Крылов - Николай Степанов

Крылова очень удивляло, что на свободной площадке между сценой и партером разгуливали молодые люди, которые бесцеремонно разглядывали в лорнеты женщин, сидевших в креслах и ложах. Они громко разговаривали между собой, порой заглушая голоса актеров. С растрепанными по моде волосами, с розовыми шелковыми косынками, повязанными вокруг шеи, они спорили о скорости бега своих лошадей, о достоинствах своих любовниц, о преимуществах модных портных. «Кто такие эти господа? — осведомился Крылов у Дмитревского. — И почему женщины так ломаются и коверкаются перед ними?» — «Эти господа — цвет столичной знати, — улыбаясь, отвечал Дмитревский. — Они замечают и высмеивают женские уборы и судят о красоте и достоинствах всех женщин. Посмотрев на которую-нибудь, они будут уверять, что у ней новый любовник, что она бросила уже того, который был на ее содержании, а вместо него взяла нового — приезжего офицера».

Из-за гула разговоров Крылов плохо слышал происходившее на сцене. Там шла новая итальянская опера «На луне», либретто Гольдони, а музыка композитора Паизиэлло. В опере молодой человек ухаживал за дочерью любителя астрологии, настроенного против этого брака. Предприимчивому герою удалось убедить несговорчивого папашу, что тот находится на лупе, и добиться от него согласия на брак. Веселая незатейливая опера показалась Крылову слишком нелепой и бессмысленной.

Благодаря Дмитревскому, который имел большое влияние в театральном мире, Крылов познакомился с Петром Александровичем Соймоновым, членом театрального комитета, в ведении которого находились все театры. Важный вельможа первоначально принял участие в молодом драматурге. Приказал выдать Крылову пропуск для посещения театра. Соймонов заведовал также Горной экспедицией и устроил туда Крылова на службу.

Теперь Крылов уже не был в столице одиноким пришельцем. Перед ним раскрывались перспективы будущего, он имел друзей. Слава драматурга, гипноз кулис, овации зрителей — вот что влекло к себе скромного канцеляриста, еще недавно никому не известного.

Вскоре он стал своим человеком в театральном мире. Его комедии нравились, и даже сам Соймонов приказал камер-музыканту Деви положить на музыку комическую оперу «Бешеная семья», а Крылову заказал перевод модной французской оперы «Инфанта из Заморы».

Дела, казалось, налаживались.

По вечерам у Дмитревского, куда часто захаживал Крылов, собирались актеры, писатели, любители театра. Велись ожесточенные споры, читались новые произведения. Всех этих, во многом очень разных людей объединяла любовь к театру. Они могли часами обсуждать новые пьесы, спорить об игре актеров.

Крылов подружился с актером Плавильщиковым, широкоплечим, румяным гигантом со светлыми голубыми глазами. Отец его — московский купец, владелец галунной фабрики, отдал сына учиться в Московский университет, желая, чтобы тот стал медиком. Но Петр Алексеевич медиком не стал. Он увлекся литературой и театром и по окончании университета целиком отдался своему любимому делу — театру. Дмитревский высмотрел молодого актера в Москве и переманил его в петербургскую труппу. Петр Алексеевич особенно охотно играл в трагедиях, исполняя роли благородных героев. Его кипучая деятельность, однако, не ограничивалась актерством — в 1782 году он издавал журнал «Утра» и сам выступал как автор комедий и трагедий.

Всех посещавших вечера у Дмитревского особенно волновал вопрос о создании русского самобытного театра со своим национальным репертуаром. Они с негодованием ополчались против засилья нелепых французских водевилей и комических опер с переодеваниями, которые заполонили тогда русскую сцену. Они сердито осуждали Соймонова, театральное начальство, придворных, которые поощряли постановку глупых и бездарных изделий, в изобилии попадавших на русскую сцену из-за границы. «Театр — это школа народная, — торжественно заявлял Дмитревский. — Это такое место, которое должно быть училищем добродетели и страшилищем порокам!»

«Это должны быть российские пиесы о наших нравах!» — вторил ему Плавильщиков. Он с негодованием говорил о тех, особах «большого света», которые считают все русское ниже иностранного «и если и снисходят до произведений отечественных авторов, то оценивают их только по близости к чужестранным творениям!». Плавильщиков волновался, громя язву модного воспитания, когда под влиянием гувернеров-иностранцев подростки и юноши начинают презирать все отечественное, становятся равнодушными к своей стране, к своим национальным богатствам.

Крылов с горячим сочувствием слушал Плавильщикова. Он был с ним совершенно согласен. Он тоже считал, что «театр есть училище нравов, зеркало страстей, суд заблуждений и игра разума».

Между тем в пьесах, которые нравились дирекции театров, не было ни русских нравов, ни суда заблуждений, ни просто здравого смысла.

«Проказники»

Яков Борисович Княжнин находился в расцвете славы. Его трагедии «Дидона» и «Росслав» имели громкий успех. Этот успех вознаграждал за тяжелые испытания в прошлом. В молодости, будучи гвардии офицером, Княжнин жестоко проигрался в карты и, чтобы заплатить карточный долг, растратил казенные деньги, выдававшиеся на караулы. Его судили, приговорили к смертной казни, имение забрали в казну. Лишь заступничество графа Разумовского спасло ему жизнь. Долгие годы пришлось бедствовать. Помог Новиков, который поручил разжалованному офицеру переводы французских авторов. Княжнин переводил трагедии Корнеля. Постепенно он и сам стал писать. После успеха «Дидоны» ему возвращено было дворянское звание и капитанский чин. Не возвратили лишь имения. Яков Борисович был женат на дочери Сумарокова, весьма гордившейся своим происхождением. Екатерина Александровна писала стихи и читала их почтительно выслушивающим гостям.

Княжнин ревниво относился к своей славе и весьма холодно к чужим успехам. Екатерина Александровна, встретив у Дмитревского Крылова, о котором шла молва, как о начинающем таланте, была возмущена его провинциальными манерами, плебейским поношенным костюмом. Снисходительно помахивая веером, она осведомилась у странного юноши о его литературных занятиях. Крылов сообщил, что для усовершенствования во французском и итальянском перевел несколько комических опер, в том числе «Инфанту из Заморы». «А что вы за это получили?» — насмешливо спросила спесивая барынька. «Мне дали свободный вход в партер», — сухо ответил Крылов. «А сколько раз вы пользовались этим правом?» — «Да раз пять!» — «Дешево же! Нашелся писатель за пять рублей!» — зло рассмеялась Княжнина. Крылов покраснел, но сдержался и промолчал, хотя ему и очень хотелось ее хорошенько отколотить.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});