Разбитое Стекло - Тамора Пирс

Зарницы не били в землю, они лишь дразнили пленников иссушенного города обещанием дождя.

Как и всегда, пребывание на открытом воздухе заставило начать распутываться клубок мыслей, не дававших ему заснуть. Здесь, в темноте, в одиночестве, под аккомпанемент приглушённых звуков толпы на главной улице Капика, он мог подумать о девушке, которая кидалась молниями. У него сводило нутро от этих воспоминаний, но он всё же мог думать об этом, и мог признаться себе в некоторых вещах. Стекло на стеклодувной трубке действительно противилось ему. Когда, до несчастного случая, у него было ощущение, будто вещество, с которым он работал всю свою жизнь, жило само по себе? Эта мысль укоренилась за время его путешествия, вместе с убеждённостью в том, что стекло оживало, когда он за ним не следил. Ему никогда не приходило в голову назвать это ощущение магией. Возможно, так было потому, что ни один из стеклянных магов в его семье не упоминал о том, что чувствовал, будто стекло живое. Он привык думать о стеклянной магии так, как описывали её в его семье: через заговоры, знаки, определённые изгибы в вытягивании стекла, особые формы для литого стекла, и выдутое стекло, оформленное так, чтобы удерживать и направлять заклинания. Они говорили о стекле так же, как Кис и его друзья: вещество, с которым можно было что-то делать, а никак не живое существо.

Как бы ему ни было больно, Кис наконец признал, что рыжая была права. Он должен был чувствовать облегчение, найдя ответ, но облегчения не было. У него были планы, важные планы. Звание мастера, женитьба, семья, восхождение по лестнице гильдии, пока он однажды её не возглавит. Он делал бы стекло для имперского двора, и обладал бы властью и богатством достаточными, чтобы работать над собственными проектами.

Теперь он снова был у подножья лестницы — ученик, начинающий, вместе с детьми. Изучение магии нарушит его работу со стеклом на годы вперёд.

Он сожалел; конечно же он сожалел. Он полагал, что эти чувства его никогда не покинут. Но глядя на игру зарниц в облаках, Кислун Уордэр взглянул фактам в лицо. Завтра он найдёт себе наставника стеклянной магии.

Глава 3

Трис соорудила для Чайм у окна гнездо из шалей, но когда пришло утро, она перевернулась в кровати, и ощутила, как в её правое веко ткнулось что-то стеклянное. Она открыла левый глаз: причиной её дискомфорта был хвост Чайм. Остальная часть стеклянной драконицы обернулась вокруг второй подушки, в то время как Медвежонок растянулся у неё поперёк ног. Трис заворчала, и осторожно отодвинула хвост Чайм, затем встала, и начала утреннюю уборку. По крайней мере, ей не нужно было беспокоиться о том, чтобы кормить её скворца, Крика. После четырёх лет, в течение которых скворец вопил для Трис каждое утро, Крик присоединился к стае хатарских скворцов, когда Трис и Нико проезжали через эту страну. Трис, будучи романтичной в душе, говорила себе, что, наверное, её питомцу приглянулась особо миловидная скворчиха. Она не подавала виду, что ей недоставало щебетания крапчатой птицы — так же, как она не признавалась, что ей недостаёт Сэндри, Даджи и Браяра.

Донёсшиеся с кухни крики и глухой лай Медвежонка прервали Трис, когда она заправляла свою кровать. Она сбежала вниз. Служанка была в истерике, обнаружив «монстра» — Чайм — в горшке с мёдом. Медвежонок уже счёл Чайм частью семьи. Он встал между служанкой и стеклянной драконицей, предупреждающе лая. Кухарка отчитала девушку за переполох, а Трис приказала Медвежонку выйти наружу. Трис и кухарке вдвоём удалось отмыть Чайм. К тому времени, как она отмылась от мёда, стеклянная драконица начала извергать похожие на языки пламени кусочки янтарного стекла.

— Можно, я оставлю себе несколько? ‑ спросила кухарка. ‑ Они такие красивые.

Трис, которая была только рада найти способ успокоить прислугу, поделилась языками пламени с кухаркой, домоправительницей и даже с дрожавшей служанкой, потом вернулась наверх, и продолжила убирать свою комнату. Она не любила оставлять работу по дому другим, но прислуга Джумшиды позволяла ей только прибираться в своей комнате и в их общей с Нико мастерской. После лёгкого завтрака она сделала перевязь из шали, усадила туда Чайм, и отправилась в «Базальтовое Стекло» вместе со своим псом. Она проверит Кислуна, как и обещала Нико, потом осмотрит остальные стеклодельные мастерские в городе.

Она почти добралась до «Базальта», когда заметила вспышку магии. Три жреца — двое в белых куртках и одна в кайтэне — в белых головных уборах и сложно уложенных красных сто́лах, обозначавших их как тариосских служителей Всевидящего Бога, стояли в месте, где переулок выходил на Улицу Стекла. Один из жрецов держал кадило, испускавшее благовонный дым: кипарис, сказал Трис её нос, с миртом, кедром и гвоздикой — кипарис для смерти, мирт для мира, кедр для защиты, гвоздика для очищения. На земле между жрецами горела белая свеча. У жрицы в руках была целая корзина свечей. Третий жрец был магом. Сила текла от его двигавшихся ладоней и губ, впитываясь в землю под свечой.

— Что происходит? ‑ спросила Трис у коренастого пожилого мужчины, который стоял, прислонившись к открытой двери в «Базальт».

— Там прошлой ночью умер человек, ‑ объяснил тариоссец. Он был пухлым и седоволосым, светлокожим по тариосским меркам, с маленькими, густо-карими глазами и мясистым носом. Он был одет в бледно-синюю куртку. Его короткая, тёмно-зелёная сто́ла лавочника лежала перекинутой через его плечи, свисая до каймы его куртки. ‑ После того, как прасмуни забирают останки и оттирают место гибели, жрецы должны очистить его от пятна… ну… смерти. Никто здесь не может вести дела, пока они не закончат.

— Всё умирает, ‑ указала Трис, глядя, как воздух между тремя жрецами подёрнулся магической белизной. ‑ Вы что, за мёртвыми животными и насекомыми тоже проводите очищение?

Лавочник пожал плечами.

— Вы — шэйнос. Вы не привыкли к нашим обычаям. Смерть людей, высшей формы жизни, оставляет след на всём, чего касается. Она должна быть отчищена, иначе все, кто окажется поблизости, будут запятнаны.

Жрецы повернулись спиной к очищенному пространству. Они синхронно хлопнули в ладоши три раза и пошли прочь. Всё было проделано аккуратно и точно, с ловкостью, говорившей о долгой практике.

— Ну, слава небесам, что прасмуни были здесь с первыми лучами, ‑ заметил лавочник. ‑ Иногда они не приходят до вечера. Место не может пройти очищение, пока не будут удалены останки, и мы не можем открыть наши двери, пока не будет проведено очищение. Нам повезло, что прасмуни в этом округе надёжны, насколько вообще могут быть надёжными прасмуни.

Трис отёрла