Субмарина - Юнас Бенгтсон

Но отец Ивана полагал, что раз они могут жить в этом городе, видеть эту войну, видеть, как люди умирают на улицах, видеть мертвых и умирающих, то могут смотреть и фильмы, в которых лобковая вошь является в виде трехглазого тролля, прячущегося в лобковых волосах моряка. Где у сифилиса имеются подтяжки и цилиндр и где он вызывает жжение при мочеиспускании и покраснение у основания полового члена.

22

Я просыпаюсь в кровати Софии. Не сразу понимаю, где я, почему все наоборот, почему пахнет по-другому. Я никогда еще не видел ее комнату в такой ранний час, когда сумрак ничего не скрывает.

На обеденном столике записка: «Уехала в больницу к Тове, может, увидимся вечером?» Сердечко и подпись.

В первый раз вижу ее почерк. Я столько раз кончал ей в рот, она знает вкус моей спермы. А ее почерка с легким наклоном вправо и вот этих точечек над «i», больше похожих на дужки, чем на точки, видеть не приходилось.

Впервые я здесь один. И первая мысль — обшарить комнату в поисках денег, в поисках чего угодно. Все что-нибудь прячут: порнографию, марки, старые любовные письма.

Рядом с телевизором — узенький стеллаж, может, в метр шириной: сюда больше не влезет. Глиняные фигурки, вылепленные ее сыном. Лампа. Две полки с книгами, все по подписке из одного издательства. Достаю наугад, на обложке — ее имя и дата. Может, давала почитать подругам. Между книгами торчит конверт из фотомастерской. Соблазн слишком велик: вынимаю. И фотографии вытаскиваю. Это все из другой жизни: мужчина в объемном свитере, ее малыш в костюме Супермена, она, в джинсах и кремовом кардигане, стоит на дороге, кругом коттеджи, она прислонилась к темно-синему «мини-вэну», улыбается в камеру. На другой фотографии — ребенок на празднике Масленицы. Рождественские фотографии, они за столом, на тарелках — утка, в бокалах — красное вино. Лица счастливые. Вот пожилая женщина целует мальчика в лоб, а он выворачивается и смеется. На последней фотографии он распаковывает радиоуправляемый автомобиль. Кладу фотографии обратно на полку, пытаюсь засунуть конверт, как было.

Начало второго. Сижу на лавочке перед Глиптотекой[12]. У Ивана нет часов, но именно он настоял на конкретном часе. Сказал, что точно придет, а часы есть везде. Через пять минут прибегает, вспотевший, с сумочкой через плечо, я раньше ее не видел. Красная сумочка, и когда он ее снимает, я вижу, что на переднем кармане — белочка с розовым бантиком на голове.

— Я сильно опоздал? — спрашивает он задыхаясь.

Я молча смотрю на него.

— Тогда пошли быстрей.

Он идет к входу в Глиптотеку. Очень целенаправленно, как человек, который знает чего хочет. С красной сумочкой на плече, белочка кусает орешек.

Сегодня среда, потому мы и пришли: вход бесплатный. Стоим в очереди с кучей школьников. Женщина на входе говорит нам, что сумку Ивану взять с собой нельзя. Что ее надо сдать в камеру хранения, положить в один из боксов у стены. Я даю ему десять крон. Он выбирает бокс в нижнем ряду. Стоит нагнувшись, оглядывается, вынимает что-то из сумки и быстро засовывает в брюки.

Идем по залам музея, возле безрукой статуи Посейдона Иван шепчет, как будто сообщает государственную тайну, хотя это совсем и не тайна: здесь был ремонт, говорит. Он два года не мог сюда попасть. Весь цокольный этаж был закрыт.

Внизу есть туалет. Там еще никто не был. Может, поставили новые унитазы. А может, эти новые безбачковые туалеты, без кнопок. Может, и нет. Может, нам повезет. Сначала Иван делает вид, что рассматривает скульптуры. Показывает на некоторые, правда молча. Прохаживается туда-сюда. Очутившись у лестницы, ускоряется. Иду за ним. Внизу темнее; освещенные витрины с мумиями. Проходим два зала, до конца. Табличка туалета на двери едва заметна. Иван оглядывается по сторонам, заходит. Не успеваю я закрыть за нами дверь, как слышу его голос из кабинки.

— Да, — кричит он, — блин, да!

Я захожу к нему, прикрываю дверь. Вижу обыкновенный старый унитаз из белого фаянса. Глаза Ивана сияют. Да, повторяет он уже тише. Стягивает грязные джинсы и копается у себя между ног. Что-то вынимает, протягивает мне. Это клещи.

— Подержи-ка.

— Ну да!

— Да он не касался писуна, ты не думай.

— Иван, черт возьми…

Зажав клещи зубами, он достает из кармана брюк кусок зеленой материи. Иван с гордостью демонстрирует мне свою технику. Он вытягивает кнопку до конца, кнопка крепится на металлическом штырьке, который торчит из фаянсового бачка, этот штырек он и ухватывает клещами и, удерживая, наматывает материю на кнопку.

— А то она скользкая, — говорит. Он крутит и вертит изо всех сил, аж постанывает от усилия. — Не то что в новых туалетах, — говорит он. — В стенку вмуруют. Экономичный слив. Вот такой вот туалет — это настоящее качество.

Вытащив кнопку, он быстро сует ее в карман брюк, клещи отправляются обратно в трусы. Не оглядываясь, выходит из туалета. По дороге к выходу больше не тратит времени, изображая туриста, ограбление удалось, теперь — наружу, пока сигнализация не сработала.

Я предлагаю ему пойти в сторону Озер. Но он прямо сейчас хочет попасть домой. Иду с ним. Поднявшись на второй этаж, он садится на спальник. Достает спирт и тряпочку и трет. Круговыми движениями. Подносит к свету, проникающему через одно из разбитых окон. Любуется. Тут до него доходит, что я все еще здесь. Он начинает говорить, продолжая держать кнопку на ладони. Трофей. Похоже, он пытается объяснить мне.

— «Ифо», — говорит он, — Семидесятые. Обрати внимание, она цилиндрической формы. Такие делали всего несколько лет. Таких немного осталось.

Я делаю глоток пива, сажусь, прислонившись к закопченной стене. Иван смотрит на кнопку в руке. Обращается то ли к ней, то ли ко мне.

Он говорит:

— Многие думают, что у нас были только туалеты восточноевропейского производства. Только старые югославские и китайские марки. Но у нас были все туалеты. Крупных производителей. У нас были хорошие туалеты.

Он осторожно кладет кнопку на тряпочку и вытаскивает из-под спальника большую потрепанную книгу. Протягивает ее мне с изрядной долей торжественности: поаккуратнее, дескать, с ней. На обложке — логотип с надписью на незнакомом языке. Начав листать, я понимаю, что это — большой каталог оборудования ванных комнат. Профессиональный, со всеми подробностями. Туалеты сотен цветов. Круглые, четырехугольные, треугольные раковины.

Мне особо нечего было читать, когда мы сидели в подвале, говорит Иван. Непроданными книгами топили. И вот осталось это. Однажды его дядя забыл у них каталог, и тот лежал под кроватью, ждал его. Это еще до того, как дядя получил пулю в голову. Иван не позволил им взять каталог, не позволил скручивать из листочков сигареты, пустить на растопку. Ему нужно было что-нибудь разглядывать.

Где-то в середине книги страницы уже вываливаются. Кнопки для унитазов. Много кнопок. С датами, временем поставки и ценами, угадываю я. Марки и модели. Вот смотри, говорит он. Там они все. И «Ифо», и «Густавсберг». Ты, наверное, не ждал такого.

23

Плюгавая дворняжка бегает за крупной сукой овчарки, пытаясь лизнуть ее сзади. Хозяева разговаривают, не обращают внимания на собак. Я сижу в парке Нёребро. Полоса травы, окруженная большими деревьями, клочок земли, уцелевший после реконструкции железной дороги. София улыбается мне. Ее сын с довольным видом скачет по лужайке среди собачьих какашек. Я пью свое крепкое пиво.

Ночью я не мог уснуть. Пришел поздно, сел на кровать и смотрел «Магазин на диване». Она разбудила меня, постучав в дверь. Я хотел заорать на нее, ударить, разбить ей лицо. Но она держала за руку своего мальчика, он смотрел на меня.

Тобиас подбежал, сел между нами на лавочку, притулился к матери.

Протягиваю к нему руку. Сперва он вжимает голову в плечи, как будто я хочу его ударить, потом все же позволяет погладить по голове. По лавочке бежит паук Я хочу раздавить его донышком бутылки, но мальчик удерживает мою руку. Не надо, он же ничего не делает. Говорит, это паук-крестовик. Типичное явление в Дании. Ему хотелось бы повстречать бродячего паука, пизауру. Он произносит все это как заученный текст. Видел в книжке, но в жизни пока не сталкивался. Но старается. Правда, не выговаривает «р», так что крестовик превращается в «кьестовик». Паук-кьестовик.

Когда мы возвращаемся в общагу, София спрашивает, не выпью ли я с ними какао. Я говорю, что у меня дела. Захожу в свою комнату, раздеваюсь и иду в ванную. Включаю очень горячую воду. Струя колко хлещет по телу, по лицу. У меня странное настроение, не знаю отчего.

Вода все горячее. Снимаю бинт, не глядя, подношу руку к лейке, сжимаю зубы. Скоро от пара стало трудно дышать. Кажется, издалека слышны крики, но из-за шума воды я не уверен.

Беру пиво, сажусь на подоконник. На тротуар перед общагой заезжает полицейская машина. Вскоре из нашего подъезда выходят полицейские, мужчина и женщина. Они держат сына Софии. Он сопротивляется. Мужчина открывает заднюю дверцу машины. За ними выбегает София. Она кричит, она орет. Зияние огромного рта. Женщина-полицейский заталкивает мальчика в машину, а мужчина стоит перед Софией, раскинув руки в стороны, как вратарь. Она пытается обойти его, но он ее отталкивает. Она вновь пытается прорваться к машине. Мальчик смотрит на нее, его губы за стеклом движутся, теперь он тоже плачет. Мужчина быстро обегает машину и садится на переднее сиденье. Машина отъезжает. София бежит за ней, пока не падает на землю. Через какое-то время она встает и идет в общагу.