Совок 10 - Вадим Агарев

на ограниченном пространстве, одна из которых беременная, а вторая пьяная, это вам не фунт изюма. Тут в любой момент может заискрить и сдетонировать. А потому мне лучше всего находиться ближе к эпицентру, еще не состоявшегося катаклизма.

— Доведёшь девку, сопьётся она с тобой! — раздался у меня за спиной голос старшей подруги, когда положив на стол мокрую сетку, я рассматривал задремавшую Наталью.

— Может, еще не сопьётся! — неуверенно возразил я, — У неё отец строгий, не даст он ей спиться.

— Она этого строгого отца, как пионера расколола! — хмыкнула Эльвира, — Это он ей сдал твоё лежбище! Устроила ему истерику, пригрозила, что уйдёт из дома, он и сдал! Ты плохо знаешь Наташку, она только с виду плюшевая. На самом деле, она девка — кремень! — Клюйко смотрела на меня с невесёлой усмешкой. — А с отцом её ты будь осторожнее, он мужик неплохой, но ради карьеры и своей семьи пережуёт тебя и выплюнет не задумываясь!

— Тебе откуда всё это известно, душа моя? — не стал я скрывать своего удивления такой осведомлённостью касательно копыловской династии.

— Мы с её матерью когда-то подругами были, — вздохнув, кивнула Клюйко на мирно дремлющую Наталью. — Ты не обижай её, она девка хорошая! Случись что, не продаст! Хотя, тебя, скотину, не то, что продать, тебя убить мало! — ожгла меня взглядом Эльвира.

— Да за что же меня убивать, Эля, если я такой хороший человек и, к тому же люблю тебя безмерно⁈ — оскорбился я, подхватив её под задницу обеими руками и осторожно притянув к себе, — Сама бросила меня, а теперь душу мне рвёшь и смертоубийством пугаешь! Хочешь, я в Москву, ближе к тебе перееду? Меня Севастьянов давно уже к себе зовёт! — пытливо заглянул я в глаза сердитой Эльвиры.

— Не хочу! — оттолкнула меня Клюйко, — И я не хочу, и тебе там делать нечего! Ты здесь-то спокойно ужиться не можешь, а в Москве тебе голову в первый же год снесут! И никто тебя там не убережет, Сергей! Ни я, ни Севостьянов. Я сейчас не шучу!

Обеспокоенная Клюйко смотрела на меня с тревогой и действительно, было видно, что она нисколько не шутит.

— Не любишь ты меня, Эля! — вслух и очень горестно расстроился я, — Поматросила, как говорится, и бросила! Плохо мне здесь без тебя, честное слово! И, вообще, скучно мне тут, разгуляться негде! Сама в Москву сбегаешь, а мне бедолаге, тут опять в одиночестве горе мыкать!– не удержавшись, бросил я взгляд на сонную прокуроршу более позднего года выпуска.

Мне просто хотелось удостовериться, что мадемуазель Наташа спокойно дремлет и разговора нашего не слышит. Но на мою беду, это невинное движение моих глаз незамеченным не осталось.

— Какая же ты всё-таки скотина, Корнеев! — громким шипением взорвалась Эльвира Юрьевна. — Видеть тебя не хочу! Где твоя обещанная машина?

На возвращение в состояние покоя и душевного равновесия любимой женщины ушло не менее получаса. Пришлось включить всё своё обаяние и умение ладить с женщинами, прежде, чем губы Эльвиры вновь тронула улыбка. И она снова позволила мне касаться её груди и остальных филейных частей своего беременного тела. Мы стояли обнявшись у ворот и ждали Нагаева, который, к нашему обоюдному удовольствию, задерживался на пятнадцать минут.

Я уже всерьёз подумывал завезти Наталью домой и податься с ночевкой к Эльвире, как услышал приближающийся автомобиль.

Осторожно высвободившись из рук подруги, я выглянул из калитки. Предосторожности оказались излишними, за воротами стоял знакомый УАЗ из гаража ГПЗ-4. Толик остался за рулём, а Вова вылез из кабины и направился ко мне. Но увидев легендарную грозу ментов всей нашей области Эльвиру Юрьевну Клюйко, он смутился и, затормозив, вопросительно уставился на меня.

— Не тупи, Вова! — обнял я за плечи любимую женщину, — Передаю под твою ответственность самое дорогое, что у меня есть в этой жизни! — не стал я стесняться и экономить на лестных для подруги эпитетах, — Доставишь Эльвиру Юрьевну до дверей квартиры! В буквальном смысле этого слова! До дверей! Ты понял? — подмигнул я Нагаеву, чтобы он не тормозил.

Но он, похоже, моего знака не заметил и моё указание воспринял с чрезмерной буквальностью. И потому, наверное, перешел на сухой официальный язык.

— Так точно! Понял! — без признаков какой-либо несерьёзности, заверил меня мой товарищ и брат, превратившийся вдруг в тупого солдафона, — Проходите, товарищ старший советник юстиции! — Вова распахнул перед Клюйко дверцу в задний салон, — Там вам удобнее будет! — с пониманием покосился он на её живот.

Мы напоследок расцеловались и я помог Эльвире забраться в чудо советской автоиндустрии. Потом пожал Вове руку и приветственно кивнул Еникееву.

— А ты, что, на самом деле уже старший советник? — опомнившись, удивлённо посмотрел я на Клюйко.

— Второй месяц уже! — улыбнулась она, — Генеральный отдельным приказом присвоил! — не удержалась она от вполне оправданной и обоснованной гордости.

А я в растерянности посмотрел на Нагаева. А Вова, в свою очередь, сделал вид, что ничего не понимает. С тем они и уехали, оставив меня в состоянии крайнего недоумения.

Закрыв на все кулацкие запоры калитку, я медленно пошел к оставленной без присмотра мадемуазель Копыловой. Почти семьсот кубических сантиметров не креплёного, но всё же вина, сделали своё дело. Бесчувственная мамзель, повернувшись на бок, мирно сопела в кресле. Я попытался её тихонько растолкать, чтобы препроводить под крышу и на диванчик, но успеха мои потуги не возымели.

Решившись на подвиг, я изо всех сил напрягся и, подхватил, с младенчества не ограничивавшую себя в еде барышню, на руки. И стараясь не оступиться, мелкими шагами двинулся к дому. Благо, что он был не далее, чем в десятке метров от беседки.

Только теперь я понял, как мне повезло. Наталья барышней была не только рослой и в теле, она оказалась еще и полновесной. Но до дивана я её донёс без досадных случайностей. После чего бережно уложил на него почти пять пудов, пышущего здоровьем и перегаром, счастья. Для надёжности накрыв его пледом.

Поскольку из-за дефицита мебели другой плацкарты в доме не было и спать еще не хотелось, то я решил проверить на пар герасинскую баню. Теперь уже мою, то есть. За сараем нашлась ополовиненная поленница колотых березовых чурок. Ничего не зная о прожорливости банной печки, я решил