Звезда Альтаир. Старообрядческая сказка - Дмитрий Александрович Урушев

прервал его и зашептал что-то на ухо.

Иван покраснел и отшатнулся.

– До чего люди дожили! Мы в нашей сказочной стране о таком и не слыхивали.

– Да-с, мир во зле лежит. Поэтому не советую ходить к владыке Аналогию-с, – сказал хозяин и сделал скорбное лицо.

Но царевич все-таки решил сходить к епископу. Выйдя с постоялого двора, он шел по главной улице и думал: «Коли Бог так хорош, как говорил Пантелей, то и вера в Него должна делать людей лучше. А я, сколько ни видел верующих людей, никого не могу назвать хорошим».

Так размышляя, юноша дошел до епископского двора. Он был расположен на окраине города и походил на богатую усадьбу – частокол с воротами и калиткой, за частоколом терем и всевозможные службы, домовая церковь, большой сад и пруды.

Иван долго стучал в калитку. Открыл заспанный паренек в черной рясе и монашеской скуфье.

– Чего надо?

– Желаю видеть епископа Аналогия.

– Владыка отдыхает после обеда.

– Скажи, от матушки Демагогии.

Паренек впустил царевича и побежал докладывать епископу. А юноша стал удивленно рассматривать двор. Да, царю бы жить в таких хоромах! Сколько сараев и амбаров! Конюшня, псарня, кузница.

Путаясь в полах рясы, паренек прибежал назад.

– Владыка просит пройти в сад.

В прекрасном саду, под яблоней, в покойных креслах сидел перед столом духовитый владыченька Аналогий, великий богослов и сладкоголосый проповедник. Он ублажал себя чаем – диковинным и дорогим заморским напитком. Стол уставлен блюдцами с медом, вареньем, черносливом и изюмом.

Епископ был еще не стар, но тучен не по годам. Темно-русые длинные волосы расчесаны на пробор. Борода подстрижена. Взгляд масляный, умильный, сахарный. И лицо масляное, розовое, лоснящееся на солнце, как владычная ряса белого шелка.

Иван поклонился. Аналогий протянул руку. Царевич растерялся.

– Целуй ручку! – подсказал епископ и захихикал.

Смущенный юноша поцеловал нежное запястье.

– Откуда ты такой прилетел, дикий голубь? Как тебя зовут? – ласково заворковал Аналогий.

– Зовут меня Иваном. Езжу я по белу свету и ищу веру. Матушка Демагогия говорила, что твоя пресветлая премудрость все о вере знает и может помочь мне советом.

– Верно матушка сказала, верно! Готов ответить на все твои вопросы. Да ты садись, Ванюша, чайком угощайся.

Тотчас мальчик-прислужник принес царевичу стул и фарфоровую чашку. Юноша сел и попробовал незнакомый темный напиток. Чай показался горьким.

– Ты, голубь, закусывай черносливом или изюмом, а хошь, медом или вареньем. Мед из Марусьева монастыря. Тебе Демагогия показывала свою пасеку? Нет? А зверинец? Нет? Очень жаль. Знатный у нее зверинец. Верблюд есть, крокодил, чудо-птицы попугай и павлин. Даже слон был. Да прошлой зимой простудился и сдох. Демагогия, слышь, лечила его перцовой настойкой. Но тварь Божья сего лечения не снесла и околела.

И Аналогий засмеялся, как козел заблеял. Потом спохватился:

– Ну, рассказывай, миляга, о своей нужде.

Не вдаваясь в подробности, Иван поведал о поисках веры, о деде Пантелее и старице Хавронье. Епископ ласково глядел на него. И чем дольше он глядел, тем слаще и умильнее становился его взгляд.

– Значит, Ванюша, тебе сказали, что вера – это доверие? Весьма поверхностное суждение, достойное невеж. Вера – это послушание, покорность и смирение. Мы должны быть послушны Богу, как послушны родителям или начальникам. И Бог, видя нашу покорность, воздаст нам сторицей. Будь покорен Божьей воле. Вот и все! Погляди на меня. Я всю жизнь был смирен, и Бог наградил меня за это, – епископ широко обвел рукой сад.

– Как же я узнаю Божью волю?

– Бог никогда Сам не возвещает Свою волю нам, недостойным, но использует для этого особенных людей. Они старше, умнее и опытнее нас. Слушай старших и опытных, голубь, и узнаешь Божью волю. Что тебе сказала блаженная Хавронья?

– Бог, Бог с нами, Сам Бог над богами.

– И как протолковала эти слова матушка Демагогия?

– Сказала, что женюсь, будут у меня дети. И я буду над ними как Бог над богами.

Аналогий снова засмеялся.

– Ох, бабы, бабы! Существа несовершенные, скудоумные, никчемные. Одно у них на уме – свадьбы да дети. Демагогия сие пророчество изъяснила неверно, по-женски.

– А как верно изъяснить?

– А так… Ты примешь монашество и станешь настоятелем монастыря. А братья и послушники будут вокруг тебя как херувимы и серафимы вокруг Господа.

– Кто вокруг Господа?

– Херувимы и серафимы, но речь сейчас не о них. Погляди на меня, Ванюша! Я всю жизнь был послушен и покорен. Во всем полагался на святейшего Никеля, и Бог через него возвещал мне Свою волю. Так я стал патриаршим архидиаконом, потом настоятелем Тишинского монастыря, наконец, епископом в Старгороде. А все почему? Потому что отсекал свою волю и доверялся воле старших. Доверься мне, голубь!

Взгляд епископа стал нестерпимо сахарен и сладок. У царевича аж зубы заболели.

– Хороший ты паренек, Иванушка! Доверься мне. Я тебя не обижу. Будешь у меня послушником. В монашество постригу. Я уже и новое имя тебе придумал – Имморалий. Звучит? Брат Имморалий! Иподиаконом сделаю, архидиаконом. Сделаю настоятелем какой-нибудь обители. Желаешь стать архимандритом Елоховского монастыря? Там сейчас архимандрит Трефологий, так я его, старого осла, на покой отправлю. Все для тебя сделаю. Сейчас чайку попьем. Потом я покажу тебе свое скромное жилище. Сходим в церковку, отстоим вечерню. После в баньке попаримся и поужинаем. После…

– Некогда мне с тобой чаи распивать. – Юноша встал. – Меня товарищи ждут.

– Да плюнь ты на них. Товарищи никогда не предложат того, что я предлагаю. Оставайся у меня.

– Я к тебе пришел о вере поговорить. А ты про баню. Прощай!

Лицо Аналогия стало грустным. Даже слезы на глаза навернулись.

– Ты потом всю жизнь будешь укорять себя, что не остался у меня.

– Не буду. Прощай!

Глава 11

Иван хотел немедленно уезжать из Старгорода. Но его товарищи, осоловевшие от обеда и водки, попросили отложить отъезд на завтра.

На следующее утро царевич рано поднял Демьяна и Кудеяра. Наскоро позавтракали, собрались и выехали на улицу. По деревянной мостовой стучали колеса многих телег – был базарный день, и окрестные крестьяне спешили занять места на торговой площади.

Атаман вспомнил, что надо купить пороха и пуль для пистоли. Поехали на базар. В тихом переулке юноша увидел маленькую деревянную церковь. На покосившейся звоннице глухо, как коровье ботало, брякал треснувший колокол, созывая прихожан.

– Езжайте на торжище без меня, – сказал Иван. – Я в храм загляну.

– Ты же говорил, что ноги твоей не будет в церкви, – удивился поэт. – Впрочем, я зайду с тобой. Мой отец был церковным сторожем. Уж я так сделаю,