Тело - Стивен Кинг

Недаром говорят: «на вкус, на цвет товарища нет», и слово «лето», понятное дело, вызовет у вас совершенно иные ассоциации, нежели у меня. Услыхав его, я непременно вспоминаю себя бегущим в кедах по девяностоградусной жаре к магазинчику «Флорида», позвякивая мелочью в кармане. Еще при этом слове в памяти моей встает железнодорожная колея, уходящая вдаль, к горизонту, сверкающие на солнце рельсы, такие ослепительные, что я продолжаю видеть их и при зажмуренных глазах, только тогда они меняют цвет, становясь из белых голубыми.

Помимо нашей экспедиции к реке на поиски тела несчастного Рея Брауэра, воспоминание о лете 1960 года будит у меня и ряд других ассоциаций. Так, в голове почему-то непременно возникают одни и те же мелочи: «Неслышно приблизься ко мне» в исполнении «Флитвудз», «Дорогая Сузи» Робина Люка и «Бегом к дому» Литл Энтони. Были ли именно эти песенки суперхитами сезона? И да, и нет, хотя, скорее всего, были. Долгими багряными вечерами того лета их крутили по радио ежедневно по несколько раз, вперемежку с бейсбольными репортажами. Бейсбол стал тогда частью моей жизни. Я тогда внезапно осознал, что бейсбольные «звезды», по крайней мере некоторые из них, в чем-то мне очень близки. Произошло это после появления на первых страницах газет сообщения об автокатастрофе, в которую попал знаменитый Рой Кампанелла: он не погиб, однако навсегда остался прикованным к креслу-каталке. Такое же ощущение посетило меня вновь совсем недавно, когда, садясь за пишущую машинку, я услыхал по радио о гибели Тармена Мансона при неудачной посадке самолета.

Еще тем летом мы довольно часто бегали в кино (того старенького кинотеатра под названием «Жемчужина» теперь в Касл-роке уже нет). Больше всего я любил смотреть научно-фантастические картины, вроде «Гога» с Ричардом Иганом в главной роли, вестерны с Эди Мэрфи (Тедди прямо-таки боготворил Эди Мэрфи и по меньшей мере трижды пересмотрел все фильмы с его участием), а также ленты про войну, особенно с Джоном Уэйном. Ну и, конечно, у нас были разнообразные игры: те же карты, бейсбол, «расшибалочка» на деньги — обычные мальчишеские забавы. Все это было, однако теперь, когда я, тупо уставясь на клавиатуру машинки, вспоминаю то безумно жаркое лето, перед глазами встает лишь одна картина: потный Гордон Лашанс в кроссовках и джинсах, бегущий, звеня мелочью, по пыльной дороге к магазинчику «Флорида)».

Хозяин магазина по имени Джордж Дассет сложил в пакет три фунта гамбургеров, четыре бутылки «кока-коли» и открывалку за два цента. Это был громадных размеров мужчина с накачанным пивом брюхом, выпиравшим из-под белой футболки на манер надутого ветром паруса. Как только я появился в его заведении, он, посасывая зубочистку и опершись толстыми, как сардельки, пальцами о прилавок, принялся наблюдать, не сопру ли я чего, и заговорил лишь когда стал взвешивать гамбургеры:

— А я, кажется, знаю тебя, парень. Ты — брат Денни Лашанса, так?

При этих словах зубочистка перекочевала из одного уголка его рта в другой. Он, пыхтя, достал из-под прилавка бутылку содовой и открыл ее.

— Совершенно верно, сэр, вот только Денни…

— Я знаю. Печальная история, малыш. Как говорится в Библии, «и в расцвете лет помни, человек, что ты смертен». Вот так, малыш… Знаешь, у меня брат погиб в Корее. Тебе когда-нибудь говорили, как ты похож на Денни? Да-да, ну, просто копия брата…

— Да, сэр, говорили, — соврал я.

— Я ведь отлично помню, каким он классным был полузащитником. Вот это игрок, Бог ты мой! Ты тогда был слишком мал и вряд-ли что-то запомнил…

Он уставился поверх меня куда-то в пространство, словно перед его глазами возникло вдруг видение моего брата.

— Ну, почему же? Прекрасно помню. Эй, мистер Дассет…

— Что, малыш?

От нахлынувших воспоминаний глаза его затуманились, а зубочистка слегка вздрагивала во рту.

— Снимите руку с весов.

— Что-что? — В легком недоумении он уставился на тарелку весов, где, рядом с гамбургерами, покоились его пальцы-сардельки. — Ах, да… Извини, задумался о твоем брате, упокой, Господи, душу его. — Он убрал ладонь с весов, и стрелка тут же прыгнула вниз на добрых шесть унций. Пришлось-таки ему доложить еще гамбургеров. — Ну, хорошо, держи, — сказал он, протягивая мне пакет. — Посмотрим, что тут у нас получилось… Три фунта гамбургеров — доллар и сорок четыре цента, рулет — двадцать семь, четыре воды — сорок, плюс открывалка за два цента. Итого… Он пощелкал костяшками счетов, — два двадцать девять.

— Тринадцать, — возразил я.

Нахмурившись, он медленно поднял на меня глаза:

— Что ты сказал?

— Два тринадцать. Вы неправильно посчитали.

— Ты что, малыш…

— Вы неправильно считаете, — повторил я. — Сначала вы собирались меня обвесить, мистер Дассет, а теперь хотите обсчитать? У меня была мысль оставить вам несколько центов чаевых, однако, теперь я, наверное, от этого воздержусь.

Я выложил перед ним ровно два доллара и тринадцать центов мелочью. Он хмуро посмотрел на деньги, затем на меня. Лоб его пересекли глубокие морщины.

— Да ты в своем уме, молокосос?! — В тоне его звучала неприкрытая угроза. — Считаешь себя чересчур умным, да?

— Не чересчур, сэр, а в самый раз. И я вам не молокосос. Что бы сказала, интересно, ваша собственная мамочка, узнай она, что ее сыночек обсчитывает, как вы говорите, малышей?

Он чуть ли не в лицо швырнул мне пакет. Бутылки с «кокой» сердито зазвенели. Физиономия его побагровела, и он заорал:

— Вон из моего магазина, молокосос! Смотрите, какой умник нашелся! Сукин ты сын, не вздумай появиться у меня еще раз — вышвырну к чертовой матери, так и знай!

— Успокойтесь, не появлюсь, — парировал я, направляясь к двери. Жара за ней стояла несусветная. Солнце, хоть и давно перевалило полуденную отметку, продолжало палить нещадно. — И непременно прослежу за тем, чтобы ни один из моих друзей — а их у меня где-то с полсотни — никогда не сунул нос в вашу парашу.

— Ублюдок! — завопил Джордж Дассет. — Брат твой не был таким!

— Да пошел ты…

Указав точный адрес, я выскочил на улицу. Дверь за мной с пушечным выстрелом захлопнулась. Вдогонку я услышал:

— Ну, погоди, гаденыш, как только я тебя еще увижу, к чертовой матери башку оторву!

Не переставая хохотать, хоть, честно говоря, сердце у меня и колотилось, я добежал до ближайшего пригорка и только тогда перешел на шаг, поминутно оборачиваясь: черт его знает, вдруг он погнался за мной на машине, или еще что…

Он, однако, не стал гнаться, и очень скоро я добрался до ворот свалки. Сунув пакет за пазуху, я перелез через ограду, спрыгнул на другой стороне, и тут увидел то, что мне уж совершенно не понравилось: возле лачуги Майло Прессмана стоял его потрепанный «бьюик» 1956 года. Значит, Майло уже явился на работу, и если меня угораздит напороться на него, тогда пиши пропало. Пока что ни его, ни вселяющего ужас Чоппера нигде не было видно, к тому же конура монстра располагалась в дальнем конце свалки, и тем не менее я уже пожалел, что перелез через ограду — ведь мог же обойти свалку стороной. Как бы то ни было, лезть обратно теперь еще опаснее: Майло может запросто меня заметить и спустить свое чудовище с цепи.

В голове у меня слегка помутилось от страха. Стараясь выглядеть как можно невиннее — будто свалка и есть мой дом родной, — я не торопясь направился к той части изгороди, за которой виднелись железнодорожные рельсы.

Футах в пятидесяти от загородки, когда мне начало уже казаться, что на сей раз пронесло, я вдруг услышал крик Майло:

— Эй! Эй, парень! Ты что тут делаешь? Ну-ка, сейчас же отойди от загородки!

Мне бы послушаться его, однако страх наоборот погнал меня к изгороди так, что только пятки засверкали. По ту сторону решетки я заметил обеспокоенные лица Верна, Тедди и Криса.

— А ну вернись! — орал мне вслед Майло. — Вернись, паршивец, или я пса спущу!

Угроза эта словно подтолкнула меня, и я удвоил скорость. Пакет с едой трепыхался у меня за пазухой. Тут я услышал идиотский хохот Тедди, крик Верна: «Скорее, Горди! Ну же, давай быстрей!» — и сразу вслед за этим команду Майло:

— Взять его, Чоппер! Фас его, малыш!

Верн, оттолкнув Тедди, поймал пакет, который я перекинул через загородку. Представив ринувшегося за мной Чоппера — огнедышащее, клыкастое чудище, от топота которого земля вдруг содрогнулась, я заорал благим матом, одним прыжком взвился на изгородь и, будто мешок с дерьмом, шлепнулся по другую ее сторону, совершенно не заботясь, куда именно. Свалился же я на продолжавшего гоготать Тедди, сбив с его носа очки и больно ударившись о его мосластое тело. В тот же миг Чоппер, наткнувшись на непреодолимое препятствие, лязгнул у меня за спиной челюстями и издал протяжный, полный разочарования вой. Несмотря на боль, я тут же обернулся, чтобы, теперь уже будучи в безопасности, впервые собственными глазами увидеть легендарного монстра.