Дж. Р. Р. Толкин - Сергей Алексеев

«Настоящий филолог»

Так аттестовал Дж. Р. Р. Толкина его друг К. С. Льюис в одном письме 1939 г. На его взгляд, это обстоятельство было не менее важно для понимания Толкина и его творчества, чем его религиозная вера. Льюис мог иметь в виду многое. И вполне филологический образ мышления «от языка», при котором пришедшая в голову словоформа могла породить целый сюжет, и осознание мира сквозь призму слов и литературных образов, и собственно погруженность в науку…

Впрочем, русское «филолог» не вполне точно передает высказанное Льюисом мнение. Скорее Льюис, сам по научному происхождению вполне чистопородный «лит.», имел в виду, что Толкин — типичный лингвист, «яз.», и это безусловно было так. Во всех своих научных штудиях, как и в литературных творениях, Толкин шел от языковых построений к любым иным. К вторжениям «критиков» (= литературоведов) с их классическими или модерновыми нормами в область любимой им средневековой словесности Толкин относился не просто ревниво, но враждебно. Впрочем, он был «яз.» больше по образу мышления и университетскому воспитанию, чем по «партийной» принадлежности. Когда Толкин только начал обретать влияние в Оксфорде, то попытался найти компромисс в вечном противоборстве коллег, а позднее отзывался о склоках «лит.» и «яз.» с неизменной иронией. Дружба с К. С. Льюисом, кстати, здесь роль несомненно сыграла, как и сам Льюис на примере Толкина научился «доверять филологам», по его собственному выражению.

Что касается научной карьеры Толкина, то она складывалась в целом неплохо. Он был признанным специалистом-языковедом, преподавал в университете. Участие в работе над словарем английского языка стало только первым шагом, дальше были ещё книги и статьи. Но при всей своей увлеченности и одаренности большой славы как ученый Толкин не добился — по крайней мере, до тех пор, пока писательская известность не одарила его славой мировой. Работ, опубликованных при его жизни, было не так уж много, больше осталось в столе. Виной тому, как и с трудами литературными, была крайняя тщательность в работе. Далеко не одно сочинение Толкин вынашивал годами…

Естественно, была в его университетской карьере и иная сторона, далекая от преподавания и творчества, но неизбежно им сопутствующая. Толкин не мог не сталкиваться с хитросплетениями университетской политики, далеко не ограничивавшейся распрями «лит.» и «яз.». Борьба за посты в колледжах, за профессорские кафедры, настоящие предвыборные кампании, полные интриг и тайных сговоров, были в Оксфорде делом рутинным. (И не только в Оксфорде, и не только «были».) Как в прошлом Толкин не чурался участия в буйных забавах студиозов, так и теперь он подчас не без увлечения включался в научно-политические «забавы» взрослых коллег, радовался удачам, огорчался поражениям. Иногда он явно со вкусом ощущал себя опытным, влиятельным политиком и даже «заговорщиком»… Естественно, он старался елико возможно поддерживать друзей — и единомышленников, сражался за то, что считал правильным и справедливым. Если Толкин и занимался политическими играми, то вовсе не был политиком беспринципным.

Судьба Толкина отнюдь не обреченно была связана именно с Оксфордом. Первый период его работы в университете был сравнительно недолог. Толкин работал над словарем, — позднее он признавал, что эта работа дала ему чрезвычайно много как лингвисту, заставив тщательнее анализировать происхождение слов, — а в 1919 г. начал преподавать. Пока что он внештатно давал уроки древнеанглийского языка, в основном студенткам женских колледжей университета. Это позволило начать относительно обеспеченную жизнь, но в любом случае было меньше того, чего он добивался. В 1920 г. Толкин выдвинулся на должность лектора английского в университет Лидса. Вовсе не Оксфорд, но шанс несколько более развернуться. Собеседование он прошел и осенью того же года приступил к работе.

В Лидсе Толкин провел пять лет. С одной стороны, университет не насчитывал и полувека истории, сам город в тогдашнем виде был типичным порождением эпохи промышленной революции, — достаточно, чтобы Толкин его невзлюбил. С другой стороны, однако, увлеченность студентов, гораздо менее аристократичных и гораздо более трудолюбивых, чем в Оксфорде, придавала ему силы и удержала на первых порах от поисков нового места.

С Лидсом связан ряд значимых успехов в научной биографии Толкина. В 1922 г. он подготовил небольшой словарь среднеанглийского языка. Начат он был как глоссарий к сборнику фрагментов средневековых текстов, изданному К. Сайземом, прежде его преподавателем. Однако в своей работе Толкин несколько перешагнул рамки поставленной задачи, и словарь приобрел самостоятельное значение. Но прежде всего с деятельностью в Лидсе связана наиболее прославившая его как филолога работа над изданием среднеанглийского рыцарского романа в стихах «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь».

Роман, к исследованию которого Толкин несколько раз возвращался и позднее, создан в XIV в. анонимным автором и является наиболее значимым произведением дочосеровской среднеанглийской литературы. Сюжет его не встречается ни в валлийских и бретонских легендах, ни в континентальных рыцарских романах — это, пожалуй, первый роман из цикла о короле Артуре собственно английского происхождения.

В завязке поэмы в Камелот, ко двору Артура, является устрашающий Зеленый Рыцарь. Он предлагает кому-либо из рыцарей нанести ему удар топором — при условии, что через год будет нанесен ответный. Сэр Гавейн, племянник короля, срубает Зеленому Рыцарю голову, однако тот не погибает, а удаляется со своей головой, напомнив рыцарю об обещании. Движимый рыцарской честью, Гавейн отправляется в Зеленую Часовню, где назначена встреча. Он находит место, в котором она расположена, и поселяется в замке указавшего ее ему сэра Бертилака. Здесь он подвергается троекратному испытанию. Хозяин, уезжая на охоту и оставляя гостя в замке с женой, ставит условие — обмениваться вечером всем добытым за день. В первый день Гавейн получает один поцелуй от жены хозяина, во второй — два. Оба раза он честно «передает» их Бертилаку без каких-либо последствий. В третий раз хозяйка не только награждает гостя тремя поцелуями, но и дарит ему свой зеленый пояс — он, по ее утверждению, может спасти его от любой раны и смерти. Ожидающий страшной гибели в Зеленой Часовне Гавейн утаивает пояс от Бертилака. В Часовне он встречает Зеленого Рыцаря. Тот дважды замахивается на него топором, и только в третий раз наносит удар — но только чтобы слегка поранить Гавейну шею. Выясняется, что Зеленый Рыцарь и Бертилак — одно лицо. Все происшедшее — просто насмешка со стороны сестры Артура, феи Морганы, целью которой было испытать смелость и честь рыцарей Круглого стола. Гавейн, признав свое несовершенство, со стыдом возвращается ко двору короля.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});