Журнал Наш Современник 2006 #4 - Журнал Современник

Его первая книга называлась “Руины” (1968). Это был своего рода протест против наглого торжества в Европе американизированной условности на руинах великой европейской христианской культуры.

Вторая книга “Точка опоры” с подзаголовком “Реабилитация структуры интегрального человека” (1971 г.) окончательно поставила крест на его жизненном благополучии, потому как она одинаково не устраивала ни заокеанских и европейских прорабов “нового мирового порядка”, ни тогдашние власти Югославии. Она была мгновенно изъята из книжных магазинов идеологами “социализма с человеческим лицом”. Эта книга положила начало негласному надзору над Драгошем Калаичем югославских спецслужб и негласному запрету на его любого рода публикации и даже выставки картин. Но в то же время эта книга, как пишет друг и переводчик Драгоша Калаича российский ученый Илья Числов, “стала символом нового правого взгляда на мир в сознании патриотической интеллигенции, попыткой найти свой собственный путь в пучине мировых катаклизмов, минуя и Сциллу социализма, и Харибду либерального капитализма”. Многим это покажется невероятным, но в Белграде за все титовское и послетитовское время Драгошу Калаичу не удалось издать ни одной книги. Только через двадцать лет после издания “Точки опоры” в 1990 году в белградском издательстве “Белетра” наконец увидит свет его роман “Космотворец”.

С 1987 года Драгош Калаич — постоянный автор и член редколлегии белградского еженедельника “Дуга”, самого тиражного и популярного в Югославии. Его статьи появляются на страницах и других столичных и провинциальных изданий. С начала 90-х годов его приглашают на телевидение.

Для истинных сербских патриотов имя Драгоша Калаича становится своего рода знаменем и одновременно паролем. Однажды в Белграде я должен был встретиться с человеком, близким к Караджичу, за которым уже вовсю охотились спецслужбы Запада. Пришедший на встречу со мной человек почему-то засомневался, что я — это я. Боясь провокации, прежде чем довериться мне, он спросил:

— Простите, но вы должны быть хорошо знакомы с Драгошем Калаичем. Не могли бы вы назвать его домашний адрес?

— Да, конечно. Яблоничка, 20.

— Тогда, может, вы скажете, как зовут его жену.

— Весна.

— Все правильно. Простите, но я не имел права ошибиться.

Но и для некоторых сербских патриотов имя Драгоша Калаича было словно красная тряпка для быка. Их не устраивала широта его взглядов. Потому что он видел дальше и больше их, не замыкаясь в чисто сербских проблемах, чем болели и, к сожалению, по сей день эгоистично болеют некоторые сербские патриоты, которые вспоминают о России, только когда начинает припекать на сковородке истории. В чем его только не обвиняли! В том, что он полжизни прожил за границей (словно он это делал по своей воле) и мыслил категориями общеевропейскими, общепланетарными. Его обвинили в проитальянских взглядах только потому, что он учился и потом продолжительное время вынужден был жить в Италии, в прогерманских взглядах, саркастически называя его арийцем, хотя в этом была доля истины, потому что он считал, что будущее Европы да и всего мира было бы иным, если бы “тайне беззакония” не удалось два раза только за первую половину XХ века стравить между собой две великие страны и на их руинах построить государство Израиль. Обвиняли в “неславянстве” воззрений — его, который писал, что “одним из коренных определений сербской нации является Косовский завет, то есть выбор Высокого Неба вместо низкой земли. Речь идет о величественной метафоре решающего выбора между низким и возвышенным, между рабской согбенностью и правом гордо стоять в полный рост, между животными страстями и извечной тягой к божественным источникам человеческой души. Речь идет о выборе истинной свободы — пусть даже ценой смерти — вместо рабской воли…”.

Те же, кто понимал его, без доли иронии называли Калаича истинным или даже последним арийцем. В том числе и потому, что он воспринимал Россию не только как по крови родную и мистически связанную с Сербией славянскую страну, которая в XVIII веке спасла Сербию и потому в ответе за нее в веках, но и как историческую и духовную прародину всех индоевропейских народов. В предисловии к книге “Американское зло” Илья Числов писал: “Именно поэтому Драгош Калаич, еще в ранней юности открывший для себя нетленную красоту поруганной Европы и безбрежную даль звездных горизонтов Традиции, с такой теплотой и любовью пишет о нашей великой Родине, чей подлинный лик он узнал задолго до “перестроечной” вакханалии: Россия для него одновременно и братская славянская страна, и небесный идеал, и исток (а ныне и последний оплот) российской духовности”. И как последний ариец Драгош Калаич считал, что сербы в своей неравной борьбе защищают не только Сербию и Россию, но и всю Европу. Одна из статей Калаича так и называлась — “Сербы защищают Европу”, он считал, что они ведут одно из сражений Третьей мировой войны за еще возможное спасение Европы…

Драгош Калаич часто бывал в нашей стране. Уже по тому, с кем он встречался и дружил, можно судить, какую Россию он боготворил: Валентин Распутин, Василий Белов, Игорь Шафаревич, Илья Глазунов, Эдуард Володин, Юрий Лощиц, Станислав Куняев, Вячеслав Клыков… Российские впечатления в той или иной мере стали основой таких его книг, как “Американское зло” (1994), “Преданная Европа” (1994), “Россия встает” (1994). По приглашению Драгоша Калаича в Сербской Крайне побывали (испытав на себе перекрестный пулеметный огонь) Валентин Распутин и Василий Белов. На берегу Байкала Валентин Григорьевич недавно рассказывал мне об этой поездке.

Учитывая авторитет Драгоша Калаича в сербских истинно патриотических кругах, его приближали к себе самые разные политики: одни, как Караджич и Младич, — на него опирались, абсолютно ему веря, он был идеологом их борьбы, другие, как Милошевич, — у которого он в одно время тоже был советником — хотели его использовать в своих целях. Драгош Калаич, в свою очередь, согласился на сотрудничество в наивной надежде поставить режим Милошевича на службу интересов сербского народа. Увы, в результате Драгош Калаич, как и прежде, был отлучен от средств массовой информации, а потом снова вынужден был покинуть Родину. Именно к этому времени относится единственная за этот период книга публицистики “Американское зло”, где о сугубо сербских и славянских проблемах говорится вроде бы очень мало. И опять он слышал упреки: некоторые из патриотов, которые видели в происходящем на Балканах только трагедию Сербии и отчаянно взывали к ельцинской и послеельцинской России, плохо представляли, что в ней тогда происходило: “Пошлите военные корабли в Дунай, самолеты в небо Югославии!!!”, не задумываясь над тем, что эти отчаянные возгласы лишь давали лишний повод российской власти никоим образом не помогать Сербии. Он смотрел дальше и выше…

Впрочем, во многом он был наивен. Он был, хоть и обвиняли его в антиславянских взглядах, можно сказать, классическим славянофилом, прямым последователем Ивана Аксакова, тоже порой выдававшего желаемое за действительное. В статье “Славяне. Объединение или гибель” Драгош Калаич писал: “…задача состоит в том, чтобы возродить славянскую общность, соединив богатство различных опытов, капиталы различных свойств и особенностей. Новые, несравненно более мощные исторические импульсы, чем все доселе испытанные, зовут к великому объединению славянских народов, к соединению мощи и энергии, сил и талантов. У данной задачи нет альтернативы. И сами масштабы вызова, брошенного нам “новым мировым порядком” и агонией псевдоцивилизации Запада, требуют объединения славянских народов как единственно возможного достойного ответа в целях самозащиты и противостояния. Если славяне хотят по крайней мере уцелеть, сохранить свою жизнь, они должны объединиться и создать собственный культурно-политический, военный и экономический союз. В противном случае, отвечая разрозненно и неорганизованно на вызовы “мирового порядка”, они будут обречены на гибель и исчезновение с исторической сцены вследствие гигантской несоразмерности между всепланетными масштабами сил мирового нигилизма и ничтожными возможностями фрагментарного сопротивления”. Увы, почти полтора века после Ивана Аксакова доказали не только иллюзорность, а может быть, даже опасность этих воззрений. Я уже много раз, в том числе в печати, задавался вопросом — и не нахожу ответа: случайно ли, что славяне разбежались сначала на южных, западных и восточных, потом каждая ветвь разбежалась еще на несколько народов, и мы все продолжаем и продолжаем делиться, чуть не впадая, говоря языком физики, в смертельную аннигиляцию: распалась в кровавых муках (и распад этот, возможно, еще не окончателен) сама Югославия; Чехия, слава Богу, без крови рассталась со Словакией; незалежной, отправившейся в самостийное и авантюрное национально-политическое плавание Украине легче объединиться с каким-нибудь Гондурасом, чем с Россией. Может быть, наш центростремительный разбег — это своего рода наказание?