиологических задач. Поддержание жизнеспособности и защита нашего тела отнимают всю нашу энергию.

– А как же наши пять чувств?

– Наши чувства нас обманывают. Мы деформируем сигналы, которые они нам посылают. Мы хотим познать мир, а живем во власти иллюзий. Наше тело тормозит нашу мысль.

Гюстав опрокинул стакан воды, и жидкость пролилась на ковер.