Космопорнография - неизвестен Автор

Марк подошел к ней.

— Вам плохо? — он взял ее за талию — Я… вам…

— Зачем вы пришли? — простонала она.

Ну пусть же, скорее… Какие еще слова нужны, у него же все выпирает из штанов, пусть берет меня, пусть делает то, что… Что именно она имела весьма смутное представление.

— Я… Я…

Чего же он? Или действительно, он пришел не за этим? Анна испугалась и открыла глаза. Желваки у Марка на скулах ходили взад-вперед. Он явно чего-то хотел, но не отваживался.

Вдруг он видимо решил что-то, и как будто прыгая с обрыва, положил руку на ее потрясающих масштабов бюст.

Анна расслабилась и обхватила его обеими руками.

— Ну же, ну же, сожми плоть мою своею волшебной рукой, выпей кровь мою до грамма последнего своим страждущим ртом, преврати меня в птицу парящую… — едва слышно прошептала она строчки популярной на Стмаде поэмы единственного местного стихотворца.

Он видно не понял, что это стихи. Мускулистая рука порвала крепкую ткань комбинезона, словно папиросную бумагу. Они единым порывом стекли на пол — Анна сильно протерла плечом по грани ножки стола, но почти не заметила этого. Лишь потом ссадина заболит, потом и обработает, потом… А сейчас… Сейчас Это случится, сейчас она впервые обнажит свое тело перед мужчиной. И каким мужчиной — мечта… Он… Он…

Ну ведь до чего обидно, подумала она — именно сегодня поленилась помыться. Именно сегодня на ней старые треволовые трусы, которые давно выбросить надо — со стрелками именно там, где это вовсе неуместно. Сейчас он увидит, встанет и уйдет… Нет! Только не это. Так близко то, о чем бредилось ей столько лет, что она не отпустит его. Нет!

Сколь ни коротко были подстрижены ее ногти, Марк почувствовал, как они впились в спину его. Боль лишь еще больше возбудила его. Руками неумело и нескладно стаскивал он с нее одежду, она приподнялась, чуть опираясь лопатками о пол, чтобы он скорее освободил ее от прилипшей к телу ткани. Сейчас, сейчас он войдет в нее и… И станет мужчиной. И испытает то, что один из старших братьев Марка назвал «наивысшим наслаждением, данным Богом человеку»…

Какая у нее огромная однако грудь… Марк пытался ртом поймать сосок, дабы впиться в него губами своими, но она так возбужденно дышала, изгибаясь под его руками трепетная и податливая, что грудь ходила ходуном и Марку это никак не удавалось. Он чувствовал резкий запах пота из-под мышек ее, видел копья мокрых слипшихся волос ее под мышкой левой руки — а у Патри и Лорен все чисто выбрито, пронеслось в голове — но что странно запах этот, волосы эти негигиенично мокрые распаляли его сильнее и сильнее. Невыносимо тянуть больше, а трусы не снять никак дальше…

Он запустил жадные пальцы прямо между ее восхитительно толстых, плотных ног и подумал, что сразу надо было о ней, о Анне мечтать, а не о худосочных девицах — вот настоящая женщина. Он увидел, как она прикусила губу, сдерживая то ли стон, то ли вздох, увидел, как дрожат веки ее закрытых глаз, как покраснели щеки…

Очень неумело он ткнулся фаллосом куда-то между ног ее. Свершилось! Он мужчина! Но нет, явно не свершилось — он никак не мог попасть куда нужно (а куда нужно у Патри мгновенно встало перед его глазами). Он уперся плечами в огромную грудь ее и раздвинул что-то горячее и мокрое. Вошел. Вот теперь свершилось. Он закрыл глаза и застонал от распиравшего его счастья…

Свершилось, пронеслось в голове. Он входит в нее. Он — красивый, словно сошедший из видеокниги, в нее — лягушку, уродину, квашню толстую. В нее… острая боль накрыла ее с головой, и слепящий красный фейерверк брызг вытеснил черноту закрытых глаз. Свершилось! Свершилось! Как она благодарна ему за это! Как она любит его… Как она ему… она для него… Она…

Она вдруг почувствовала что жаркое тело его уже не давит на нее. Она открыла глаза. Что случилось? Она ему не нравится? Только не это — она ждала… Чего? Черт знает чего, но ведь так все здорово! Она ждала вот этого самого, невзирая даже на сжигающую боль, ждала страстных поцелуев и нежных ласк…

А он привалился спиной к стене (даже ведь ни рубашку, ни брюк с себя не снял — отметила отстраненно Анна) и вытягивал сигарету из кармашка, глаза его были закрыты. Анна почувствовала что из огненного жара, где Марк только что был — был ведь, горит все! — потекла струйка жидкости, плечи ее судорожно дернулись от этого ощущения. Ей стало почему-то неприятно, она вдруг застеснялась наготы своего пылающего страстью тела, подспущенных неизящных трусов, сковывающих ноги… Ягодицы почувствовали холод пола. Она прикрылась разорванным комбинезоном.

И это все?!! Ну пусть бы хоть рукой своей провел по плечу, по шее, пусть бы хоть слово ласковое сказал…

Нет, сидит с безвольно упавшей рукой, а другой еле сигаретой в рот попадает… Скоты они все — сделал свое дело и наплевал на нее. Анне ужасно захотелось под душ. Не была она раньше с мужчинами и больше не будет!!!

Марк не знал что сказать, что делать. Он не ожидал такого. Столько мучиться, страдать, желать — и ничего особенного. И молочная белизна ее тела неожиданно показалась ему отвратительной. Он хотел еще и еще, но почему-то вдруг подумал, что не может принести ей удовлетворение. Не нужна ей его ласка, не нужно все что он может ей дать — ей нужно лишь грубое физиологическое наслаждение.

Вот он позор его — только вошел и сразу все кончилось…

Что-то бормоча, нескладно, ткнувшись в бедро сигаретой (хорошо хоть не в пенис попал, а то совсем бы хоть вешайся), окончательно смутившись, он вылетел их рубки и не глядя пошел прочь, чувствуя, как дрожит все под коленками. Он хотел еще, он жаждал ее, это восхитительное, влекущее творение из плоти, но он не мог забыть разочарованного взгляда ее бездонных глаз. Он никогда не сможет стать настоящим любовником, приносящим радость и счастье женщине…

Кляня себя последними словами и страдая от мучительного плотского желания, он зашел в коридор, в котором еще не был. Коридор оказался тупиковым — в конце его находилась лишь одна дверь. Марка вдруг перестали одолевать безрадостные рассуждения о смысле собственной жизни и он пораженно уставился на тяжелую, черного дерева, резную дверь, резко дисгармонирующую с обычными здесь герметическими. На двери среди множества различных фигурок блестела не очень заметная табличка «Капеллан».

В конце концов это именно то, что Марку сейчас и требуется — излить кому-то свою душу, поделиться сомнениями и мучившим его неудовлетворением: как самим собой, так и обстоятельствами. Марк решительно толкнул дверь. Толкнул на себя, потом от себя, потом вправо и влево. Безрезультатно заперта. Марк заметил кнопочку звонка и долго жал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});