Фрэнсис Бэкон. Его жизнь, научные труды и общественная деятельность - Елизавета Литвинова

Личная жизнь Бэкона осталась незапятнанной; одевался он всегда просто, вел правильный образ жизни, не предавался никаким азартным играм, обращался со всеми приветливо и отличался большим остроумием. Его остроты дышали холодной беспощадностью, но были блестящи и нравились. Бэкон сам придавал им большую цену, тщательно их записывал и составлял из них сборник.

Любовь к лести и к превосходству не помешала ему окружить себя достойными друзьями, о которых следует упомянуть. Первый из них, Бодли, умер еще до его падения; он был великодушный покровитель наук и искусств и увековечил свое имя, основав богатую библиотеку в Оксфорде. Среди его друзей мы находим также ученого теолога, воспетого Мильтоном, и двух молодых поэтов; знаменитого путешественника и моралиста, его родственника, и молодого естествоиспытателя, который через тридцать лет защищал перед строгим общественным судом память Бэкона. Молодой естествоиспытатель не разлучался с Бэконом до конца жизни последнего и был у него вместо секретаря. Они часто гуляли вместе, и молодой человек записывал мысли, приходившие в голову Бэкону во время прогулок. Но лучше всех других понимал Бэкона его друг Гоббс, создавший философию, основанную на его принципах. Такая дружба с людьми весьма различных профессий отвечала многосторонности Бэкона. Казалось, окруженный такими друзьями, одаренный деятельным умом, погруженный в исследование тайн природы и занятый великими преобразованиями, Бэкон мог бы мирно провести последние годы своей жизни. Но из его писем, относящихся к этому времени, мы видим, что им овладело сокрушение – раскаяние в том, что он провел столько лет, отдаваясь деловой и общественной жизни, противной его природе. Он писал, что держать книгу в руке ему более свойственно, чем исполнять роль политического деятеля. «Мысль моя, – говорит он, – была всегда далека от моих действий». Теперь, удалившись от суеты мирской, он мог бы воспользоваться своим уединением, чтобы работать исключительно для потомства. Но теперь ему было уже шестьдесят лет, и жить оставалось совсем немного. И все же он употребил эти годы на увековечивание своей памяти в потомстве. Обогащенному опытом философу необходимо было только привести в порядок мысли и планы, которых у него накопилось так много.

Первым плодом его мирной, уединенной жизни явилась история Генриха VII, которую он хотел довести до царствования Генриха VIII и Елизаветы. Это сочинение возбудило общий интерес, но не имело большого успеха, несмотря на то, что обладало значительными достоинствами. Локк считал этот труд образцовым.

Ремюза в биографии Бэкона довольно строго относится к этому сочинению: он говорит, что долголетняя деятельность Бэкона наложила свои следы на его мировоззрение; автор так привык сохранять государственные тайны, что утратил с годами смелость и откровенность, необходимые историку. Он на каждом шагу не договаривает, обнаруживая свое благоразумие и скрывая свою проницательность; это придает изложению натянутость и искусственность.

К этому же времени относятся труды Бэкона по законодательству, которыми до сих пор пользуются специалисты по этой части. Здесь, как и всегда, Бэкон от частных вопросов переходит к общим; он начал с рассмотрения законов Англии и кончил знаменитым введением в историю законодательства, известным под заглавием «О всеобщей справедливости и источниках права». Этот труд был мечтой философа-энциклопедиста. Бэкон с одинаковым интересом занимался изучением самых разнородных явлений. Он записывал рассуждения о происхождении ветров, о жизни и смерти, о звуке, о плотности тел; все это, конечно, относится теперь к области устаревшей физики. Его наблюдения неопределенны и неточны; его объяснения неясны и поражают нас своей странностью. Но он с увлечением делал что мог, закладывая, таким образом, фундамент будущего индуктивного изучения природы. Популяризируя свои идеи, Бэкон писал роман «Новая Атлантида», в котором излагал проект общества или академии, называемой им коллегией шестидневного творения. Он называл также создание своей мечты институтом Соломона и не раз советовал королю осуществить ее, чтоб заслужить славу у потомства. Желание Бэкона сбылось, – со временем такой институт возник под именем лондонского Королевского общества. Поэт, воспевший это важное в ученом мире событие, не забыл идеи Бэкона и назвал его лордом-канцлером законов природы.

От физики Бэкон незаметно переходил к философии. Он собрал все свои философские сочинения, напечатанные по-английски, желая оставить после себя нечто цельное и законченное, причем все написанное им по-английски велел перевести на латинский язык и наоборот; таким образом, он готовил издание своих сочинений на обоих языках. Свое сочинение об успехе наук Бэкон связал систематически с «Новым Органоном» и издал его под общим названием «Instauratio Magna».[1] Этот труд послужил Бэкону истинным нерукотворным памятником. И возмутительно, и грустно читать, что, посвящая эту книгу Якову I, он униженно называет ее «жалким плодом своего уединения».

В период славы и могущества общественная деятельность и рассеянная светская жизнь отвлекали Бэкона от научных занятий, а в последние годы жизни необходимый для занятий покой нарушала нужда, доходившая вследствие известных нам обстоятельств до того, что Бэкону приходилось сидеть даже без пива, в котором он очень нуждался, потому что имел привычку выпивать стакан пива перед сном. Это была одна из его причуд, которыми вообще отличался наш философ: он уверял, например, что на его здоровье действуют фазы Луны; весною, во время дождя, он выезжал в открытом экипаже, также уверяя, что это очень полезно для здоровья.

Посреди великих трудов, которым можно посвятить жизнь, Бэкон не мог забыть своего прошлого величия; в нем не переставал говорить государственный человек, поневоле получивший отставку: свергнутый министр постоянно нарушал покой философа. Он то и дело предлагал свои услуги королю и давал прекрасные советы, которых, однако, никто не спрашивал.

После смерти Якова I на престол вступил Карл I, и у Бэкона опять возникли надежды занять утраченное общественное положение; но герцог Бекингэм по-прежнему оставался в силе, и потому мечты Бэкона остались мечтами. Наконец он смирился со своей участью и продолжал работать в тиши. Настал 1625 год. В то время в Лондоне свирепствовала эпидемия. У Бэкона болезнь отняла его последние силы. Он лишился способности много работать, стал тяготиться жизнью и неохотно принимал гостей. В это время его посетил маркиз Еффиа. Бэкон принял его в комнате с закрытыми ставнями. «Однако же вы точно ангел, – сказал Бэкону находчивый француз. – Об ангелах говорят, считают их высшими существами, но не имеют удовольствия их видеть».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});