Поп Гапон и японские винтовки. 15 поразительных историй времен дореволюционной России - Андрей Аксёнов

печатать нелегальную литературу, чтобы не простаивать зря. В отделении состояло около 300 человек. Неудивительно, что Советская историческая энциклопедия пишет:

«Стачка 1904 – проходила под рук. Бакинского к-та РСДРП. Началась 13 дек. в Балаханах и в Биби-Эйбатском промысловом р-не. В стачечный к-т входили П. А. Джапаридзе, А. М. Стопани, И. Т. Фиолетов и др.».

Эта краткая заметка не дает полной картины интриг, скандалов, инсинуаций и вражды, свойственных любому оппозиционному движению в России. История была бы неполной без упоминания Ильи Никифоровича Шендрикова и его братьев Льва и Глеба. Илья Шендриков, самый известный из троих, отличался энергичностью, красноречием… и неразборчивостью в средствах. Но об этом – позже.

Первым из братьев еще в 1903 году прибыл в Баку Лев. Он организовал рабочий клуб, вступил в единственную деятельную подпольную организацию – РСДРП и сходу стал официальным пропагандистом на бакинских нефтепромыслах.

В 1904 году прибыл Илья. Он также вступил в РСДРП, но оба брата больше тяготели к меньшевикам и не во всем соглашались с остальными социал-демократами. Шендриковых, в частности, не устраивали строгая иерархичность среди большевиков и безусловное подчинение центральному комитету. Также братья обвиняли сопартийцев в том, что они – «интеллигенты», не понимают истинных настроений рабочих, все силы и партийные деньги тратят на ненужные листовки и слепо следуют приказам из центра.

Споры плодов не принесли, и Илья создал «Организацию балаханских и бибиэйбатских рабочих», которая решила уделять больше внимания экономическим требованиям, например борьбе за социальную защиту и восьмичасовой рабочий день. Большевики же традиционно тяготели к крупным политическим задачам: к чему добиваться сокращения рабочего дня, если в стране самодержавный строй?

Энергичностью, красноречием и здравым подходом к делу Шендриковы очень быстро привлекли в свою организацию множество людей – за несколько месяцев там набралось 4 тысячи! Большевики, видя такой наплыв, занервничали и развернули активную пропагандистскую кампанию против бывших соратников, обвинив их в экономизме, анархосиндикализме, авантюризме и дискредитации партии. В результате Шендриковых из РСДРП исключили. Братья же ничтоже сумняшеся продолжали считать себя социал-демократами: в их исключении принимали участие только большевики, а большевики – не вся партия, так что решение силы не имеет!

В 1904 году шендриковцы начали готовить всеобщую забастовку. В ноябре были выпущены «Основные требования», состоявшие из двух частей. Общая не отличалась политической оригинальностью – там шла речь о свободе слова и собраний, созыве Учредительного собрания, равном избирательном праве и, само собой, свержении самодержавия. В частных же требованиях шендриковцы касались интересов рабочих: повышения зарплаты, введения трехсменной работы, сохранения зарплаты на период болезней и отпусков, предоставления бесплатного жилья, медицинского обслуживания, воды и керосина, школ, дешевых столовых, отмены штрафов, увольнения администрации по просьбе рабочих и так далее.

Большевики решительно выступили против стачки – по вполне разумным соображениям. Вся нефть перевозилась морем, на кораблях, из Баку в Астрахань. Зимой навигация закрывалась, нефтепромышленники вообще не были заинтересованы даже в поддержании уровня добычи и сами сокращали ее на две трети. А ведь забастовка – всегда шантаж падением производства! Вместо стачки большевики предложили провести политическую демонстрацию. Они, надо сказать, вообще прохладно относились к стачкам, особенно к таким, которые могли закончиться удовлетворением требований рабочих. Довольные рабочие не особенно стремятся свергать режим, а задачей большевиков было прийти к власти, полумеры их не удовлетворяли.

Проводя эту линию, большевики совершенно откровенно писали в листовках: «Только свергнув царское самодержавие, мы получим все, весь мир, а теперь не добьемся даже тех жалких, мелких требований, которые выставлены отколовшейся от партии группой», – но не уточняли, кто именно имеется в виду под словом «мы».

Так или иначе, призывы большевиков остались без ответа. Утром 13 декабря началась стачка, возглавленная Ильей Шендриковым. Буквально через несколько дней она достигла небывалого размаха – забастовало до 50 тысяч рабочих. Тут большевики поняли, что инициатива уплывает из рук. Но присоединяться к чужой организации они, естественно, не захотели – и вместо этого создали второй забастовочный комитет, скопировали требования шендриковцев и таким образом присоединились к стачке. А еще – подлили масла в огонь, пригласив азербайджанских и армянских социал-демократов.

Все время забастовки шендриковцы и большевики боролись не только с нефтепромышленниками, но и друг с другом – за руководство стачкой. Ради борьбы с конкурентами большевики первыми пошли на переговоры с нефтепромышленниками, но не тут-то было: шендриковцы предприняли все возможное, чтобы сорвать диалог. Большевики убеждали директоров и управляющих, что именно они, большевики, полностью контролируют рабочих, а шендриковцы, чтобы доказать обратное, начали жечь нефтяные промыслы. Окрестности Баку заполыхали. За пять дней сожгли 225 вышек.

Промышленники в панике согласились почти со всеми требованиями большевиков и заключили с ними договор. Они тут же объявили о победе забастовки и призвали бастующих выходить на работу. Но не вышел практически никто: шендриковская «Организация» обвинила большевиков в штрейкбрехерстве, сговоре с полицией и капиталистами, призвав рабочих продолжать жечь вышки с еще бóльшим энтузиазмом. Промышленники поняли, что договорились не с теми.

Еще через два дня Илья Шендриков направил делегацию в измученный противостоянием Совет союза нефтепромышленников и потребовал полного удовлетворения экономических запросов рабочих. Предприниматели согласились на все. В тот же день на территории завода «Электрическая сила», при огромном стечении народа, представители рабочих и нефтепромышленники подписали первый в истории России коллективный договор.

Что же осталось от нефтепромыслов? Пожары нанесли серьезный урон нефтяной отрасли России. И к тому моменту, как промышленники зализали раны, ситуация на рынке изменилась. Себестоимость нефти из-за убытков выросла, а угля – упала. Нефтяникам стало невыгодно увеличивать добычу. Вместо этого они вступили в картельный сговор, договорившись не поднимать уровень добычи и пользоваться тем, что из-за недостатка нефти цена на нее будет продолжать расти. Иностранную нефть в Россию не ввозили – из-за высоких таможенных пошлин. Между тем в США шел бум нефтедобычи. Если в начале века страны были в этом равны, то к началу Первой мировой войны Америка обгоняла Российскую империю в четыре раза.

Тут проявилась характерная черта царской бюрократии. Если дело было интересным, то правительство работало толково, хотя и долго, и создавало сложные, но отлично работающие системы, например винную монополию. Если дело было непонятным или решения не находилось – проблемы копились годами. Нефтяную отрасль можно было вывести из кризиса десятком разных способов: распродать новые нефтеносные участки, снизить таможенные пошлины на ввоз, изменить налоговое законодательство, создать антимонопольную службу… Но сделано не было ничего.

Так из-за неприспособленности правительства к новым историческим реалиям и конкуренции бакинских социал-демократов друг с другом Россия на десятилетия лишилась статуса ведущей нефтяной державы.

Секс в Российской империи

В 1891–1896 годах в Европейской России (без Финляндии и губерний Царства Польского) ежегодно рождалось примерно 4–4,5 миллиона человек. В середине 1913 года население Российской империи составляло около 166,7 миллиона человек – это без учета Финляндии.

Среднее количество детей в каждой семье – пятеро-шестеро. У самого Николая II, например, было четыре дочери и наследник Алексей. Многодетных было много потому, что, во-первых, средства контрацепции были дороги, а во-вторых, аборты были запрещены уголовным законодательством. Все рожали помногу. А если рожали – то, очевидно, занимались сексом.

Когда заходит речь о Российской империи, многие все еще представляют себе религиозную высоконравственную державу, где все ходили в церковь и занимались сексом только с супругами. Это, надо сказать, далеко от истины. Для начала посмотрим на крестьян: в конце концов, 85 % подданных русского царя жили на селе.

В довольно патриархальной крестьянской среде секс до брака, конечно, осуждали, но к началу ХХ века на это уже начали смотреть сквозь пальцы – в первую очередь из-за влияния города. Крестьяне все чаще ездили на заработки, а возвращаясь домой, привозили с собой и свободные городские нравы. Очевидно, что похождения мужчин не осуждались, но и к утрате девушками невинности до свадьбы относились снисходительно. К тому же молодой муж, узнав после брачной ночи, что жена не девственна, мало что мог сделать: развестись было очень трудно[9], рассказывать всем подряд о распутстве жены – бессмысленно и невыгодно, а примириться и смолчать – всем проще будет. Выносить