Следы сехметов - Артем Владимирович Мазниченко

отсутствия трапа. Я вернулся к дыре и в несколько счетов оказался внутри корабля. Как мне показалось поначалу, я находился в трюме. Но, спустя несколько секунд, понял, что это не то, чтобы трюм, а скорее всего машинное отделение. Прямо передо мной стоял развороченный взрывом, видимо, двигатель корабля. От него по направлению к корме тянулись кожухи, отдаленно напоминающие гребные валы. Слева от меня торчала лестница, которую сильно покорежило взрывом. Ваш покорный слуга решил подняться по ней, надеясь попасть на палубу.

Я оказался в тесном коридоре с множеством комнат. Наверное, каюты. Блуждая по ним, осматриваясь, мое воображение пыталось представить себе, как такой корабль смог оказаться глубоко под землей, если выходов из подземного города не так уж и много, да и размеры их не позволяют пропустить транспорт не больше нашего КамАЗа. А этот корабль явно в несколько раз больше, не боящегося грязи, танка. Пробираясь к задней части корабля, я оказался в просторном помещении, заставленном разным оборудованием, напоминающим навигационное.

— Это мостик, — я осмотрелся. Несмотря на то, что с момента катастрофы прошло много времени, достаточно многое говорило о том, что корабль не был готов к произошедшему. Я похлопал себя по карманам и извлек мятую пачку сигарет. Достал одну, потянулся за зажигалкой, затянулся. Но уже на второй затяжке я почувствовал странное ощущение внутри своего организма, а через мгновение меня стошнило прямо на навигационный прибор. Отбросив сигарету в сторону, я оперся на стену и, сплевывая, посмотрел на красноватый огонек уголька.

— Что-то в этом месте не понял.

Меня тошнило только от одного запаха дыма. Я, с трудом подавляя желание снова совершить акт рыголетто, подошел к сигарете и затушил ее об пол. С какого это перепугу меня начало тошнить от сигарет? Нет, не скажу, что это плохо, кое-кто будет рад такому действу, но не так же, блин, неожиданно. И как раз в аккурат после применения препарата. Кодировщики, блин, хреновы. Я решил вернуться назад, чтобы потолковать о чудесном излечении от табакозависимости со своими лечащими врачами. Почему у меня складывалось впечатление, что лекарство имело к этому происшествию самое непосредственное отношение.

Я вернулся в свою комнату. Антом меня уже ждал. Он сидел на кровати и с интересом разглядывал узоры на потолке. Когда я вошел, он не оторвался от своего занятия, а только махнул рукой в знак приветствия, продолжая пялиться в потолок.

— Привет, — сказал я, — ты не мог бы проводить меня к тем айболитам, которые меня лечили намедни?

— А есть проблемы?

— Грубо говоря — да, есть.

— Ладно, — Антон посмотрел на меня. — Пошли.

— Итак, девочки и мальчики, — произнес я, когда мы вошли в кабинет медиков. — Что это за херня?

Медперсонал с удивлением обернулся. Антон тоже уставился на меня.

— А что, возникли проблемы со здоровьем? — спросила девушка, которая вводила мне препарат.

— В некоторой степени, — я кивнул. — Попытался покурить, но вместо этого проблевался со знанием этого дела. Что это все значит?

— Реакция на продукты, выделяемые в процессе сгорания табака, — ответил второй доктор. — Сеты отрицательно восприимчивы к подобным продуктам, для них это сильный яд.

— Дико извиняюсь, но я же не кровосос какой-нибудь.

— У вас в крови еще остались элементы сетской микрофлоры, поэтому реакция положительная, — ответил доктор. — Это лишний раз доказывает правильность своевременного введения препарата, иначе вы были бы уже мертвы.

— Да? — я посмотрел на Антона. — Нет, я не против бросить курить, но нельзя ли было хотя бы предупредить?

— О чем? — спросила девушка.

— О таких последствиях.

— Мы не знали, что реакция пройдет. По нашим расчетам, компоненты уничтожают клетки вируса в течение двух часов. Тем не менее, вы подверглись удару ядов. А это значит, препарат не до конца уничтожил элементы, введенные в вашу кровь, а заблокировал их развитие. Хотя этого не должно было быть априори.

— Что это значит? — спросил Антон.

— А это значит, — доктор приблизился ко мне, — что этот молодой человек пока имеет два гена: человеческий и сетский. И о полном излечении пока рано говорить. Нужно провести необходимые исследования, чтобы выяснить причину такого сбоя.

— Что-то мне дурно, — я присел на кушетку.

В этот момент в глубине комнаты запищал маленький приборчик. Врачи и Антон обернулись на его звук. Затем снова, как по команде, обернулись на меня.

— У вас, молодой человек, радиационный фон зашкаливает!

— Что?

— У вас сильная доза облучения.

— Сигаретку бы. — Что-то мне тоскливо.

— Рада, раствор!

— Сейчас.

Антон стоял и смотрел на меня. Я на него. Пока доктора бегали вокруг нас и пытались вколоть очередную дрянь мне и ему, мы молча смотрели друг на друга. Тут я откуда-то из глубины мозга услышал его голос.

— Ну и куда ты залез на этот раз?

— Иди в зад, — подумалось мне.

— Идти далеко. Где ты так облучился? Ты что, пока спал, в Чернобыль слетал по-быстрому?

— Какой Чернобыль? — я даже не понимал, что мы общаемся на уровне телепатии.

— Тогда в чем дело?

— Ай, бля! — вскрикнул я, когда девушка-медсестра вколола мне в руку очень болючую фигню.

— Терпи. Иначе ничего хорошего не будет. — В этом момент доктор проделывал ту же операцию с Антоном.

— У вас там в подвальчике лодочка стоит.

— Какая лодочка? — не понял Антон.

— Маленькая такая. С дырочкой.

— В подвале?

— Ну да.

Антон посмотрел на доктора, доктор на него.

— Тогда нет вопросов, откуда такой фон, — он заменил ампулу в шприце и ловким движением вогнал ее себе в руку.

— А что там? — спросил я.

— Лодочка. С дырочкой. — Антон вздохнул.

— Да че ты так, — я был как вареный, — ну лодочка, ну дырочка, прикольный такой кораблик.

— С прикольным разорванным реактором, — кивнул Антон.

— Ну, я же не знал.

— Конечно, ты не знал.

— Молодой человек, — вмешался доктор. — Там радиационный фон завышен в десятки раз, данный ангар — это огромный радиационный экран, предотвращающий попадание заражения в городскую зону. Возможно, радиационный фон и замедлил действие препарата, который был введен вам. А ведь мы хотели вас изолировать в палате.

— Да?

— Да.

— Очень интересно, — сказал я и отключился.

Просыпаюсь я, значит, в своем номере. А вокруг столько людей, столько людей. И рожи у всех незнакомые. Я им, вы кто, мол, а они такие, братья и сестры твои. Я им, мол, нету у меня братьев и сестер, один я в семье, а они в ответ: теперь есть, и нас очень много.

Я проснулся в холодном поту на кушетке в медкомнате. Антон сидел неподалеку и спал. Девушка Рада ходила и раскладывала какие-то банки по полкам шкафчиков.

— Долго